хотя бы находился среди курдов, которых считал почти своими. Сын Мансур наполовину курд. И Зарифа-телохранитель спину прикрывала…
Однако, несмотря ни на что, Горюнов ехал на пассажирском месте в «Ладе» по Чечне. Сорок километров от Грозного до Гудермеса с оружием, приведенным в боевую готовность, лежащим на коленях.
К этому времени боевики уже сменили квартиру еще раз, поменяли и машину. Эта «Лада» была уже другая.
В конце апреля около 9-й городской больницы по наводке от Хабиба Наргизов вдвоем с Горюновым встретились с коренастым бритым парнем с бородой и золотой толстой цепочкой на мускулистой шее. Этого типа звали Машхуд. По поводу очередного арабского имени, которыми себя называли боевики, Горюнов язвительно подумал: «Я больший араб, чем эти недоумки».
Машхуд передал сверток с ПМ и две пачки патронов к нему. От Наргизова получил деньги.
Горюнова измотало это состояние подвешенности. Операция затягивалась. Наргизов никак не приступал к решительным действиям. Он наращивал запасы вооружения, скупая все, что только мог достать – от самоделок до пистолетов, переделанных из газовых. Шамиль и в самом деле собирался создать серьезную сеть групп боевиков ИГИЛ[95] в России. Более того, Петр упустил Аслана. Злился на себя, но уже не мог изменить ситуацию.
Наргизов сделал так, что брат поселился с Эмином, тоже перешедшим на нелегальное положение. Горюнов оказался в одной квартире с Шамилем. Несколько дней не видел Аслана, хотя между делом спрашивал Наргизова, куда пропал его брат. Но тот отвечал, что Аслан уехал в Гудермес по делам, связанным с закупкой компонентов для изготовления взрывного устройства. Легальных компонентов. Уехал на прежней «Ладе», у Наргизова на тот момент уже была другая машина.
А вчера Шамиль огорошил Горюнова, дескать, брат уже в Москве, устроился благополучно в общаге и прислал сообщение об этом по «Скайпу». Закупает теперь там недостающие компоненты.
Мысль о том, что в Москве орудуют два боевика, один из которых неплохо обучен, прошел минно-взрывную и стрелковую подготовку, воевал, умеет стрелять по людям, а не по мишеням, привела Горюнова в тихое бешенство. Аслан очень опасен.
Петр, конечно, сообщил через Тарасова в Центр, что они в Москве. Единственная зацепка – общежитие. Теперь дело за оперативниками. Хотя информация про общежитие может быть ложной. Да и Аслан не станет жить постоянно в одной квартире. Будет менять жилье. Контрразведчики могут просто не успеть напасть на его след.
Через Тарасова Горюнов предложил Центру рассмотреть вариант того, что Аслан в Москве разъезжает на той самой «Ладе», но надежда на это слабая. Также он посоветовал отработать проводников поездов, шедших из Грозного в Москву за последнюю неделю. Показать им фото боевиков. Хотя это мало что даст, лишь подтвердит, что они прибыли в столицу на поезде, а не на машине.
Оставался шанс узнать об их местонахождении от Наргизова или шпионя за ним. Но Шамиль оставался бдительным, не столько подозревая «араба», сколько по привычке, вдолбленной в него инструкторами в Сирии. Он стирал все записи на телефоне, да и к телефону его подобраться не удавалось, хотя пароль Петр уже знал, успел подглядеть однажды.
– Мы пробудем в Гудермесе пару дней, – сидящий за рулем Наргизов глянул в зеркало заднего вида, опасаясь преследования. Он не утрачивал бдительность ни на минуту. – Надо будет принять оружие от человека, которого направил к нам Хабиб.
– Он что, турок? Ну тот, кого прислал Хабиб?
– Нет, вроде русский. Хабиб намекнул, что это какой-то важный тип, он имеет влияние и доступ к оружию. Он и с детонаторами должен помочь. Это основная проблема. Все в наличии, а детонаторы достать почти невозможно. В Гудермесе у меня есть парни из новой группы. Оружие, в общем, для них предназначается. Давно пора их вооружить.
– Почему ты раньше мне о них не говорил? Могли бы задействовать их в Москве тоже. Нужны резонансные акции. После теракта хорошо бы записать твое видеообращение к собратьям по джихаду. Это будет иметь большое воспитательное значение. Особенно для сомневающихся. А вообще, мне уже пора уезжать в Сирию. Я ведь инструктор. Туда приезжает все больше добровольцев из многих стран, а опытных инструкторов не хватает. Как только ты перейдешь к решительным действиям, я буду считать свою миссию здесь выполненной.
– Жаль, я думал ты останешься. Мне очень нужны спецы, – посетовал Наргизов.
«Ишь что о себе возомнил!» – наблюдавший за метаморфозами, происходившими с Шамилем, Горюнов заметил, что Наргизов сильно изменился. Забыл, что араб приехал к нему как проверяющий, уже стал вести себя с ним панибратски. Да это и неудивительно, если учесть, как затянулась эта проверка. Обоих устраивала затяжка времени. Горюнова потому, что он хотел узнать побольше о группе Абдурахмана, а Наргизова потому, что ему необходим серьезный профессионал, поднаторевший в террористической деятельности.
Вечером в съемной квартире на окраине Гудермеса Шамиль познакомил Горюнова с двумя боевиками – Джадиром и Рашиком. Оба, если судить по акценту в русском, были чеченцами. Настоящих имен своих они не назвали, так же, как Наргизов не раскрыл их подлинных установочных данных. Горюнов только понял из контекста их разговоров, что они оба в Сирии не были, но жаждут повоевать там, надеясь подработать – ведь в Сирии платят как-никак боевые. И подзаработать, и поднять свой статус на родине среди приятелей, которые не нюхали пороха.
Горюнов, много лет проживший на Ближнем Востоке, уехавший из России в конце девяностых, когда в Чечне еще шла война, вернулся в другую страну. Иногда он приезжал на короткий срок домой, но ему некогда было вживаться в новую действительность. Он спешил обратно, мыслями оставался в Ираке.
По возвращении его удивило то, как проникли американцы в менталитет, в искусство, в большинство сфер жизни его соотечественников. Интернет, книги, кино, телешоу – все несло определенный налет американских идей, а то и откровенно чужеродный подтекст. Все это началось в девяностые, набрало нешуточные обороты, несмотря на попытки россиян в последние годы вернуть свою идентичность. Особенно попала под каток американской пропаганды молодежь. Лозунг «На Западе лучше!» стал превалировать в умах многих. Стоило кому-нибудь возвысить голос и попытаться возразить кричащим в мегафоны о западных идеалах, и с экранов телевизоров, со страниц газет, в эфирах радиостанций тут же робко заикнувшегося политика, писателя, журналиста обвиняли в попытке вернуть цензуру. Эта тенденция напоминала Горюнову начало девяностых, когда разваливали КГБ, предавали агентов, выдавали секреты. Ну как же – гласность, демократия! И зачем нам секреты? Не должно быть тайн, это пережитки советского прошлого. И где грань между свободой и банальной глупостью?
Как получилось, что молодежь имеет доступ к ресурсам ИГИЛ[96] и с ними легко связываются в интернете вербовщики псевдохалифата – террористы и профессиональные наемники-убийцы? Горюнов видел результаты и жертв этой активной вербовочной деятельности.
Его соратники бьются изо всех сил, выявляют, пресекают, но черная зараза выползает изо всех щелей. Надо вести свою пропаганду среди молодежи, если не удается пресечь все каналы. В школах и особенно в институтах не оглядываться на тех, кто кричит про свободу слова, свободу самовыражения, на тех, кто обвиняет силовиков в «охоте на ведьм». Громче всех кричат-то те самые «ведьмы». Правда, до тех пор, пока в очередном террористическом акте не пострадают их родственники, знакомые или известные люди. Тогда те же самые «ведьмы» зачастую начинают кричать, что государство слабое и не в состоянии защитить своих граждан.
Только разведчики и контрразведчики во всем этом гвалте, поднятом в обществе с подачи иностранных спецслужб, использующих людей недалеких либо подкупленных, преодолевая законодательные препоны, создающие большие сложности, продолжают ежедневно и еженощно работать. Не оглядываются, не прислушиваются, а, как диагносты и хирурги в одном лице, – выявляют и отсекают раковую опухоль.
Правда, у Горюнова создавалось ощущение, что борются уже не с самой опухолью, а с метастазами. Опухоль теперь в Ираке и Сирии и там, откуда спонсируют ИГИЛ[97] и другие банды, не входящие пока в черный халифат. Но они сольются в итоге, в этом Петр не сомневался. Так же, как шарики ртути, скатывающиеся вместе в одну лужицу. Только тут не разбитый градусник, а нечто глобальное, и ядовитые пары расползутся по всему миру. Затронут в конечном счете всех…
Ночь, проведенную в Гудермесе, Петр не спал совсем. Он ходил по комнате и курил – ему из уважения предоставили отдельную комнату с видом на мечеть Ташу-Хаджи, подсвеченную желтым светом. Минареты выглядели зажженными свечами. Из открытого окна пахло весной, дождем и свежей зеленью.
Обычно Горюнов засыпал в самых напряженных ситуациях без проблем. Даже в ту первую ночь в Эр-Ракке, когда Галиб в роли проводника провез в Сирию Кабира и Зарифу через турецкую границу…
Петр взвешивал в руке браслет Зары. Последнее время он особенно остро испытывал с трудом сдерживаемый гнев из-за бессмысленной гибели курдянки. Наверное, потому, что не мог ни изменить произошедшее, ни наказать виновника убийства – Галиба. Да еще и Тарек пропал так надолго… О Муре Петр особо не беспокоился. Был обижен на него и считал, что Теймураз выкрутится.
От Зарифы он перешел мыслями к Дилар – матери Мансура. Это воспоминание оптимизма ему не прибавило. В обеих этих женских смертях он видел свою вину. И чем больше времени проходило с тех пор, как все случилось, тем тягостнее на душе становилось.
Он прислонился лбом к стене и кулаками уперся в шероховатые обои. Папироса дымилась в пепельнице на подоконнике, а Петр, стиснув зубы, молча стоял у стены, словно силился, прорвав салатовые обои и бетон, пройти насквозь. Выплеснуть черноту тоски наружу в ночь, так, чтобы клочки ее, пролетев над городом, зацепились за верхушки минаретов и растаяли там с первыми лучами солнца, утекли в тени у подножия мечети.