Вчера Горюнов увидел лишь Ваиза. На вопрос Петра о Джари Ахматжонов пробормотал в ответ что-то невнятное. То ли уехал, то ли вышел ненадолго. Решив зацепиться за эту недомолвку, Горюнов повременил отдавать деньги. Отсутствие напарника – веский повод для задержки финансирования, а то и для отказа.
Где гарантия, что Джари не задержан? А Ваиз, может, работает уже под колпаком. Этим могло объяснятся и его отсутствие дома несколько дней подряд. Попасться при передаче денег боевику в чужой стране – это совсем не то же, что просто встречаться с ним. Горюнов попросил прийти Ваиза к мечети вместе с Джари, так как хочет видеть их обоих. Ваиз не стал спорить с человеком из Турции, но выглядел откровенно раздраженным.
Теперь Ахматжонов опаздывал. Зоров поймал взгляд Петра и демонстративно постучал пальцем по циферблату своих наручных часов.
Мирон был взъерошенный, сердитый – он не высыпался здесь, в Бухаре, в доме Фатхуллы. Из-под старой деревянной кровати пахло сохнущими там тыквами. Горюнов беспрестанно курил. Ночью часто вставал и бродил по комнате, кашлял и курил, курил и кашлял. Или молился, расстелив на полу коврик, щепетильно соблюдая конспирацию. Хозяин мог зайти в любой момент. Так и случалось – он словно бы проверял. А Петр был настороже и усердно совершал намазы, которые называл на арабский манер – салятами. Поражала серьезность и даже истовость, с которой Горюнов произносил: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Нет бога, кроме Аллаха, Терпеливого, Щедрого! Нет бога, кроме Аллаха, Высокого, Великого!..» Он не терял концентрацию и вел себя как боевик ИГИЛ[38] всё время. Не ослаблял внимания, даже оставаясь с Мироном в комнате наедине. Зоров от этого испытывал напряжение и неловкость. Он понимал, что это умение быть сдержанным связано с опытом нелегальной работы. Зоров такой сдержанностью похвастаться не мог.
Да еще мешала спать жена Фатхуллы, она с раннего утра что-то варила и жарила, гремела посудой, и стоял удушающий запах кухни…
Горюнов хмурился, прохаживаясь около мечети, досадуя на необязательного Ваиза.
– Слушай, чего ты ночью бродил? – сварливо спросил Мирон, приблизившись. – Я не выспался. И где этот чертов Джари?! Что-то мне подсказывает – пора уносить ноги. Сейчас как нагрянет группа захвата!
– А фиг его знает! – Горюнов огляделся, прислушался к себе, но волнения не испытывал. – Подождем еще минут десять. Покочевряжится и придет. Что-то у него не заладилось с Джари – вот и боится, что ему финансирование перекроют из-за их разлада. Ты все-таки держись в стороне. Твое присутствие может его спугнуть. Подойдешь, когда я подам знак.
Петр не ответил на вопрос о своих ночных бдениях, но его беспокоило то, что сказал ему перед вылетом в Бухару Александров.
Горюнов к нему наведался буквально накануне, уточнял детали сообщения Тарека. Петр в какой-то степени стал посредником между разведчиком, действующим в Стамбуле, и Управлением, в котором теперь работал.
Между делом Евгений Иванович спросил неожиданно (а он любит неожиданные вопросы):
– А что у тебя с Юрасовым?
– Откуда вы его знаете? Он же из другого ведомства, – Горюнов поднял глаза от шифровки, полученной от Тарека.
– Он интересовался тобой у некоторых наших коллег, а мне об этом доложили.
– В каком плане «интересовался»?
Александров выбрался из кресла, прошелся вдоль окон кабинета. Он часто так прохаживался и на паркете словно протоптал дорожку, там почти стерся лак. Генерал будто не слышал вопроса или задумался о чем-то своем. Горюнов не торопил. И Александров все же пояснил:
– Расспрашивал, где ты обретаешься. Дескать, по старому адресу тебя не отыскал.
– Евгений Иванович, вы это к чему?
– Просто возьми телефон Юрасова у секретаря, – сердито ответил генерал. – Набрался от своих арабов хитрости. Ни слова в простоте.
Горюнов подумал, что то же самое в точности можно сказать об Александрове и его афганском прошлом. Но промолчал, дожидаясь продолжения.
Генерал походил еще, Петр уткнулся в донесение от Тарека.
– Он же тебе не друг? Он из Главного управления Генштаба? Встретишься с ним, разберешься, с чего такой интерес к тебе. И доложишь мне. Что ты ухмыляешься?
– Да так. Не знал, что все еще работаю под вашим началом. А почему такой интерес к Юрасову?
– Встретишься и доложишь. И не афишируй ему свои служебные перемещения и нынешний адрес. Сашу твою мы инструктировали на этот счет.
Недоумевая, отчего так всполошился генерал, Петр пожал плечами. Неужели турки попытаются выйти на него в России, чтобы отомстить? Такие предположения должны иметь под собой серьезные основания. Горюнов покосился на бывшего шефа и подумал: «Он будет отслеживать всех моих знакомых? Это в его полномочиях? А мне жить под колпаком у бывшего ведомства? Неужели турки решатся на убийство в России? Я бы на их месте попытался похитить неугодное лицо и, если и не удастся вывезти за границу, нашел бы где-нибудь укромное место, к примеру, в Подмосковье, и плотно поговорил бы с этим “лицом”. А потом прикопал в лесочке».
Но это он бы так поступил. А поскольку «неугодным лицом» являлся сам, насоливший туркам сверх меры, то заносчиво, однако небезосновательно рассудил, что похитить его будет крайне затруднительно. Зато Александра, Маня и Мансур окажутся под ударом. Мысль о Мансуре вызвала у Горюнова подозрения, что пестовавший Горюнова-младшего Александров именно о мальчишке и беспокоится.
– Если ты думаешь, что это из-за Мансура, – словно прочитал его мысли генерал, – то напрасно. Выйдет ли из него нелегал – это еще бабушка надвое сказала, а потерять тебя или Александру по беспечности мне бы не хотелось.
Сказал он это, стоя лицом к окну. Петр опустил голову, испытывая волнение от серьезности сказанного и понимания, что охота за ним турок, по всей вероятности, не миф. Просто Евгений Иванович не нагнетает, но некоей информацией обладает.
– Я проинформировал и твое новое руководство о потенциальной опасности для тебя. Саша и Мансур под другими фамилиями. О твоем семейном положении митовцы не знали, кроме существования Мансура. Но ты тогда вывез мальчишку из Стамбула, и его следы для турок затерялись. Постарайся свести к минимуму общение с кем бы то ни было, а если станешь общаться со своими старыми знакомыми, а уж тем более незнакомыми людьми, – не афишируй свое семейное положение. Если кто-то будет проявлять интерес, – докладывай. Если неожиданно появятся те, о ком ты и думать забыл, – докладывай.
– У меня теперь будет не жизнь, а малина, – бесстрастно констатировал Петр.
– Согласись, это было весьма прогнозируемо.
– Лучше было бы программируемо, а не прогнозируемо. Но вы не дали мне такой возможности, – намекнул Горюнов на то, что его подставили туркам. Александров угрюмо промолчал, понимая правоту полковника и зная, что сам выбрал единственно правильный на тот момент выход в отношении связки Горюнов – Сабиров.
Из-за вспыхнувшей с новой силой обиды Горюнов, только когда вышел из кабинета генерала, вспомнил о деталях разговора с Юрасовым, о которых неплохо было бы известить Александрова. А возвращаться не стал. Евгения Ивановича наверняка бы напрягла информация о том, что Юрасов расспрашивал о Теймуразе Сабирове. Хотя эти вопросы нельзя было считать такими уж неожиданными от человека, дружившего с Муром. Но вот весть о гибели Теймураза… Как она дошла до Юрасова? Это хотелось бы выяснить и самому Горюнову.
На месте Юрасова он бы выдал самую удобную версию – о гибели Мура ему сказала вдова, уехавшая теперь в Болгарию с детьми. Такая версия могла быть правдой, а могла быть и прикрытием каких-то неблаговидных целей. Но пойди разберись – ложь или правда? Особенно если учесть, что связи с Марианной нет. А Горюнов невыездной. Но о том, что он невыездной, в курсе только на службе и… турки.
– Салам! – поздоровался с Горюновым подошедший Ахматжонов и отвлек его от размышлений.
В спортивном костюме и кожаной куртке. Он пришел один и выглядел подавленным.
Горюнов покачал головой, ожидая объяснений.
– Задержался немного, извините, – выдавил Ваиз.
– Где Джари, дорогой? Мы так не договаривались. Вас было двое, потрачены средства на вашу подготовку. Как я буду отчитываться перед нашим штабом? Нет, так дело не пойдет.
– Он… Он не захотел. Уехал домой в Гиджуван. И не суется в город вовсе. Отключил телефон. Приезжал его брат, сказал, что убьет меня, если я от него не отстану. Вроде Джари отправился в Россию или собирается. На заработки. Я один справлюсь. Я не отступлюсь.
– Не сомневаюсь в твоих решительных намерениях. Но план-то рассчитан на двоих. Подбирать сейчас кадры уже поздно и опасно, могут подсунуть агента под прикрытием. Спецслужбы у вас тут не спят. Ты не мог бы говорить по-арабски? Мне ваш язык дается с трудом.
– Попробую, – оглянувшись по сторонам, перешел на арабский Ваиз. Но когда Горюнов заговорил уже на арабском, парень покраснел и смущенно пояснил. – Я так хорошо не говорю. Не понимаю, что вы говорите.
– Ладно, – смирился Петр, возвращаясь к узбекскому, но убедив Ваиза в том, что является самым настоящим арабом. Во всяком случае, тот поверил. Испугался еще больше. Горюнов помнил по своему пребыванию в Эр-Ракке, что узбеки, таджики и другие боевики из стран СНГ побаивались арабов из псевдохалифата, считая их опасными, агрессивными и наиболее фанатично настроенными. – Адрес Джари в Гиджуване, – потребовал он.
– Зачем вам? – озлился Ваиз. – Вы лучше деньги дайте. Мне сказали, вы бабки привезете.
– Деньги после того, как я удостоверюсь, что Джари не арестован. Ты явно скрываешь что-то. Темнишь. Я и тебя не мог столько времени застать дома, хотя с твоим куратором было оговорено время встречи. Адрес!
Ваиз оробел и полез в карман за телефоном. Зоров тревожно поглядывал на них издалека, не понимая, почему Горюнов не подзывает его. Вечерело. Мусульмане начали собираться на намаз. Стало холоднее, и Мирон ежился, напряженно всматриваясь в фигуру полковника, готовый прийти на помощь. Он уже понимал, что отсутствие Джари – это нестандартная ситуация. Горюнов пытается использовать этот «некомплект» с полной выгодой для себя. Фигура «американца» Петру уже не нужна, поскольку изменились обстоятельства.