– Особенно потому, что я умер для всех своих бывших знакомых, – Недред поправил очки, чуть успокоившись. Сел в кресло напротив Алима, понимая обреченно, что бородач не уйдет с пустыми руками и надо включать мозги. А Недред отличался большой изворотливостью, потому еще жил. – Почему сам Брожек не приехал? С ним бы мы быстрее все порешали.
Вопрос повис в воздухе. Алим, положив здоровенные кулаки на подлокотники кресла, ждал. Недред вздохнул и спросил:
– Давай конкретно. Кто подойдет к моему человеку? Так понимаю, что не Брожек. Он не в Турции? – не дождавшись реакции, Недред добавил. – Я должен написать записку, а тот человек, только увидев мой почерк, станет разговаривать.
– Значит, не для всех ты умер, – удовлетворенно заметил Алим. – Пиши, что Басир Азар – надежный человек, проверенный, бывший офицер иракской армии. Сейчас в ИГИЛ[65].
– А Брожек тут каким боком?
– Это уже тебе знать необязательно. Басир там сам все порешает. Только ты в своей записочке сообщи, чтобы Басиру доверяли. А что, твой человек сможет вывести нас именно на боевиков ИГИЛ[66] в Чечне? Он такой влиятельный? Я второй раз тебя не намерен разыскивать, если выяснится, что твой человек фуфло. У меня неприятные ассоциации с Умм-Касром.
Недред покосился на Алима, пытаясь понять, с чем связаны эти негативные ассоциации. Мелькнула мысль о Кэмп-Букка[67], но сейчас Ердека больше занимала собственная судьба. Он приосанился.
– Я для Брожека фуфло советовать не стану, – Недред подумал, что, если что-то не так пойдет, Брожек из-под земли достанет. Себе дороже.
Утром, проходя через Галатский мост, Тарек снял парольный знак от Эмре. Это стало неприятной неожиданностью. Вероятнее всего, Алим нашел Недреда и получил от инженера информацию, но Эмре должен был напрямую передать ее в Центр. Очевидно, что-то пошло не так.
Теперь в обстановке, когда за ним постоянно наблюдают, Тареку придется незаметно забрать содержимое тайника. Для этой экстренной выемки они с Эмре выбрали самое безопасное в данной ситуации место – Капалы Чарши, где легко затеряться на несколько минут. Причем затеряться, не вызвав подозрений преследователей.
Тарек забрал оставленный ему в магазинчике у греков конверт. Хозяин сделал вид, что не заметил, как покупатель, неуловимо похожий на Саддама Хусейна, забрал конверт, стоявший между коробами с пишмание и лукумом. Иногда сюда приходил Эмре, который оставлял подобные конверты, а другие незнакомые люди их забирали. В конвертах был прайс-лист на сласти в магазине. С цифрами цен в турецких лирах. Цены менялись от раза к разу и содержали скрытый смысл.
В квартире Атмаджи Озбека расшифровывать послание Тарек не решился. Он подозревал, что дом нашпигован спецтехникой. Искать ее бесполезно, потому что такого рода аппаратуру монтируют в стены, пол и потолок от соседей. Обнаружить ее практически невозможно. А она может не только слушать, но и записывать картинку. Кюбат будет удовлетворен, если получит запись, на которой Тарек колдует над «прайс-листом» из греческого магазинчика восточных сластей. Кроме того, он подставит и греков.
Тарек зашел в ресторанчик, заказал кофе, а сам удалился в туалет. Там в кабинке он расшифровал послание от Эмре и тут же уничтожил. Вернувшись за столик, отгородился от окружающих газетой «Sabah». Лицо его выглядело напряженным и крайне озабоченным. Ему предстояло решить непростую задачу. Сейчас он не мог действовать свободно, а действовать необходимо. Кабир ждет. Время играет против них. Чем скорее Тарек выведет его на боевиков в Чечне, тем больше шансов нейтрализовать банду до готовящегося теракта.
Недред направлял Басира Азара к некоему Кану Татлыбалу. Если Кан хоть каким-то боком имеет отношение к MIT, провал Тарека неизбежен. Но не рисковать, значит, потерять шанс помочь Кабиру. Еще больший риск заключался в том, что встретиться с Татлыбалом необходимо без соглядатаев. Уйдет Тарек от слежки, и подозрения Кюбата вспыхнут с новой силой, как пожар при Мураде IV в 1633 году в Стамбуле. Тогда пожар охватил верфи, дома, лавки мастеровых, а в случае с Кюбатом, как и с огненной стихией, сложно предположить последствия. Какие площади охватит пожар его гнева и подозрений?
Но Тарек даже хотел рискнуть и спровоцировать Кюбата на более открытые действия. Доказательств связи с Кабиром, а через него с российскими спецслужбами у Кюбата не прибавится, если Тарек оторвется от наружного наблюдения. Это ни о чем турку не скажет. Разозлит – да. Но именно теперь Тарек может себе подобное озорство позволить, после того как митовец открыл ему карты. Почему бы таким образом иракцу не продемонстрировать свою строптивость и своеволие? Если бы Тарек мог предвидеть, к каким последствиям это приведет… Что Кюбат еще более неуравновешенный, чем он предполагал.
Принятое решение пойти на контакт с Каном вызвало цепь вопросов, на которые необходимо найти ответы для себя, прежде чем встречаться с неведомым Каном. И самый главный вопрос, чем заинтересовать нынешнего куратора Абдуллы и Абдурахмана, если на него выведет Кан, заинтересовать настолько, чтобы куратор решил ввести в дело нового человека – неизвестного ему Азали?
Такой интерес могли представлять дополнительные денежные средства, которые не надо будет перевозить через границу, или возможность иметь в России доверенного человека, который будет держать в узде террористов.
Ранним утром следующего дня над Босфором висела дымка от холодного воздуха, смешивавшегося с теплым воздухом из печных труб. Турки топили больше дровами, после того как власти запретили топить углем. Из-за большой влажности горький угольный дым прибивало к земле, и невозможно было продохнуть. И все же уголь дешевле, и многие втихаря продолжали отапливаться им.
Без особых трудностей Тарек ушел от слежки. От наружного наблюдения он умел уходить еще тогда, когда местные топтуны пачкали пеленки и агукали. Атмаджи, не вдаваясь в детали, обеспечил Тарека транспортом. Темно-синий минивен стоял на улице в Таксиме неподалеку от гостиницы «Сейлан Интерконтиненталь». Ключи лежали на задней покрышке под крылом.
Усевшись за руль, Тарек с грустью вспомнил их с Кабиром минивен, оставшийся в Багдаде, с желтым пластмассовым крабом на приборной панели, который во время движения покачивал клешнями. Вздохнув, он завел мотор и, через сорок минут выехав на загородное шоссе, направился к мосту Мехмеда Фатиха Завоевателя. Маневрируя по мосту среди бесконечной череды фур, направляющихся в Европу, съехав с шоссе на небольшую дорогу, Тарек добрался до дома Татлыбала. Остановился на гравиевой площадке перед решетчатыми воротами, увитыми сухими ветвями плюща. За домом гулко лаяла собака, учуяв чужака.
Тарек позвонил по домофону, и женский голос сообщил ему, что эфенди Татлыбал рыбачит на набережной, внизу у ресторана и магазина. Расспросив дорогу, Тарек добрался до Босфора на машине и увидел со спины уже немолодого мужчину в старом плаще и шляпе, с удочкой в руках. Поскольку никого поблизости не наблюдалось, ошибиться было нельзя.
Кан – морщинистый, но явно не слишком старый мужчина, с жиденькими усами и унылым взглядом. Он нисколько не удивился появлению незнакомца. Поглядел на Тарека, облокотившегося рядом на железные перила, и снова стал глядеть на поплавок. Курил и ежился от холода, которым тянуло от воды, терся щетинистым подбородком о высокий ворот серого толстого свитера, выглядывающего из-под коричневого плаща.
– Вы Татлыбал? – спросил Тарек, толком не понимая, как этот человек сможет ему помочь.
– Допустим, – согласился рыбак и взял протянутую ему записку от Недреда. Передал удочку Тареку, вынул из кармана очки, неторопливо водрузил их на нос и принялся читать, едва ли не шевеля губами.
Тарек бы засмеялся, но он прожил немаленькую жизнь, чтобы внешнее не принимать за сущность. Он невольно стал наблюдать за поплавком, посматривая на невозмутимое лицо Кана.
Наконец Кан свернул листок, спрятал его в карман вместе с очками и поглядел на Тарека изучающе. По просьбе Алима в своем письме Недред описал внешность Басира, чтобы у Кана при встрече не закрались сомнения.
– Похож на Саддама? – спросил он и хмыкнул удовлетворенно. – И в самом деле. Ты видел Ердека лично?
– Мой человек его навещал, – осторожно уточнил Тарек, понимая, что лукавить не стоит. – Мне расписали, что вы влиятельный человек. Я вот тоже теперь в ИГИЛ[68], однако у меня нет возможности выйти на куратора чеченцев.
– Есть конкретные фамилии бойцов, которые тебя интересуют?
– Байматов и Наргизов.
– Мне надо посмотреть кое-какие записи. Пошли-ка в дом. – Он смотал удочку и двинулся вверх по тропе, которую раньше не заметил Тарек. Оставив машину здесь, внизу, араб двинул следом.
– Не спрашиваю, зачем тебе это нужно, – по дороге заговорил Кан. Он быстро шел по тропе, не оглядываясь. Колючие кусты, росшие вдоль тропы, цеплялись за его плащ и за брючины Тарека. – Не спрашиваю, где Недред. Не стоит мне это знать. Жив – и слава Всевышнему.
Он замолчал, будто на самом-то деле ожидал, что Басир сглупит и все же разоткровенничается. Они так и дошли до виллы молча, только слышалось сиплое дыхание Кана и скрежет камней под ногами.
По склону росли оголившиеся на зиму деревья. Среди них торчали зелеными конусами вечнозеленые кипарисы. Из-за деревьев виднелся минарет, и по холодному воздуху разносился призыв муэдзина на молитву, записанный на магнитофон.
В доме никто не попался Тареку на глаза. Женщина, ответившая по домофону, где-то затаилась. В большой комнате на первом этаже горел небольшой камин, через высокие окна проникали слабые лучи февральского солнца, обещавшего скорое тепло. Они освещали деревянный нарочито грубый пол, по которому приятно ходить босиком. В Багдаде кругом был бетон, дерево – редкость. Только у Кабира в квартире были деревянные полы.