– Ты меня боишься! – в последней её фразе вопросительных ноток не прозвучало. Я, наконец, решился.
– Хорошо, иду. Только… отвернись, пожалуйста.
– Зачем? – казалась, она искренне недоумевает. Эх, девочка, как бы я не был похож на твоего брата, я – не он. И чувства к тебе у меня отнюдь не братские.
Я отвернулся сам и неловко стащил с себя одежду. Дальше тянуть смысла не было, и я, стараясь не смотреть на соблазнительную картинку, влетел в озеро.
Вода была очень тёплой. Градусов тридцать пять – не меньше. Как будто окунулся в ванну, наполненную кипятком, а не в почти естественный водоём. Я лёг на воду, смывая с себя пот и напряжение последних дней. Приближаться к Сине было страшновато, хоть и очень хотелось. Внезапно она сама вынырнула около меня, обдав тёплыми брызгами.
Осознав вдруг, что находится так близко от обнажённого мужского тела, она тоже смутилась и на пару шагов отодвинулась от меня. Я сел на дно, погрузившись по плечи. Мы неловко помолчали.
– А у вас там, на Земле, тоже сезоны бывают? Ну… когда разрешено это… спаривание.
– Нет – у нас всё совсем не так. И даже слово "спаривание" в нашем языке обозначает процесс скорее между животными, чем людьми.
– А как у вас это называется?
Я поискал в памяти подходящие слова на языке Мегены и не нашёл. Пришлось сказать по земному:
– Любовь, секс…
– Любовь… секс, – повторила Сина, как будто прислушиваясь к незнакомым словам, – мне нравится…
– А я? Я тебе нравлюсь? – спросил и затаил дыхание.
Сина подняла взгляд. Жалко, что сейчас не день – так много можно понять по взгляду. Она ничего не сказала, только едва заметно кивнула. И закрыла лицо ладошками.
Меня охватил неземной восторг. Как будто мне снова шестнадцать лет и я получил ответ на записку от своей одноклассницы – объекта тайных воздыханий. Неужели всё сложится? Но мне совершенно не улыбалось воспользоваться ситуацией, не смотря на романтичность обстановки. Так хотелось продлить момент нежности, поухаживать за Синой, устроить ей настоящий конфетно-букетный период – наверняка в их извращенном мире такого не существует.
Я встал на ноги и потихоньку приблизился к девушке. Отвёл ладони от её лица, намереваясь посмотреть ей в глаза. Но они были закрыты. Тогда я наклонился и осторожно поцеловал её в губы. Ноль реакции. Я отстранился, испугавшись, что всё испортил, но девушка не спешила отталкивать меня. Не открывая глаз, она спросила:
– Что это было?
– Поцелуй. У вас ничего подобного разве нет?
– Нет, – она отрицательно помотала головой. – А давай ещё раз…
Мне кажется, я в жизни не слышал слов, лучше этих! Немного смелее приобняв девчонку, я нежно прикоснулся к ней губами. Через несколько мгновений она робко и неумело, но всё же попыталась ответить мне! Я просто улетел от счастья и нежности куда-то высоко-высоко в светлеющее небо. Сина вздрогнула и прижалась к моей груди, запустив маленькие ладошки мне за спину.
И в этот момент непонятное "Кхгр-р-м" раздалось, казалось, над самым ухом. Мы отпрянули друг от друга, вспугнутые непрошенным звуком, раздавшимся явно не из человеческого горла. Я резко обернулся.
Добрыня, виновато опустив голову и часто-часто подметая песок кончиком хвоста, стоял на берегу, и, кажется, готов был раствориться на месте. Поняв, что мы его обнаружили, он смущённо пробасил:
– Ну, мы это… волноваться начали…
Пёс ты, пёс! Как же ты не вовремя!!!
Момент был окончательно испорчен. Я отвернулся от Добрыни и наткнулся на изумлённый взгляд Сины.
– Он что, сейчас что-то сказал?
– Да… ты только не бойся, это действительно говорящий пёс. Как, впрочем, и кошка. Но это – единичный случай. Просто мои звери такие уникумы. Добрыня, – обратился я к нему. – Скажи, пожалуйста, что-нибудь Сине. Только на её родном языке.
Пёс плюхнулся на хвост, и, вывалив язык в широкой собачьей ухмылке, ляпнул:
– А ты – ничего, красивая…
Наверно именно в этот момент Девчонка окончательно поверила в мой рассказ. Изумление на её лице сменилось таким восхищением, что я не удержался и поцеловал её в носик, и прошептал:
– Подожди, ещё и не такое увидишь! – потом повернулся к собаке:
– Но-но, – в шутку погрозил я ему пальцем, – нечего девушку смущать!
Сина вспомнила, что мы, вообще-то, несколько в неглиже, пискнула и метнулась из воды к одежде. Я побрёл следом. Одевшись, я взял девушку за руку и скомандовал Добрыне:
– Веди, давай, проводник-искатель. Не мог, что ли полчасика по лесу поплутать?
Сина, услышав такое пожелание, мило зарделась и уткнула нос в землю. Мы не спеша двинулись в сторону лагеря. Уже входя в лес, я с сожалением оглянулся – навряд ли мне ещё раз предстоит увидеть этот уголок волшебства на Мегене. В медленно, но неотвратимо наползающем рассвете, призрачные краски поблекли и поляна чуть-чуть потеряла своё ночное очарование. И всё равно – это место останется в моей памяти надолго!
Если дорога от палатки-самолёта до озера заняла у нас примерно половину земного часа, то обратно мы двигались гораздо дольше. Мы с Синой, время от времени останавливались и целовались, краем глаза поглядывая на трусившего впереди Добрыню. Тот не оборачивался, но прекрасно понимал, что надо приостановиться и деликатно делал вид, что его что-то ну очень заинтересовало под ближайшей корягой, или – вон в тех кустиках подальше. Когда впереди показался просвет, мы с девчонкой едва сумели оторваться друг от друга, и просто пошли рядом, даже не держась за руки, лишь изредка обмениваясь короткими взглядами. Ну, прямо, как дети, ей Богу. Вот потешно, наверное, наблюдать за нами со стороны. А вообще-то – плевать – пусть смотрит кто хочет. Смотрит и завидует!
В лагере, как оказалось, все уже проснулись. Варька, довольно урча, вылизывала мордочку – видимо уже позавтракала местным грызуном. Добрыня тоже не жаловался на длительную голодовку. Гоблин, получивший вместе с одеждой запасы своего сухпайка, то и дело бросал в рот какие-то кусочки, что-то попутно втолковывая полиморфу, которому вообще было наплевать на еду. Оставались только я, Федя и Сина. Биоритмы биоритмами, а пустой желудок требовал его срочно чем-то наполнить. С момента последней еды прошло уже слишком много времени.
Сина углубилась на несколько метров в лес и принялась собирать какие-то продолговатые бурые комочки, во множестве росшие прямо под ногами. Я начал помогать ей. Мы складывали добычу на мою куртку, расстеленную на земле. Кода горка из непонятных штуковин выросла до такой степени, что уже не помещалась на куртке, мы подхватили её и в четыре руки понесли добычу на поляну.
То, что мы набрали, оказалось грибами. Сина заверила, что их вполне можно есть сырыми, и тут же показала пример, умяв несколько штук с явным удовольствием. Я осторожно попробовал, откусив за один раз маленький кусочек. Не сказать, что верх гастрономического изыска, но есть можно. Вкус даже местами приятный – как будто слегка поджаренный шампиньон с отдалённым привкусом дыни. Мякоть гриба была достаточно сочной, утоляя, заодно, и жажду. Чего только не попробуешь, прыгая из мира в мир.
Дракон с ещё большим недоверием взял один гриб на пробу. Пожевал, не оценил, но всё равно начал, давясь, поглощать их один за други. Ему бы сейчас мяса шматок, да только где его взять? Сина категорически запретила после рассвета удаляться с поляны, да и ящер, явно не горел желанием менять облик, опасаясь нарушить конспирацию.
Немного утолив голод, я разлёгся на траве и принялся наблюдать за смешным процессом поедания грибов драконом. Внезапно мне в голову пришла интересная мысль и я обратился к Сине за разъяснениями.
– Слушай, а как ваши службы определили, что мы все мужики. Нет, я-то, понятно… а вот Кормоед, хоть и мужского пола, но не принадлежит к расе людей. А Федя вообще встретился с вашими в облике дракона?
– Так он ещё и дракон? Настоящий?
– Ага. Только сейчас ему превращаться не стоит. Я прав?
– Прав, – девушка всё же с заметным интересом осмотрела завтракающего ящера. Видимо лимит удивления, после которого новые чудеса перестают ошарашивать, у неё не исчерпался.
– И всё же… – напомнил я о своём вопросе.
– Всё просто – некоторые из наших обладают возможностью "взгляда сути". Такой взгляд можно много где использовать – например, диагностировать болезни, различать скрытый брак в изделиях – да мало ли где. В каждую группу пограничной службы включается хотя бы одна, обладающая этой способностью. А уж в следственном отделе все поголовно ею владеют.
– И всё равно, – не сдавался я. – Федя-то – дракон.
– Но, в то же время и мужчина. Все в комитете в первую очередь тренируют взгляд именно на распознавание скрытых мужских особей. А уж как они скрыты – этим они интересуются в последнюю очередь. Скорее всего, они решили, что на нём какое-то хитрое устройство маскировки.
– Допустим, убедила, – согласился я. – А как же тогда полиморф? Он тоже по сути мужик получается?
Девушка пожала плечами. А я заметил, что гоблин с интересом прислушивается к нашему разговору. Сина, между тем продолжила:
– Если пограничницы решили, что он мужчина, значит так и есть. А уж следователи ошибиться не могли – это точно.
– Всё равно – странно. Это, на мой взгляд, настолько чуждое существо, что…
– Ну, хочешь, я проверю? – перебила она меня.
– А ты тоже можешь – вот так, как они?
– Немножко, – призналась девчонка и уставилась каким-то отстранённым взглядом на туманника.
Буквально через секунду она закрыла глаза, потом проморгалась несколько раз, будто не веря увиденному и тихо произнесла:
– Не может быть! Их там двое!
Дальше события понеслись вскачь.
– Не-е-ет! – протестующий крик гоблина разорвал лесную тишину. Он вскочил на ноги и бросился к полиморфу.
Полиморф вскипел, в буквальном смысле этого слова и взмыл метра на три над лужайкой. При этом одна его часть, так и оставшаяся неизменной осталась внизу. Продолжая набор высоты, он трансформировался. Причём, в отличие от Феди, его трансформация была мгновенной. Не громкий хлопо