харе и профукал обученного напарника, на которого мы потратили средства и время. Тебе и отвечать.
– Я скажу, что вспомню. Ведь мы там не слишком откровенничали друг с другом. По территории лагеря бойцы, которых готовили для работы в России, в Узбекистане и других странах бывшего Союза, ходили в масках. Вы же знаете.
– И все-таки ты и Джари общались с ними. Мне это достоверно известно.
– А почему вам не расспросить инструкторов? – спохватился Ваиз. – Они-то должны помнить и псевдонимы, и реальные фамилии.
– Само собой. Но сейчас я расспрашиваю тебя.
Через несколько минут в спутанных воспоминаниях Ваиза всплыл псевдоним Абдулла и то, что он был из Чечни или Ингушетии.
– Мы в Харитане находились вместе, нас обучали минно-взрывному делу в группе из десяти человек. Мы сражались с курдами в районе Атмы. Там был один чеченец, но не Абдулла, другой, – Ваиз стал сосредоточенно морщить лоб, вспоминая. – Абдурахман. Этот был серьезней и солидней. Старший у них – это точно.
– Ты в 2013 году там был? – с брезгливым выражением уточнил мистер Коунс.
– Что он спросил? – растерялся Ваиз.
Когда Горюнов перевел, кивнул в ответ:
– Ах да! Он говорил, что жил на левом берегу Аргуна, недалеко от Грозного. В каком-то поселке, не помню название. Чудное какое-то.
Зоров догадался, что, скорее всего, речь идет о Гикало – поселке неподалеку от Грозного. Там проживает около девяти-десяти тысяч человек. Найти среди них Абдурахмана и Абдуллу лишь по их позывным практически невозможно. Зато реально выяснить, кто из местных выезжал в 2012 году в Египет и в 2013 году из России – конечный пункт поездки неизвестен. Само собой, конечный пункт был Сирия, но они это не афишировали и наверняка обозначили выезд как туристический в Турцию либо для учебы или работы. Зоров по опыту знал, что будущие боевики из России и стран бывшего Союза именно так и делали. «Реально отыскать, вполне реально, хоть и трудоемко», – мысленно ликовал Мирон.
Размышления Горюнова лежали в другой плоскости. Памятуя о родственнике Тарека из ХАМАС, который обещал проработать вариант обучения кавказских боевиков в одной из мечетей Каира, Петр надеялся наконец получить что-то посущественнее, чем почти бессмысленные для оперативников псевдонимы. Теперь Тареку можно переслать фотографии из телефона Ваиза и псевдонимы боевиков. Они могли их себе взять уже в Египте, хотя обычно получали в тренировочных лагерях в Сирии.
– Они есть на фото в твоем телефоне? – Петр вернул мобильный узбеку.
– Вообще-то вряд ли. Не помню, чтобы мы вместе фотографировались, – Ваиз поискал и вдруг воскликнул. – Вот же Абдурахман! Почему же он без маски? – спросил он сам себя и ошалело уставился на фотографию, где позировали несколько обвешанных оружием боевиков, скалились в объектив, похожие друг на друга, самодовольные, обладающие, как им кажется, абсолютной властью.
Сейчас Горюнов наглядно демонстрировал, что эта власть иллюзорна и поставил на место Ваиза и словом, и действием. Он знал цену подобным «воинам Аллаха», у него в подчинении в Эр-Ракке были такие же субчики. Одному он даже прострелил руку, когда тот ослушался. Жесточайшая дисциплина исключала свободу как таковую.
В пропаганде в интернете и при некоторых мечетях умалчивали о палочной дисциплине. Столкнувшись с ней в Сирии или Ираке, боевики мечтали о том, чтобы выжить, а вернувшись на родину с заданием, провести теракт.
Однако довольно большой процент парней, как и Джари, стараются исчезнуть, затеряться, лишь бы быть подальше от этой самой свободы и власти, которые им пригрезились и к которым они стремились. Эта жажда власти к тому же составляет гремучую смесь с псевдорелигиозными заблуждениями, создающими теоретическую базу обыкновенному бандитизму. «Басмачи, одним словом», – заключил старорежимно Горюнов, испытывая желание прихлопнуть Ваиза, а не оставлять его на произвол судьбы, улетев в Москву.
– Почему ты был с кавказцами? Ведь они находились в составе джамаата «Имарат Кавказ?» – спросил «американец» по-арабски с сильным акцентом, который умело имитировал.
Горюнов удовлетворенно кивнул, порадовавшись сметливости Зорова.
– Так вышло. Меня направили в их группу, поскольку я делал успехи при первичной подготовке. А эта группа из десяти человек считалась продвинутой, что ли. Сфотографировались мы в Кафр-Хамре. Мы там охраняли границу. Да вы, наверное, знаете.
– Я в курсе, – согласился Горюнов, несмотря на то, что про действия боевиков в Кафр-Хамре не слышал. Он, будучи в Сирии, действовал в другом районе. Разрушил со своими бойцами монастырь в Маалюле, за что до сих пор себе пенял каждый раз, когда вспоминал. – Ты с куратором из Турции часто связываешься? Почему не сообщил ему о дезертирстве Джари? – Горюнова не интересовал в данном случае Джари, а только регулярность общения Ваиза с хозяевами. Ведь если Ваиз донесет раньше Кабира об их сегодняшней «беседе», неизвестно каким боком это выйдет Тареку. Надо чтобы Тарек успел переговорить с Джумаевым первым.
– Довольно-таки часто. Но я просто не успел сказать насчет Джари. Он буквально накануне вашего приезда сделал этот финт и свалил.
Ваиз наверняка врал и куратору из Турции, и теперь Кабиру Салиму, и мистеру Коунсу в надежде получить все же те пять тысяч долларов.
В самолете Горюнов начал мысленный диалог с Сашей, вернее, продолжил его. Перед его вылетом в Бухару у них вышла размолвка, когда он сообщил Александре, что на все время командировки не будет звонить. Жена начала возмущаться, а Петр урезонил ее убийственным, как ему казалось, доводом: «Ты знала, за кого шла». «В том-то и дело, что нет, – парировала Саша. – Ты выдавал себя за военного переводчика». «Я и есть военный переводчик, по образованию», – уперся он.
Он ожидал, что Александра встретит его с обидой на лице. Но она встретила его со слезами, очевидно, не по поводу их ссоры.
– Мансур уехал, – огорошила она его. – Собрал вещи и уехал. Ты знаешь, я против телесных наказаний, но я была на грани того, чтобы схватить твой ремень, – Саша кивнула на дверцу шкафа и вытерла мокрые глаза со склеившимися от слез ресницами, – и всыпать ему как следует, чтобы опомнился. Но он собрал вещички и уехал.
– Куда? – не теряя самообладания, спросил Горюнов, усевшись на табурет около двери.
– К твоему Александрову! – с вызовом сказала Саша и с удивлением наблюдала, как Петр спокойно пошел мыть руки, затем направился в спальню и улегся на кровать, словно ничего не происходило. И когда замешкавшаяся в коридоре Александра появилась в спальне, он уже спал.
– Молодец! – вспыхнула она.
Нервными раздерганными движениями стала разбирать его сумку с вещами. Нашла гиджуванскую тарелку.
– Это тебе, – с закрытыми глазами прокомментировал Горюнов.
– Не понимаю, – оживилась Александра, – почему ты такой спокойный? Это же наш сын! Тебе наплевать на его судьбу?
– Отнюдь! – Петр сел и потянулся к тумбочке, куда кинул пачку сигарет.
– Эй-эй! – Саша окриком напомнила о запрете на курение в комнате, где находится дочь. – Тогда позвони своему Александрову.
– Мансур сам объявится, – отмахнулся Петр. – А не объявится… – он что-то пробормотал по-арабски.
– Что это значит?
– По-русски? Вроде баба с возу, кобыле легче. Ну что ты кривишься? Он уже не пятилетний. Я, конечно, могу его задавить и физически, и авторитетом. И что это изменит?
– Ты можешь объяснить, что он задумал, что происходит? – она откинула волосы со лба. Темно-синие глаза ее смотрели настороженно и грустно.
Горюнов промолчал, думая, что отъезд Мансура каким-то образом связан с разговором, состоявшимся с Александровым перед отъездом в Бухару. «Неужели он решил его спрятать? – думал Петр, глядя на Сашу задумчиво. – Или Мансур столь заметен, что может навести опасность и на Сашку с Маней? Не так сложно поискать по московским школам и найти мальчишку с сильным акцентом и броской внешностью. Хотя я отстал от жизни. В школах столицы уже слишком много смуглых пацанов с акцентом. Или это все-таки связано с желанием Евгения Ивановича сделать из Мансура нелегала?»
Внезапный уход сына отчего-то проявил для Петра очевидность, что Мансур не справится с уготованной ему Александровым ролью. И от этой мысли Горюнову полегчало. А то его тревожило, что время истекает слишком быстро и Мансур очень скоро выпорхнет из гнезда. Тем более не считает дом отца таким уж родным. Трущобы в Стамбуле, где обитали курды, ему ближе.
– Когда он уехал? Вещи все забрал?
– Нет, сумку только и вчера ушел, после обеда.
Саша вдруг расплакалась. Петр встал, притянув ее за руку, усадил на край кровати и сел рядом.
– Ну чего ты, Сашка? Ты же такая амазонка, рыбу на спиннинг ловишь, добытчица…
Она улыбнулась, смаргивая слезы, и прижалась носом к его плечу.
– Я к нему привязалась. И тебя мне жалко. Что он так с тобой обошелся, – Александра снова шмыгнула носом.
– Брось! Я взрослый дядечка. А Мансур никуда не денется. Побегает, поиграет в самостоятельность и вернется.
– Он, кстати, твои сигареты забрал, – наябедничала Саша, – те, что на холодильнике лежали.
Петр кивнул.
– И главное, – Саша нанесла удар, когда он уже не ждал, – вот ты не взял с собой телефон, с тобой не было никакой возможности связаться! А если бы…
– Вот теперь узнаю язву, – хмыкнул Петр и тут же получил тычок локтем в бок. Он погладил ее руку, которой она его пихнула.
– Не подлизывайся, – довольным голосом сказала Александра. Встала и поцеловала его в макушку. – Мне еще надо бросить в стиральную машинку твои вещи.
– Где мой телефон? – Горюнов уже копался в верхнем ящике тумбочки.
– Где бросил, там и ищи. И нечего на меня грозно смотреть! Это ты у себя на службе молнии из глаз выпускай. У меня громоотвод.
– Фифа, – пробормотал Петр.
Уже из коридора раздался комментарий:
– Я все слышу!
Он нашел телефон, включил его и набрал номер Юрасова.
Предвиделось несколько дней в ожидании новостей от Тарека. Зоров планировал задействовать агентуру, попытаться выяснить, не слышал ли кто-нибудь эти псевдонимы: Абдурахман и Абдулла.