3. Поскольку экономические выгоды измерить легче, чем общественные, борьба за продуктивность зачастую культивирует в организациях экономическую мораль, которая во многих случаях равносильна социальной безнравственности. Человек в процессе своей деятельности создает множество ценностей, от абсолютно материальных до в высшей степени неоднозначных и эфемерных. Менеджер, озабоченный проблемой продуктивности, обычно предпочитает первые, ведь он без труда может их измерить и приписать к своим заслугам. Декану, которому приходится основывать свои решения относительно повышения сотрудников кафедры на «жестких фактах», скорее станет подсчитывать количество публикаций кандидатов, чем проводить оценку качества этих печатных работ.
Таким образом, навязчивая идея продуктивности означает, что материальные, наглядные, измеряемые выгоды (например, скорость обслуживания в ресторане) оттесняют на задний план нематериальные, которые намного труднее точно определить и представить в количественном виде (к примеру, качество блюд). На самом же деле тут существует еще более серьезная проблема. Она заключается в том, что выгодам первой категории часто позволяют «вытеснять» выгоды второй, даже если их огромная важность всеми признается. Когда работники маршируют под оркестр продуктивности, когда их «оценивают» исключительно по соответствующим показателям, у людей просто не остается выбора. И опять же, лучше всего поддаются измерению экономические критерии, связанные в первую очередь с материальными ресурсами, а общественные ценности отодвигаются на задний план.
Р. Пирсиг в своей знаменитой книге Zen and the Art of Motorcycle Maintenance помогает нам продвинуться в понимании этой проблемы на шаг вперед. Он высказывает предположение, что общественные ценности могут находиться вне компетенции наших логических навыков и анализа (а следовательно, измерения): «Я считаю, что такая вещь, как качество, действительно существует, но как только пытаешься дать ему определение, тут же заходишь в тупик. Это просто невозможно сделать… потому что определения – продукт холодного, формального, логического мышления. Именно поэтому дать четкое определение качеству никак не получается». И все же «хотя дать четкое определение качеству не получается, вы знаете, что это такое»[228]. Но известно ли это экспертам в области производственной эффективности и специалистам по рационализации? Или по крайней мере позволяют ли они себе «знать» то, на чем основывается мощь используемых ими инструментов?
Оказывается, что на практике продуктивность является отнюдь не нейтральной концепцией, а концепцией, тесно связанной с конкретной системой ценностей – экономических ценностей. А одержимость идеей продуктивности может привести к тому, что социальные выгоды окончательно будут вытеснены экономическими и организации полностью перейдут от экономической морали к социальной безнравственности. В главе 9 я цитировал слова Экермана, утверждающего, что системы конкретных целей «могут препятствовать социальной ответственности», вытесняя менее практические социальные цели[229]. И я полагаю, будет нелишним еще раз вспомнить, как проиллюстрировал этот факт Бауэр. Он рассказал о том, что закручивание финансовых гаек способствовало скандалу, связанному с незаконным фиксированием цен, который разразился в General Electric в 1961 г. По его словам, в этой гигантской корпорации людей «…вознаграждали по показателям эффективности труда, но практически всегда эта эффективность определялась с учетом кратковременных экономических либо технических результатов. Чем объективнее такая система, тем больше прилагается усилий выразить результаты количественно и тем труднее расширить правила игры, с тем чтобы учесть социальную роль руководителя компании»[230].
Как видим, явно проэкономическое поведение со временем становится антисоциальным. А слово «продуктивность» превращается в бранное.
Итак, если не в теории, но на практике продуктивность однозначно ассоциируется с конкретной системой ценностей. «Будь продуктивным!» – это призыв к вычислениям, где вычисления означают стремление экономить, относиться к общественным издержкам как к экстерналиям и позволить экономическим выгодам вытеснить социальные. В своем экстремальном проявлении продуктивность становится одним из столпов идеологии, в которой все подчинено экономическим целям, иногда с самыми печальными для общества последствиями. Неудивительно, что в результате продуктивность, эта якобы «абсолютно нейтральная концепция», подобно менеджерам и школам менеджмента, охваченным навязчивой идеей продуктивности, приобретает плохую репутацию.
Глава 17Общество, ставшее неуправляемым в результате управления
В название этой статьи вынесено предложение из речи, произнесенной мною в 1982 г. на симпозиуме, который проводился в Сент-Галлене, Швейцария. Это была резко обличительная речь, направленная против всего, что очень сильно беспокоит меня в менеджменте и в организациях. И я считаю, что аудитория, состоявшая в основном из бизнесменов и студентов, восприняла ее тогда довольно хорошо. Однако до сих пор я ее не опубликовывал; думаю, просто ждал более подходящего момента. Теперь, как мне кажется, он настал. Ее тема, ее структура и тон – это как раз то, что нужно, чтобы стать логическим завершением этой книги и подытожить все вышесказанное.
Весьма любопытно, что именно обсуждение проблем менеджмента и организаций призвано подвести черту и объединить такую большую часть проделанной мною работы. Но это действительно так: практически каждая серьезная и большая тема, которую я развивал на протяжении последних двадцати лет, так или иначе имеет отношение к этому обсуждению. При этом я вовсе не ставил перед собой такой цели; то, что здесь тесно переплетена целая серия идей, получилось совершенно естественно. В результате в некоторых ее местах вы встретите повторения. Пересматривая и редактируя упомянутую выше речь, я решил оставить их и повторить цитаты, которые, с моей точки зрения, вполне заслуживают того, чтобы прочитать их не один раз. Дело в том, что эта последняя глава призвана не только подчеркнуть и осветить вопросы, которые я считаю действительно самыми важными для нашего общества, но и подвести черту, резюмировать все темы, обсуждаемые в этой книге.
Я также намеренно не стал уходить от дискуссионного тона, характерного для публичной речи. В некоторых местах текст может показаться вам бессистемным и случайным, но, я считаю, это помогает сохранить темп и характер презентации материала и подчеркнуть силу приведенных мной аргументов. Если хотите, можете рассматривать это как литературное упражнение автора в заключительной главе книги.
Кроме того, я должен вас предупредить: содержание этой статьи может потрясти вас своим пессимизмом. И это, с моей точки зрения, тоже необходимо. Ведь менеджмент в том виде, в каком он сегодня практикуется, представляет для всех серьезную опасность. Именно поэтому я предпочел преувеличить проблему, чтобы привлечь к ней как можно больше внимания. Очевидно, что на самом деле все далеко не так однозначно и мрачно, как говорится в этой статье. Но все, что было написано в предыдущих главах этой книги – о планировании и роли анализа, о функциональных аспектах бюрократии и о многом другом, – доносит мои идеи и взгляды в более сбалансированном виде, в результате чего картина получается менее мрачная. А последняя статья изначально по замыслу автора должна была иметь резко полемичный характер.
Декан одной из бизнес-школ как-то сказал, что если консультантам платят за то, что они дают ответы на вопросы, то ученые и теоретики получают деньги за то, что они эти вопросы задают. И должен признать, это весьма разумное и логичное разделение труда! Действительно, эта статья больше посвящена вопросам и проблемам, чем их решениям, но в ее конце я все же предлагаю ряд советов и предложений (один мой коллега умудрился насчитать тринадцать рекомендаций, скрытых в этом тексте). Однако я делаю это только для того, чтобы заставить читателя задуматься над этими вопросами. Это не окончательный завершенный труд, а промежуточный этап на пути к пониманию того, что я считаю одной из самых серьезных проблем современного общества, и к их разрешению. И подозреваю, никогда не смогу дописать эту статью до конца, сколько бы раз я ни пытался это сделать.
В конечном итоге мне очень хотелось бы верить, что ее настрой на самом деле оптимистичен. Только если мы сможем понять, как наши организации работают, как и почему они выходят из-под контроля и почему традиционные для нас вмешательства управленческого персонала, как правило, только усугубляют эту ситуацию, – мы сможем приступить к поиску решений для всех этих проблем. Наши организации должны обслуживать нас – как работников, как потребителей, как граждан, – используя и отражая наилучшие человеческие качества: наши способности, не только аналитические, но и интуитивные, и нашу фундаментальную, основополагающую силу духа. И нам надо научиться управлять организациями такими способами, которые помогут сделать наше общество управляемым.
В давние времена охотники-инуиты[231], отправляясь в гости в соседнее селение, умели находить дорогу через десятки миль ровной, покрытой снегом тундры, руководствуясь исключительно своей интуицией. А пару лет назад, когда у двух молодых инуитов всего в паре миль от дома сломался снегоход, они замерзли и умерли в тундре, так и не сумев найти дорогу назад.
Эта история ужасно расстроила меня, и с того момента, когда я ее услышал, она стала для меня символом основной проблемы нашего общества. Я убежден, что всем нам угрожает опасность замерзнуть и погибнуть по той же самой причине. Дело в том, что наши машины и механизмы – в самом широком смысле этого слова, не только технологии, но и наши социальные системы, и особенно наши организации – также притупили наши чувства и разум, лишили способности мыслить интуитивно и все больше осложняют задачу поиска правильного способа решения имеющихся проблем. Короче говоря, наше общество стало неуправляемым именно в результате управления.