Ночная жизнь мрачной питерской тюрьмы далека от блестящей феерии ночных кабаков и казино, но в целом повторяет ее. Здесь также царит атмосфера игорного дома, продажного секса обоих полов. Здесь в ходу наркотики и алкоголь.
…Идут по шумной галерее два бойца ОМОНа в пятнистой форме, разговаривают о чем-то негромко, несут рюкзачки камуфляжные за спиной. Что им здесь нужно?… А черт его знает, что им нужно. Идут омоновцы с рюкзачками, поглядывают на номера камер.
— Стой, — говорит один другому, — давай-ка перекурим.
Останавливается боец особого назначения, поворачивается спиной к открытой кормушке камеры. Прикуривают ребята и не замечают, как чьи-то руки наглые, жадные высовываются из кормушки, шарят в рюкзачке, звякают стеклом.
…Перекурили, пошли дальше, поглядывая на номера камер. Снова остановились покурить, и снова чьи-то руки шарят, звякают… А пустых бутылок в Крестах не бывает. Пустая тара заворачивается в тряпку, разбивается тихо, дробится в мелкое крошево и сливается в унитаз. С пьянкой, блин, строго!
…А чего омоновцы-то шлялись? — А черт его знает! Может, какое спецзадание у них секретное? — Очень даже может быть.
Ночью, почти под утро, когда камера два-девять-три уже угомонилась и уже почти не ощущался тошнотворный запах крови, контролер увел Зверева на встречу с Лысым. Навряд ли уход Сашки остался незамеченным, но никто и виду не подал.
Зверев и контролер быстро шли по пустым коридорам с тусклыми лампами. Сашке вспомнилось, как меньше суток назад он шел с другим контролером на другую встречу… Сгниешь в тюрьме!… Нет, Пал Сергеич, товарищ первый заместитель, не сгнию! И баланец уже подвели… и фитанец выписали… но мы еще посмотрим!
На одной из лестниц Зверев вдруг увидел Кирпича. Дядя Слава шел в длинном — до пят — шикарном пальто. В руке нес полиэтиленовый пакет. Сквозь полиэтилен явственно просвечивала литровая бутылка водки «Абсолют» и блок «Мальборо». Кирпич посмотрел на Зверева, зацепился взглядом… на грубом лице отразилось какое-то усилие мысли: очевидно, он пытался вспомнить, где же они встречались. Но ничего дядя Слава так и не вспомнил, а просто кивнул головой, как кивают знакомому… Разошлись. Зверев усмехнулся: однажды ему доводилось задерживать Кирпича. Теперь они оба оказались в тюрьме. Сашка обернулся и посмотрел вслед Кирпичу и сопровождающей его контролерше… Привет, дядя Слава…
…Лысый широко улыбнулся и подмигнул Звереву.
— Полчаса, — сказал контролер. — Полчаса, не больше.
— Лады, Вадик, — ответил Лысый. — Все будет путем. Когда я тебя подводил?
Контролер вышел, щелкнул замком двери. Лысый протянул руку.
За дверью кто-то прошел. Скорее всего, тот самый контролер, который организовал встречу.
— Кстати, — сказал Зверев, — есть одна идея.
— Какая?
— Ты верно сказал: освободиться надо. Но это, по моим прикидкам, произойдет не очень скоро. — Сашка посмотрел на Лысого, тот кивнул. — Не очень скоро… но можно попробовать изменить режим.
— Это как? — голос Виталия звучал удивленно.
— Ты в курсе, что есть тюрьма на улице Лебедева?
— Детская-то? В курсе, конечно. А что?
— Нужно переводиться туда. Там условия содержания значительно легче.
Несколько секунд Лысый молча смотрел на Зверева.
— Там ведь малолетки, Саша… мы-то каким боком?
— Видишь ли, какое дело… Есть внутренняя инструкция ГУИН, согласно которой в каждой камере с малолетками должен находиться один взрослый. Милые детки, если их оставить без присмотра, устраивают такой беспредел — только держись! Поэтому и подселяют к ним мужика с крепким характером. Такого, чтобы сумел круто поставить на место. Понял?
— Понял, — оживился Лысый. — А как это сделать?
— Сделать это можно, используя наши возможности суммарно. Слушай…
За дверью снова прозвучали шаги. Сашка посмотрел на часы и начал быстро излагать Виталию свой план. Виталий слушал внимательно, кивал бритой головой.
— О'кей, — сказал он. — Я все понял… Завтра-послезавтра адвокат свяжется с твоим человеком. Думаешь, получится?
— Должно получиться, Виталий, должно. Еще года три назад было бы нереально, а теперь, в нашем бардаке беспредельном… Я вон сейчас шел сюда — Кирпича встретил. Идет дядя Слава по коридорчику тюремному, не скрываясь бутылку «Абсолюта» несет. Вот так!
— Опять Кирпича заарканили? — сказал, улыбаясь, Лысый. — Нужно будет с дядей Славой пообщаться… под «Абсолют».
Время еще оставалось. Посидели, покурили. На душе у обоих стало немного полегче: определились конкретные направления действий. Какой результат они дадут — еще неясно, но тем не менее всяко лучше, чем сидеть сложив руки и ждать, пока чужой дядя равнодушно решает твою судьбу.
— А знаешь что, Саня, — сказал Лысый, — не нравится мне вся эта история вокруг твоей подруги. Что-то здесь не так.
— В ней все не так, начиная с поведения Джабраилова. Не должен был он заяву написать. Ну никак не должен… а написал! Что-то его к этому подтолкнуло. Но что?… Я предполагаю, что это мог быть большой мент. Вот только как он-то узнал? От кого?
— Либо от — извини — женушки своей, либо от Магомеда. Других, Саша, вариантов нет.
— От Насти? — спросил, выдыхая дым, Зверев. — Нет, это совершенно нереально. Нет, Виталий, нет. Скорее всего, Паша барыге не доверял и подвел к нему человечка, а тот и засек что-то неладное…
— Слеп ты, Саня, как все, — Лысый усмехнулся, — влюбленные. Дельце-то с душком, и все стрелки на тебя сводятся. И если бы я тебя не знал…
— Тогда — что?
— Сам понимаешь — разговор был бы другой. Стас предлагал с тобой поработать. А он — поверь мне — это умеет.
— Верю, — сказал Зверев с улыбкой. Он отлично представлял, какими методами действуют братаны, когда нужно разговорить человека.
В коридоре послышались шаги, время рандеву истекло.
А попить «Абсолюта» с дядей Славой Лысому не пришлось. Когда Кирпича привели в хату, случилась вот какая история. Глупая, почти неправдоподобная, но факт, как говорится, имел место[22].
— А ты что за конь? — спросил Кирпича покрытый татуировками тщедушный мозгляк с гнилыми зубами. Он сидел, свесив ноги со второй шконки, и чесал пятерней впалую грудь. Обращаться так к Кирпичу не следовало. Это была первая ошибка. Бродяги так себя, не ведут… Дядя Слава усмехнулся. И вот тут отмороженный увидел просвечивающую сквозь полиэтиленовый пакет бутылку! И совершил вторую ошибку.
— А это у тебя что в пакете? — спросил он.
— Водка, — ответил Кирпич.
— А ну давай сюда!
— Почему? — наивно спросил Кирпич.
— Ты, фраер локшовый, с вором разговариваешь! Место твое у параши. Давай сюда водяру, фраерок.
— А-а… ну если с вором, — сказал Кирпич. — Тогда конечно… бери.
Гнилозубый спрыгнул на пол, прошлепал босыми ногами, вырвал пакет. А дядя Слава отошел в угол, присел на корточки и просидел там до утра. Водку вылакали три придурка. Едва не подрались. Гнилозубый пытался спеть песню про то, как Маруся отравилась, но дальше первого куплета добраться не мог… Кирпич с закрытыми глазами сидел в углу.
На следующую ночь дверь камеры отворилась и вошли трое. Один из них — Виталий Мальцев по прозвищу Лысый. Имена других история не сохранила. Вошли, поздоровались с дядей Славой, принесли ему презент — бутылку водки. Вот только не «Абсолют», а «Сибирскую».
А потом… ну, ты, читатель, уже и сам догадался, что было потом. Били долго. Всех подряд, не разбираясь. Гнилозубого засунули головой в унитаз. И, сказать по правде, авторы не испытывают к нему никакого сочувствия.
…Вечер вечереет. Приказчицы идут.
Маруся отравилась — в больницу повезут…
За месяц, проведенный в тюрьме, Зверева трижды таскали на допросы. Проходили они формально и скучно. Следак задавал положенные вопросы, Сашка давал положенные ответы: не знаю. Не помню. Забыл. — А ведь все равно закроем, Саша, — говорил следак. — Одного человека легко обидеть, — с усмешкой отвечал Зверев. Следак тоже улыбался. У него был в запасе хороший козырь — показания Слона. Пока он придерживал его, понимая, что Слон в любой момент может от своих показаний отказаться… Следак выжидал, оттягивал время очняков. Очень скоро у него этого козыря не будет, Зверев уже подготовил нехитрую комбинацию, направленную на выявление роли Слона. Спустя неделю после разговора с Лысым тот прислал маляву: контакты в хате, где сидит Слон, налажены… Сегодня утром Зверев зарядил Слону маляву. Не сегодня-завтра будет известен результат. В общем-то в результате Зверев нисколько не сомневался, но хотел убедиться, что все его выкладки верны. Параллельно велась работа по переводу в детскую тюрьму на улице Лебедева. Строго говоря, СИЗО на Лебедева назвать детской было нельзя: малолетки занимали только два этажа из четырех. Еще два этажа единственного креста отводилось взрослым. Адвокат Лысого связался с Семеном Галкиным, передал Сашкину просьбу. Сделаем, — ответил Сема и пошел в тюрьму на улицу Лебедева. Вечером он с размахом угощал тюремных оперов в ресторане Финляндского вокзала, на следующий день угощал в другом ресторане начальника оперчасти. Спустя еще два дня начальник оперчасти написал рапорт начальнику тюрьмы… В нем кум убедительно доказывал, что без томящихся в Крестах подследственных Зверева А.А. и Мальцева В.С. никак невозможно навести должный порядок среди малолетних преступников. К рапорту были приложены копии характеристик Зверева и Мальцева. Хозяин прочитал характеристики, хмыкнул: — Да их обоих прямо к правительственным наградам нужно представлять! — Нормальные мужики, Иван Иваныч, — поддержал кум. — Чего ж они, нормальные-то, в вымогалово влетели? Вопрос был явно риторический… сотрудники пенитенциарной системы лучше других знают, в какие сложные орнаменты закручиваются судьбы. Кум промолчал, а начальник взял рапорт и наложил положительную резолюцию. Со Слоном подтвердилось… Из слоновьего вольера братаны передали, что, получив маляву, Слон сильно занервничал. Ну, этот-то факт ни о чем не говорит. А вот то, что малявку он не уничтожил, говорит о многом. Зверев снова вс