Карл XII, находясь в Белоруссии, долго размышлял над тем, в каком направлении ему двигаться: на Москву, на север, к берегам Невы, или на юг, в богатую продовольствием Украину. Наконец, решил идти на Украину, где его поджидал изменник гетман Мазепа.
Разгром в сентябре 1708 года корпуса генерала Левенгаупта у деревни Лесной стал прологом Полтавы.
День 27 июля 1709 года решил исход войны, и если Швеция еще 12 лет тянула с подписанием мира, то объясняется это не ее способностью оказывать сопротивление, а неуязвимостью ее коренных земель – Россия не обладала достаточным флотом, чтобы угрожать ей вторжением. Полтавская виктория имела огромное международное значение: был восстановлен распавшийся Северный союз, ставленник Карла XII на польском троне Станислав Лещинский бежал из Варшавы, и польским королем вновь стал Август II. Престиж России и ее полководца поднялся на небывалую высоту, и царь, отправившийся после Полтавы за границу, пожинал плоды успеха: перед ним заискивали и добивались благосклонности коронованные особы Европы.
Кампания 1710 года позволила русским войскам без особого труда утвердиться на южном побережье Балтийского моря, были взяты крепости Рига, Ревель, Кексгольм, Динамюнде, а также Выборг. Правда, под Ригой осаждавшая крепость армия понесла значительные потери, но не от неприятеля, а от чумы, унесшей около десяти тысяч человек.
Ничто уже не могло повернуть ход событий вспять. Даже Прутский поход, поставивший русскую армию в такое критическое положение, что и поныне нельзя с точностью установить, как ей удалось выбраться из мышеловки, не мог поколебать престижа России в международных делах. Сколь критическим было положение русской армии на Пруте, свидетельствует готовность Петра, ради заключения мира, вернуть все завоеванные территории, за исключением выхода к морю на Неве. Даже Псков царь готов был отдать шведам, а «буде же того мало, то отдать и иные провинции», – наставлял царь своего уполномоченного на переговорах. Подобных жертв от России, однако, не потребовалось – османы «довольствовались» передачей им Азова и разрушением Таганрога и Каменного Затона.
После изгнания шведов из Прибалтики события Северной войны протекали довольно вяло. Отчасти это объяснялось возникшими в стане союзников противоречиями, отчасти отсутствием у России линейного флота, о котором царь стал проявлять особое попечение после Полтавы. Померанская операция 1712–1713 годов, в результате которой русские войска совместно с союзниками изгнали шведов из Померании, а также две морские победы русского флота – у мыса Гангут в 1714 и у Гренгама в 1720 году – оживили затянувшиеся на десятилетие военные действия.
Особую радость Петра вызвала Гангутская операция, которую он любил сравнивать с Полтавской викторией. Сравнение было данью увлечения царя кораблестроением и военно-морским флотом, ибо победа у Полтавы сопровождалась полным разгромом и ликвидацией армии Карла XII, солдаты и офицеры которой либо сложили головы на поле битвы, либо сложили оружие у Переволочны, в то время как у Гангута было захвачено несколько кораблей и пленен контр-адмирал Эреншельд. Подлинное значение этого сражения в том, что оно было первой морской победой русского флота. Морское сражение у Гренгама закрепило успех Гангута и обеспечило военно-морскому флоту России господствующее положение в Балтийском море.
Балтийский флот превратился в грозную силу, оказывавшую давление на Швецию. Дважды, в 1719 и 1720 годах, на шведское побережье был высажен русский десант, что вынудило шведов сесть за стол переговоров. 30 августа 1721 года был подписан Ништадтский мир, по которому к России отошли Эстляндия, Лифляндия, Ингерманландия, города Выборг и Кексгольм.
Сенат в знак признания заслуг Петра в войне поднес ему титул императора. Россия обрела статус морской державы и стала именоваться империей.
Цель войны была достигнута – Россия не только овладела выходом к Балтийскому морю, но и обеспечила безопасность «Парадиза» – Петербурга, как называл царь основанный им город.
Казалось бы, какое дело мужику, возделывавшему пашню в глухом захолустье и ничего не ведавшему о том, что происходило за околицей его деревни, что Московия превратилась в великую державу, что царь стал именоваться императором, что столицей государства вместо Москвы стал Петербург, что его барин щеголял в венгерском кафтане, что вместо Боярской думы стал править Сенат, а приказы заменены коллегиями? Крестьянин как был, так и остался в рабском послушании у помещика, селянина обошли ассамблеи, указы о бритье бороды и о запрещении жениху, не овладевшему грамотой, обзаводиться семьей; образованность, как и прежде, оставалась уделом господ.
Казалось, что жизнь бурлила только в столицах, и особенно – в новой, и все события обходили стороной десятки тысяч деревенек и уездных городов, где жизнь текла монотонно, как в сонном царстве. Достаточно, однако, внимательно присмотреться к событиям эпохи, чтобы отказаться от утверждения о непричастности к происходившему миллионов тружеников – и они испытали на себе влияние преобразований – не столько в культурном, бытовом и экономическом, сколько в социальном плане.
После Прутского похода, когда угроза вторжения неприятеля в Россию отпала (у Швеции для этого не было сил, а Османская империя довольствовалась уходом русских из Причерноморья), у Петра появилась возможность уделить больше внимания внутренней жизни страны и продолжить преобразования. И если раньше новшества вводились для удовлетворения внезапно возникавших военных надобностей и носили, если так можно выразиться, стихийный характер, то преобразования этого периода отличались планомерностью, тщательным изучением опыта государственного строительства Западной Европы.
В 1718–1720 годах возникли коллегии, заменившие старинные приказы. От приказов коллегии отличались строгим разграничением обязанностей; они управляли определенной отраслью государственного хозяйства на территории всей страны благодаря разработанным регламентам, определявшим место каждой коллегии в государственном механизме. Во главе 12 коллегий, заменивших 44 приказа, царь поставил самых опытных администраторов: Г. И. Головкин возглавил Коллегию иностранных дел, А. Д. Меншиков – Военную коллегию, Ф.М. Апраксин – Адмиралтейскую и т. д.
В ряду административных реформ важное место занимало учреждение Синода, заменившего патриарха. Последний патриарх Адриан умер еще в 1700 году, но Петр не спешил с избранием нового; вместо патриарха была учреждена должность местоблюстителя патриаршего престола, которую вплоть до образования Синода (1721) занимал Стефан Яворский. Учреждение Синода, состоявшего из чиновников в рясах, означало полное подчинение духовной власти светской. Отныне не могло возникнуть ситуации, аналогичной делу Никона при отце Петра, когда патриарх пытался затмить царя и претендовал на первенствующую роль в государстве.
Подверглись совершенствованию Сенат, а также губернская администрация – основной административной единицей стали не восемь губерний, на которые была поделена страна, а провинции – более мелкие по размерам территории.
Надзор за деятельностью созданного бюрократического механизма осуществляли генерал-прокурор и обер-прокурор Сената и Синода, прокуроры коллегий и провинций. Российское чиновничество существовало до Петра, в годы же проведения административных реформ царь вооружил его уставами и регламентами, четко определявшими каждое действие должностного лица и порядок продвижения бумаги от одной инстанции к другой. Строгая регламентация привела к тому, что мерилом работы чиновника стало не дело, а след, оставленный им на бумаге, – многочисленные пометы и резолюции.
К внутриполитическим акциям правительства, оставившим заметный след в преобразованиях, относится указ о единонаследии 1714 года, определивший порядок передачи наследства потомкам. Отныне главное богатство помещика – земля и крестьяне – не подлежало дроблению, оно целиком передавалось одному из сыновей. С одной стороны, указ принуждал дворянских отпрысков служить: репрессии к уклонявшимся от службы дворянам не давали должного эффекта. Теперь все сыновья, лишенные земли и крестьян, должны были добывать себе хлеб насущный службой в армии, на флоте и в канцеляриях. С другой стороны, указ предотвращал дробление имений, а следовательно, и обнищание дворянства. Кроме того, указ 1714 года объявлял все земельные пожалования, в том числе и поместные, вотчинами, чем оформил слияние вотчинного и поместного землевладения.
Изначально повелось, что всякий прогресс, всякое продвижение вперед осуществлялись за счет усилий прежде всего трудового народа. Преобразования первой четверти XVIII века не являлись исключением.
Под Полтавой разгромили шведов калужские, тверские, рязанские, владимирские, новгородские, вологодские мужики, обряженные в непривычные солдатские мундиры. Изнурительным трудом таких же мужиков, согнанных со всей страны, создавалась величественная столица империи. За счет мужика кормилась армия чиновников, за его же счет офицерам платили жалованье и содержали 220-тысячную армию, покрывали расходы на обучение дворянских недорослей, отправляемых за границу, устраивали маскарады и фейерверки.
Бюджет государства на 1725 год увеличился втрое по сравнению с бюджетом 1680 года. Из этого не следует, что налоговый пресс давил на каждого налогоплательщика с утроенной силой. Размер налога бесспорно увеличился, но утроенные бюджетные поступления достигались не столько за счет повышения налоговых ставок, сколько за счет увеличения числа налогоплательщиков. Их списки пополнились миллионом душ государственных крестьян, которых обязали платить сорокакопеечный оброк, ту же сумму, что получал помещик с каждой крепостной души мужского пола. Ранее государственные крестьяне оброка не платили. В налогоплательщики, кроме того, были зачислены холопы – челядь, находившаяся в услужении у барина либо обрабатывавшая на него пашню.
Уплатой налога обязанности трудового населения перед государством не ограничивались – крестьяне и горожане несли множество других повинностей, из которых самыми обременительными были рекрутская, подводная (поставка телег для перевозки казенных грузов), постойная (предоставление жилища для войск, находившихся на марше), а также привлечение на строительство городов и крепостей.