– Ты знаешь Горюнова?
– Да.
– Кто он?
Теймураз замялся.
– Не понимаю.
Тарек посмотрел на него с удивлением. Незнакомец явно сопротивлялся воздействию спецпрепарата, которым его накачали. Дело, конечно, и в спецподготовке, однако все же химический препарат на каждого человека действует индивидуально и довольно непредсказуемо, так как это связано с физическим состоянием. Если человек был измотан физически и морально, то и сопротивление ослабевает.
Теймураз был измотан, Тарек понял это по его истощенному виду, бледности и темным кругам под глазами. Но все же держался.
– Салим и Горюнов – один и тот же человек. Ты понимаешь? – Кюбат спрашивал Теймураза, но искоса посмотрел на Тарека, ожидая от него определенной реакции.
В этот момент Тарек прикидывал, выдержит ли он сам воздействие спецпрепаратов и какие именно разновидности применяют турки при допросах с пристрастием. «Все-таки я уже немолодой, – оценивал он свои возможности. – Может, стоит вскрыть карты, как мы и оговаривали с Кабиром? Или не наступил еще критический момент? Зачем Кюбат устроил этот допрос в моем присутствии? Кто этот Теймураз?»
– Я не знаю Салима, – у Теймураза вдруг прояснился взгляд, и он довольно осмысленно сказал. – Ты пожалеешь, Кюбат. Мёрфи тебе не простит.
– Он мне спасибо скажет, что я вычислил крысу. Я всегда тебя подозревал. Ты и Горюнова нам подставил нарочно, зная, что тот не станет с нами полноценно работать.
– Я не мог прогнозировать, как он себя поведет. И контролировать не мог, вы же решили меня «убить».
Кюбат снял трубку телефона, висевшего на стене за его спиной, и, нажав несколько цифр, сказал:
– Бюлент, зайди. Живо!
Тарек внутренне дрогнул. Теймураз сидел все так же, почти неподвижно, но слегка ссутулился. Он, вероятно, уже знал, кто такой Бюлент.
Зашел невысокий, напоминающий подростка мужчина, моложавый и подвижный. Он держал в руках пластиковый чемоданчик.
– Почему его ничего не берет? Вколи ему что-нибудь! – велел Кюбат.
– Он сдохнет, – пообещал Бюлент почти весело. У него был, наверное, спортивный интерес по отношению к пациенту. – Слишком много всего и на протяжении стольких дней. Не имеет смысла. Он впадет в кому или обезумеет. Он уже на грани. Полиграф мимо пролетел. Безрезультатно. Спецсредства в разных сочетаниях испробовали. Коктейльчики те еще. Можно диссертацию написать по воздействию, а вернее, бездействию на него. Я могу сейчас только антидот вколоть. Может, за этого возьмемся? – он взглянул на Тарека, как глядят на кусок мяса в магазине, выбирая между лангетом и грудинкой.
С досадой Тарек подумал, что не хотел бы попасть в руки к этому «доктору», а потому придется раньше времени вскрывать карты, если мясник подойдет к нему со шприцем и своими склянками со спецпрепаратами. Пока что доктор вколол антидот Теймуразу, и тот довольно быстро, в течение минут пятнадцати, стал более осознанно смотреть на окружающих.
– Ты пожалеешь, Кюбат! – снова и уже более четко произнес он. – Американцы тебе не простят потерю такого агента, как я. Это уже не твои личные разборки, ты переходишь грань дозволенного. Кто это? – он словно только сейчас заметил сидящего напротив Тарека.
– Это приятель Горюнова, твоего дружка. Он его, правда, знает под именем Кабир Салим. Но это дела не меняет. Ты нам подсунул Горюнова, сдал все его установочные данные, а он оказался котом в мешке. А ты ручался за него! Значит, несешь ответственность.
– Мёрфи уже говорил тебе, что я не мог за него ручаться. Я выдал вам российского действующего офицера нелегальной разведки. А то, что вы не смогли найти к нему подход, – это ваш непрофессионализм, и только.
– Я знаю, что ты с Горюновым в сговоре. Мои люди засвидетельствовали твое присутствие в Мардине в то время, когда и он там был. Это не может быть случайностью.
– Мёрфи знает, где я? – устало спросил Теймураз.
Тарек, слушавший их беседу, понял, что Кюбат не сообщил неведомому Мёрфи, вероятнее всего, церэушнику, о своей инициативе задержания Теймураза и уж тем паче о допросе с применением спецпрепаратов, на использование которых необходимо разрешение директора MIT как минимум.
Кюбат проигнорировал его вопрос и обернулся к Тареку:
– Ну что, не возникло желание поговорить о Кабире и о его задании, с которым ты оказался в Турции?
– А у тебя не возникло желание прекратить весь этот фарс? – сказав это, Тарек поймал на себе заинтересованный взгляд Теймураза.
– Так ты свой выбор сделал. Док, вколи ему чего-нибудь для начала.
– Погоди, Кюбат. Давай поговорим, только наедине, – попросил Тарек. – Я тебе скажу, кто я, раз уж пошел такой серьезный разговор. При посторонних говорить не стану.
Тут же появились сотрудники, те самые, что привели Тарека сюда. Они и препроводили его обратно в комнату с железной скамьей вместо койки. Через полчаса явился сам Кюбат:
– Говори быстро и по делу.
Он встал у двери, прислонившись к стене и потирая окровавленный разбитый кулак. Видимо, с Теймуразом у него так и не сладилось. Тот, наверное, сказал нечто такое, что взбесило турка. Кюбат и сейчас дышал тяжело и выглядел до крайности взвинченным, он смотрел тяжелым, просто-таки свинцовым взглядом.
– Мое настоящее имя не Басир Азар, а Ясем Тарек. Я полковник иракской армии, сотрудник ССБ, бывший сотрудник, – нехотя поправился он. – Я был какое-то время в личной охране Хусейна-сайида. Я возглавлял группу сопротивления все эти годы. Мы подрывали американцев в Багдаде. Ты легко сможешь это проверить. То, что ты слышал о Басире Азаре и контрабанде, – это только верхушка айсберга. Я в розыске в Ираке как Тарек. Убрался оттуда, потому что было уже очень небезопасно. Кабира я использовал как удобное прикрытие, правда, понятия не имел, что он российский разведчик. А он понятия не имел, кто я.
– Допустим, – лицо Кюбата приняло мечтательное выражение. – И что это меняет? Если ты иракский офицер, почему тебя не могла завербовать российская спецслужба? В чем противоречие? Я не верю, что Кабир прошел мимо твоей персоны, особенно если это такая персона!
– И тем не менее. Он пропал внезапно. Даже не сказал куда. Больше я его не видел. А тут мой подчиненный Алим уехал в Сирию. Согрел там для меня теплое местечко, разрекламировал. И я занял, скажем так, подобающее положение. А с русскими я не стал бы иметь дело по многим причинам. Во-первых, они поддерживают Иран, а я участник ирано-иракской войны, – он увидел сомнение в глазах турка. – Да, я уже не так молод. Во-вторых, курды, которых тоже русские поддерживают. В свое время я их перебил лично довольно много, участвовал в операции «Анфаль», лично вывозил часть из тех ста восьмидесяти тысяч пропавших без вести курдов и расстреливал. И в-третьих, считаю, что косвенно Россия причастна к гибели Хусейна-сайида. Могли вмешаться активно, а они только посоветовали ему уйти с поста и спасать свою шкуру, пока его страну будут разносить по кирпичикам. Мой Ирак погиб, и виной тому Израиль и США, ну и некоторые их прихвостни из коалиции. Я теперь в ИГИЛ[88], против которого выступает Россия. Моя жена из ХАМАС.
– Ну кстати, против ХАМАС Россия не выступает.
– Но и с Израилем они дружат. Нет, хабиби, я против всех. Моя жизнь с Аллахом и на стороне арабов. Я не фанатик, однако у меня нет выбора. Я сам готовлю боевиков для засылки, в том числе и в Россию. Ты можешь проверить, мои парни не арестованы и действуют там до сих пор. Да, может, тебя убедит еще и тот жетон, что вы сняли с меня. Это моего сына, погибшего при бомбежке Багдада. Капрал Наджиб Ахмед Тарек. Я не стал бы носить жетон чужого человека. Это на случай, если ты сомневаешься в подлинности моей личности. Существуют фотографии. Многие тебе подтвердят, что я – Ясем Тарек. И мог бы стать полезным по-настоящему твоей службе.
– Ты забыл еще кое-что: в-четвертых, арабы ненавидят турок, потому что мы были всегда выше вас. И мы еще вернем свою власть над нашими землями. Сначала Сирию, потом и Ирак. Курдов уничтожим. Так что тебе нет резона работать с нами. С чего вдруг ты предлагаешь сотрудничество?
– Я разумный человек, проживший немаленькую и непростую жизнь. Я не плыву против течения, если у меня нет в загашнике мотора и достаточного запаса топлива. Турки сейчас на высоте. Вы активно помогаете ИГИЛ[89], у вас неплохая армия. Я предпочитаю работать с людьми серьезными, и в данном случае мои антипатии не имеют никакого значения.
– Допустим, – повторил Кюбат. – Это не значит, что я тебе верю. Но если все как ты говоришь, то с полиграфом ты знаком неплохо и достоверность проверки будет небольшой. Психотропные препараты… Ты мне нужен в добром здравии, если мы и в самом деле станем сотрудничать. Тебе придется много рассказывать и писать. Вспоминать имена, фамилии всех тех, с кем ты работал. Не сомневаюсь, что до сих пор функционируют многие разведчики, несмотря на развал Ирака. Вы же не всех сдали американцам – прятали документы, архивы сжигали. Вижу по глазам, что так.
– Я не работал во внешней разведке, с нелегалами дел тоже не имел. Но кое-кого помню, правда, не знаю об их дальнейшей судьбе, тут уж не обессудь. Ты как Мункар и Накир[90]. Будешь донимать своими вопросами.
– И не только. «И как же, когда их упокоят ангелы, они будут бить их по лицам и по хребтам», – турок процитировал Коран.
– Это если я грешник. Но я чист перед своими братьями-суннитами и Аллахом.
– Все вы, иракские офицеры, вспомнили о вере, когда у вас дом сгорел. Когда Всевышний указал вам ваше место, вы опомнились. – Он усмехнулся. – Теперь все встало на свои места, ты мой мамлук[91].
Тарек скривился, но промолчал. Он намеренно заговорил об ангелах, желая продемонстрировать Кюбату свою набожность, и ввязался в ненужный спор. «Конечно, – подумал Тарек, – турки хотят вернуть свою империю. У него это на лбу написано».