Антон ждал нас у входа в кабинет хирурга. Свежая повязка на плече, футболки нет, куртка наброшена на плечи. Оружие, разгрузка и шлем свалены одной кучей на скамейке. Неподалеку на ящиках сидят трое раненых с перевязанными конечностями. В помещении пахнет кровью, лекарствами и дезинфицирующими средствами…
– Где вас носит?! – махнул здоровой рукой Антон. – Тут целая очередь.
– Успеем, – ответил Марк. – У Артура контузия.
– А-а… Придумали. Это что?
Антон ткнул во флягу, что я все еще держал в руках.
– Спирт.
– Дай.
Антон резко выдохнул, отхлебнул, с трудом проглотил и крякнул.
– Что за херня?! Где взял?
– Дареному коню в зубы не смотрят.
– Ладно, топай.
Он толкнул дверь и кивнул мне – заходи.
Владения хирурга состоят из нескольких помещений. Операционная, перевязочная, предбанник и лаборатория. В предбаннике медсестра помогла мне снять оружие, разгрузку и раздеться до пояса. Обтерла корпус и руки дезинфицирующими салфетками, побрызгала какой-то дрянью.
– Что у вас?
– А? – изобразил я небольшую глухоту.
– Что с вами? Какое ранение?
– По б-башке шибануло! Рвануло рядом…
Наемник средневекового мира не может изъясняться современными терминами, даже если их ему называли в тренировочном лагере.
– Что болит? – громко спросила медсестра.
– Б-болит? Голова. И уши! И так… – неопределенно махнул я рукой, – еще… болит…
– Проходите дальше. Врач вас примет.
Перевязочная – кресло, два стола, стул, мощная лампа на треноге, компьютер и небольшой шкаф с медикаментами. И две урны, наполовину заполненные окровавленными бинтами, обертками перевязочных пакетов, пустыми ампулами, тампонами, баллонами… Чисто, уютно и… пахнет кровью. Вся округа пропахла этой жидкостью красного цвета, что течет в наших артериях…
Едва я прошел в перевязочную, из-за занавески выскочил врач. Высокий, с широченными плечами и бычьей шеей. И руками, как у гориллы. Эдакий Шварценеггер от медицины.
– Вы Шевалган?
– А? – продолжал я спектакль. – А, да. Рядовой Шевалган, т-третья секция, третьего взвода т-третьей роты второго сводного б-батальона.
Врач смерил меня внимательным взглядом, жестом указал на кресло.
– Я доктор Дивуси. Садись. У тебя контузия?
Говорил он чуть громче, чем обычно. Специально для меня. Значит, мой вид и поведение пока правильные.
– Так сказала т-та девушка.
– А это? – ткнул он пальцем во фляжку, что все еще висела на поясе.
– Это? Спирт. С в-водой.
– Дай.
Я отцепил фляжку и протянул врачу. Тот отвинтил крышку, понюхал и вдруг сделал приличный глоток.
– Холера! Какая же дрянь!
И сделал еще глоток.
– Держи. Садись в кресло. Голову запрокинь.
Дивуси зашел с другой стороны и начал колдовать с аппаратурой. Потом нацепил мне на голову несколько датчиков, еще пару повесил на руки и грудь.
– Дыши спокойно. Не тянет?
– Н-нет.
Судя по всему, он делал сразу томографию, энцефалограмму, электрокардиограмму и что-то еще. Потом оттянул мне ухо (при том я дернул головой, показывая, что больно), сунул туда прозаическую трубку, заставил открыть рот и высунуть язык. Затем оставил меня в покое и начал колдовать с компьютером.
– Интересно, – проговорил он через пару минут. – Температура – тридцать пять и одна, пульс – сорок два, давление – сто тридцать пять на восемьдесят девять. Необычное сочетание…
Он обошел стол и встал передо мной.
– Со Стама?
– Да, г-господин…
– Без чинов!
– Да.
– Сколько лет?
– Д-двадцать восемь.
– Барабанные перепонки у тебя немного воспалены, голова и тело в порядке. Не считая гематом и ушибов… Что это было?
– Что?
– Снаряд рядом рванул?
– Да. Несколько.
Что барабанные перепонки слегка воспалены, я и так знал. Каждый, возле которого хотя бы раз рванул снаряд, получает приличный удар по ушам. А я попадал под близкие разрывы неоднократно.
– Говоришь, со второго батальона? То есть ты с Асвинта?
– Д-да. Нас недавно перевезли с-сюда.
Врач кивнул и посмотрел на меня с явным интересом и уважением.
– Вчера привезли одного лейтенанта из вашей роты. Он так и не пришел в себя. Говорят, вашу роту выбили подчистую.
– П-пятеро, кроме него, уцелели.
– Да, я знаю.
Он снял с меня все датчики, сел за стол и пододвинул клавиатуру.
– Контузия легкая, другие травмы не в счет… Я могу зачислить тебя только в третью команду.
– К-как?
– Третья команда – это легкораненые. Обычно таких лечат на месте. В крайнем случае отправляют на базу в последнюю очередь. В нашем положении, когда готов только один транспорт, об отправке говорить сложно.
– Я п-понял.
– Ты здоровый парень. Правда, пережил за последние дни такое, что не каждый человек и за всю жизнь переживет… Ладно. Сестра даст тебе лекарства. Принимай постоянно. Я рекомендую отправить тебя обратно. Или оставить здесь до полного выздоровления. Иди.
– Есть…
– Легкое ранение. Третья команда, – рассказывал я парням. – Шанс, что отправят на Логошет, минимальный.
– Вот черт! – досадливо протянул Марк. – И у меня третий.
– Что он еще сказал? – спросил Антон.
– Ничего. Дал какие-то таблетки… – Я взглянул на упаковки. – Противовоспалительные, тонизирующие, укрепляющие… Одна фигня!
Я бросил лекарства в ямку, подцепил носком ботинка землю и завалил упаковки.
– Что будем делать? Антона они еще могут отправить. Нас нет. Через час-другой о нас вспомнят и припашут куда-нибудь. На позиции, может, и не пошлют – раненые как-никак, – но из виду уже не упустят.
Парни смотрели по сторонам, лихорадочно размышляя, как быть. Ни одного толкового варианта. Ни единого шанса!
– Когда транспорт поставят под загрузку?
– Вроде через час… Командование спешит переслать раненых…
Со стороны юга до нас донесся грохот редких разрывов. Над космодромом взревела сирена. Тревога! Не иначе Датлай опять пошел в атаку.
– Черт! Что им неймется?!
– Давайте к транспорту, – предложил я. – Полетит – не полетит, а лучше быть поблизости.
– По штабу долбят, – заметил Антон. – Космодром вроде пока не атакуют.
– Сейчас и сюда навалятся! Пошли.
На космодроме началась беготня. Спешили солдаты на свои позиции, катили к капонирам две самоходные установки, вдоль поля резво бежали несколько человек, на ходу бросая дымовые шашки. Уже заработали оптические средства маскировки. С дальней части взлетного поля медленно взлетал самолет. Мы его раньше даже не видели. Видимо, был хорошо укрыт.
От лазарета к полю помчался наземный транспорт с большим крестом на боку. Санитарный. Наверное, повез раненых к космическому кораблю.
– Давай за ним! – крикнул Марк и первым припустил вслед за машиной.
Мы рванули вперед. Вдруг действительно начнется загрузка?
Наш спурт не привлек особого внимания. Среди суеты и спешки трое бегущих солдат выглядели вполне естественно.
Машина с красным крестом действительно шла к космическому кораблю. Его огромная туша медленно выплывала из-под навеса. Туда же ехали еще три машины. И впрямь посадка скоро…
Между тем стрельба на юге усиливалась. С обеих сторон работало по меньше мере два десятка стволов разных систем и калибров. Однако здесь все еще было тихо. Либо враг сосредоточил все силы на одном направлении, либо решил выждать, пока Равитан стянет большую часть сил к штабу, а потом ударить по космодрому.
Мы почти добежали до транспорта, когда в небо взмыли сразу восемь цуфагеров и взяли курс на юг. Судя по номерам бортов – это первая рота нашего батальона. Недолгим у них вышел отдых…
Транспорт второй категории – это космический корабль длиной раза в два больше нашего ТУ-134 и почти во столько же шире. Где-то треть занимают двигательные и генераторные системы, топливные резервуары и технические отсеки. Еще четверть – помещения команды корабля. Остальное – пассажирский или грузовой отсеки. Такой транспорт способен перевозить до ста человек либо около шестидесяти раненых с носилками и индивидуальными системами жизнеобеспечения.
Все раненые располагались в специальных нишах, имеющих систему амортизации и подогрева. Это обязательный минимум комфорта для космического перелета.
Когда мы добежали до транспорта, здесь уже шла погрузка. У приемного лифта стояли лейтенант и два медика. К ним подносили раненого, медики производили короткий осмотр, лейтенант делал отметку и пропускал его в лифт. И переходил к другому.
– Только их не хватало! – выдохнул Марк. – Не пройти.
– Попробуем, – предложил я. – Попытка не пытка. Нет так нет…
И мы пристроились за цепочкой носилок. На них лежали раненые, укрытые изолирующим покрывалом. А некоторые – стеклянным колпаком. Такие носилки были оборудованы аппаратурой контроля состояния и инъекторами – для ввода лекарств.
Забинтованные головы, руки, ноги. Перетянутые корсетами груди, животы. Коконы на месте обрубков конечностей. Глаза тех, кто был в сознании, смотрят на всех с болью и каким-то неестественным равнодушием. Здесь все – и равитанцы, и наемники. Никого не делят на первый и второй сорта, не сортируют по рангу.
– Смотри, – тронул меня за плечо Антон.
Я проследил за его взглядом. Неподалеку стояла небольшая группа солдат. Тоже с перевязанными руками, ногами и телами. Это, видимо, раненые второй категории. Сами идут к лифту. Кстати, все без оружия, брони и вообще без снаряжения. Только форма.
Перед нами катили носилки со стеклянным колпаком. Под ним – половина тела. Видимо, несчастный попал под снаряд. От ног даже обрубков не осталось. Как еще вытащили с того света? Вот она, медицина будущего. В наше время его вряд ли бы спасли. А с другой стороны – нужна ли ему такая жизнь?..
– Рядовой Миклонош, – проговорил лейтенант. – Первый сводный батальон, третья рота. Наемник. Диагноз… Кхм… Все ясно. Катите его на первый уровень, к тяжелым.