Князь, как видим, любил одаривать супругу, но не любил расставаться с деньгами, затрачиваемыми на приобретение подарков, – ни на один из них он не издержал ни копейки: огурцы, яблоко и шкатулку Александр Данилович получил в подарок, цуги лошадей, слуги и болтливые девицы оказались у него в качестве трофеев, а рыба была наловлена при его участии.
Приходится отметить – скупость Данилыча затмевала все прочие страсти, вместе взятые, в том числе любовь и привязанность к жене.
Подарки Дарьи Михайловны были более существенными. Среди них чаще всего съестное, напитки и одежда. Дарья Михайловна заботилась о продовольствовании Алексашки еще в годы, когда оба они не были связаны брачными узами. Супружество умножило заботы. Вероятно, имело значение и письмо царя, отправленное Дарье Михайловне 2 ноября 1707 года из Петербурга. «Також откормите Даниловича, чтоб я не так ево паки видел, как в Меречах».[391]
Старание супруги откормить Даниловича вне подозрений. Где бы ни находился князь, туда тянулись обозы со всякой снедью. В середине сентября 1708 года из Смоленска было доставлено 10 четей сухарей, четь овсяных круп, 40 цыплят, бочонок огурцов, 100 булок и столько же калачей, бочка венгерского вина, две бочки пива. Не прошло и полутора месяцев, как запасы светлейшего пополнились новой снедью, среди которой были три пуда коровьего масла и множество деликатесов: пуд паюсной икры, две белужьи спинки, бочонок сельдей, бочонок соленых слив, кадка свежего винограда, четыре десятка соленых лимонов.
Меншиков то и дело благодарил Дарью Михайловну за полученное вино, цыплят, пиво, мед, пирожки, дыни, яблоки и прочее. Иногда он и сам требовал припасов: «Да извольте к нам прислать две телеги з запасами, в котором нужду имеем». Или: «Пришлите к нам немедленно бочку венгерского».[392]
На попечении Дарьи Михайловны находился и гардероб супруга. Периодически она отправляла ему кафтаны, штаны, рубашки. Вместе с тем княгиня одаривала светлейшего всякого рода безделицами и украшениями. 3 мая 1710 года она писала князю: «Посылаю к милости твоей презент – перстень с зеленым камнем, то есть знак надежды нам в милости твоей»; в декабре следующего года светлейший благодарил из Ревеля «за презент, то есть за присылку табакерок, которые, – как писал получатель, – зело приятно я принял, тако ж и за икру».[393]
Молва о добром согласии между князем и княгиней стала достоянием столицы. Услужливые виршеплеты по поводу девятнадцатилетнего юбилея их супружеской жизни сочинили поздравление с витиеватым и тяжеловесным описанием достоинств князя.
Льстивые вирши в его честь венчает стих, в котором имя Александра Меншикова поставлено рядом с Александром Невским и Александром Македонским:
Виват войск всероссийских фелтьмаршал главнейший,
Князь Римской и Российской империи светлейший,
Герцох земли Ижорской, кавалер дознанный,
Разными победами свидетельствованный,
Друг же многих монархов в союзе любезных,
Двом храбрым Александром тезоименитый —
Невску и Македонску – их же знамениты.
Вирши заканчиваются здравицей в честь супруги:
Да здравствует такожде и супруга его
С фамилиею всею, та ж да не престанет
От рода в роды паки сего света станет.[394]
Особое положение в семье светлейшего занимала его свояченица Варвара Михайловна. Ее не назовешь ни «бедной родственницей», ни приживалкой, готовой терпеть унижение ради куска хлеба и крыши над головой. Такого рода родственники выражали покорность и подобострастие, их заискивающие взгляды, встречаясь с глазами преуспевающих хозяев, пытались прочесть в них малейшее желание. Не такой была Варвара Михайловна.
В доме князя она пользовалась уважением. Не сумев завести собственной семьи, она верой и правдой служила семье своей сестры. На ней, по-видимому, держался дом и воспитание детей. Это была личность приметная и влиятельная – недаром ей после падения Меншикова была уготована келья, в то время как братья Дарьи Михайловны, люди серые, не были ущемлены.
Имя Варвары Михайловны в документах семьи встречается с той же поры и столь же часто, как и имя ее сестры Дарьи Михайловны. Редко какое письмо Александра Даниловича не содержит просьбы передать поклон Варваре Михайловне. Равным образом в ответных письмах Дарья Михайловна не забывала поклониться супругу от имени своей сестры. Но из этих скудных сведений можно сделать лишь единственный вывод – в доме Варвару Михайловну чтили и княгиня, и князь. В противном случае Александр Данилович не употреблял бы нежных слов: «Поклон мой отдаю Варварушке Михайловне». Иногда имя ее князь упоминал в обращении: «Княгиня Дарья Михайловна, о Господе, здравствуй, вкупе с моею и своею сестрами».
Самое примечательное в положении Варвары Михайловны в семье князя: она, в отличие от княгини, вмешивалась в дела вельможи и не чуралась роли ходатая, неизвестно, однако, бескорыстно или за мзду: к ней обращались с просьбами о «предстательстве» перед князем. Правда, такое происходило только после смерти Петра; майор Иван Хрущов просил Варвару Михайловну «чрез заступление милости вашей к светлейшему князу, чтоб мне быть во оном Стародубском полку полковником». Некий Г. Чернышов хлопотал через Варвару Михайловну о переводе из Воронежа в Петербург и т. д. Сколь успешным было «предстательство» Варвары Михайловны – неизвестно.[395]
Сестер у светлейшего было не две, как ранее полагали, а три: Анна, Мария и Татьяна. Чаще других источники называют Анну Даниловну, видимо, самую младшую из них. Анна Даниловна еще до женитьбы своего брата на Дарье Михайловне проводила время в ее обществе и находилась под присмотром девиц Арсеньевых. Мало что изменилось в положении Анны и после того, как отношения между ее братом и Дарьей Михайловной были оформлены браком, – года три она жила с Дарьей и Варварой Михайловнами, странствуя вместе с ними по городам и весям, расположенным вблизи театра военных действий.
Анна Даниловна вышла замуж за Антона Девиера. Этот брак не входил в расчеты Меншикова, считавшего, что сестре князя невместно иметь супругом царского денщика. Гнев светлейшего достиг апогея, когда к нему явился Девиер просить руки его засидевшейся в невестах сестры. Жених при этом заявил, что князь вправе ему отказать, но тогда светлейшему придется иметь дело с внебрачным племянником. Согласно молве, Александр Данилович велел высечь и выпроводить наглого жениха, осмелившегося нарушить честь его сестры, но тот пожаловался царю, и Петр велел сыграть свадьбу.
В этой версии, видимо, немало истинного. Во всяком случае, Анна Даниловна, выскочившая замуж при столь пикантных обстоятельствах, утратила прежнее расположение своего знаменитого брата. Не приобрел расположения и зять, Антон Мануйлович Девиер. Светлейший затаил если не злобу, то недовольство и не пожалел ни зятя, ни сестры, когда в мае 1727 года отправлял Девиера после экзекуции в сибирскую ссылку, а Анну Даниловну – на поселение в одну из деревень. Честолюбие взяло верх над родственными чувствами.
Из этого не следует, что две семьи намертво враждовали между собой. В отдельные годы отношения между ними были настолько тесными, что создавали полную иллюзию близости родственной. Подобное наблюдалось в 1722–1723 годах, когда князю грозили наибольшие беды и он в лихорадочных поисках заступников не пренебрег и своим зятем, снизойдя до того, что приблизил его к себе и на время забыл о неприязни. В январе 1722 года князь просит Девиера, находившегося вместе с царем в Москве на празднестве по случаю заключения Ништадтского мира, «о всем нас уведомлять, о чем мы на вашу милость есть благонадежный». Не подлежит сомнению, что у Меншикова было множество доверенных лиц, готовых «о всем нас уведомлять», но кто знает, может быть, зять проявит рвение и пронюхает то, что останется тайной для прочих корреспондентов.
В свою очередь светлейший не счел зазорным для себя разразиться теплым посланием в марте того же года по случаю рождения племянника, нареченного в честь дяди Александром. Сердечное поздравление завершается пожеланием: «Во оной торжественный праздник вам со всею вашею фамилиею препроводить во всякой целости здравие вашего и оного вашего новорожденного сына, нашего любезного племянника». В феврале 1723 года Меншиков дает Девиеру весьма деликатное поручение – известить его об оценке, данной царем строительным работам в Петербурге, которыми руководил он, Меншиков: «Угодны ли оные его величеству будут – извольте нас уведомить».[396]
Вхожа была в дом и Анна Даниловна. Визит ее в июне 1724 года зарегистрирован источником. Тем не менее у близких родственников отношения не были ни близкими, ни сердечными.
Вторая сестра Александра Даниловича, Мария, упоминается в письмах князя всего три раза, и то благодаря драматическим событиям, в которых оказался ее муж, бригадир Алексей Федорович Головин. Во время обороны Полтавы он угодил в плен, а потом был освобожден под Переволочной. Дальнейшая судьба Марии Даниловны нам неизвестна. С уверенностью можно сказать лишь одно – она умерла ранее 1718 года, а ее супруг Алексей Головин скончался в 1718 году в чине генерал-майора. Единственная их дочь Анна вышла замуж за морского флота поручика Александра Ивановича Леонтьева.
С племянницей Александр Данилович поддерживал более теплые отношения, чем с сестрой Марией. Во всяком случае, писем Марии Даниловны не сохранилось, а посланий Анны Леонтьевой и ее супруга дошло несколько десятков. Они высвечивают любопытные бытовые подробности тех времен, переносят нас в мир их несложившейся семейной жизни.