Так что пенсия была вполне достойным и благопристойным окончанием отношений между оперативником и органами внутренних дел.
Появление Нины стало достойным и благопристойным окончанием производственного конфликта в обгорелом зале казино.
Зеленый был сердит. Его подняли телефонным звонком ни свет ни заря. На него наорали так, будто это он лично закладывал в клубе взрывчатку. Ему пришлось выслушать тридцатиминутный монолог следователя Бориса Евгеньевича Блохина о целях и задачах расследования в свете указаний начальства, потом выслушать поздравления коллег…
А потом еще шкафообразный охранник погорелого клуба попытался запретить Зеленому свободно перемещаться по клубу.
Охранника тоже можно было понять. Его работу, как и работу его коллег, остро раскритиковал работодатель. Очень остро. Если бы шеф действительно выполнил все свои угрозы, то насильственной смене пола и сексуальной ориентации подверглись бы не только сами охранники, но и их родственники на несколько поколений вперед.
Кроме этого, охранник оказался новеньким в районе и Зеленого в лицо не знал. Поэтому решил, что пребывание худощавого и не слишком высокого мужика на охраняемой территории не обязательно.
– Слышь, ты, хрен с бугра! – обратился представитель клубного секьюрити к праздно шатающемуся Зеленому.
Тот, естественно, не отреагировал.
– Я к тебе обращаюсь! – уточнил адресата охранник.
Адресат в это время как раз заинтересовано разглядывал руины игорного стола, и попытку привлечь свое внимание снова проигнорировал.
– Ну, ты, мудак! – охранник решительно подошел к Зеленому и толкнул его в плечо. Вернее, попытался толкнуть. Плеча на месте не оказалось, равновесие нарушилось, нога за что-то зацепилось, и охранник, успев в полете выматериться, с грохотом влетел в мокрые обгорелые доски.
Охранник выразил свое неудовольствие длиннейшей тирадой, смысловой нагрузки, в общем, не имеющей, зато несущей нагрузку эмоциональную. Были помянуты пожар, доски и этот гад, который… Упомянутый гад спокойно наблюдал за всем этим представлением, стоя чуть в стороне.
– Да я тебя! – охранник стал выбираться из руин, – Да я тебя сейчас!
Посетитель дождался, пока охранник встанет и ударит. Охранник целился в мужика, но удар снова пришелся в пустоту, только на этот раз Зеленый решил сделать урок более наглядным. Поэтому охранник не просто упал.
Вначале он взлетел в воздух, описал замысловатую траекторию и снова врезался в искалеченный стол. Только на этот раз уже не спиной, а, так сказать, парадной частью.
На шум и крики в зал влетело еще человек пять во главе с Братком, который тоже поначалу не разобрал в общей суматохе в виновнике торжества самого капитана Гринчука.
– Стоять! – взревел Браток.
– Вот именно, – сказал Зеленый.
– Да я тебя! – прорычал поднимающийся охранник.
– Это Зеленый! – закричала прямо с порога секретарша Геннадия Федоровича.
– Да хоть Красный! – волюнтаристски заявил поднявшийся, наконец, охранник и снова был шумно опрокинут. На этот раз Братком.
– Пасть закрой, блин, – резко бросил Браток и, обернувшись к Зеленому попытался улыбнуться.
– А вот интересно, – разглядывая злое, перемазанное сажей и копотью лицо поверженного охранника, спросил Зеленый, – это вот уже было нападение на работника милиции, или все еще попытка помешать выполнению этим работником своих служебных обязанностей?
– Чего? – не понял сбитый уже не только с ног, но и с толку охранник.
– Человек спрашивает, – перевел Браток, – пристрелить тебя здесь, или просто отвезти в ментовку?
– Так что это было? – поинтересовался Зеленый.
– Дурость это была, – сказал Браток, – дурость.
– Отвечаешь?
– Отвечаю, Юрий Иванович.
– Вот и ладно. Старый я стал, путаю все. Пора на пенсию.
Прибывшие в зал вместе с Братком охранники топтались вокруг опера, не зная что предпринять.
– Валите по местам, – пришел к ним на помощь Браток, – и этого чумазого заберите.
– Геннадий Федорович сказал, чтобы никто не мешал Зеле… Юрию Ивановичу работать, – до конца выполнила свой служебный долг Нина, – я вам могу чем-нибудь помочь, Юрий Иванович?
– Не сейчас и не здесь, – ответил Зеленый, – как-нибудь в другой раз. Передай Геннадию Федоровичу, что я благодарен ему за заботу.
– Вы уж простите, – сказал Браток.
– Я уж прощу, – милостиво согласился Зеленый, – только ты мне объясни, где вы таких идиотов берете?
Браток красноречиво пожал плечами.
– Тлетворное влияние улицы и западного образа жизни, – сочувствующим тоном сказал Зеленый, – понимаю. У нас такие же проблемы. Вначале бьют, потом спрашивают.
Зависла тягостная пауза. Браток решил не выяснять, что конкретно имеет ввиду мент.
– Тут уже все осмотрели ваши, – сказал, наконец, Браток.
– Что в переводе означает, не хрен и тебе, мент, нос свой сюда совать. Злые вы, уйду я от вас. На пенсию.
– Может, перекусите? – осторожно спросил Браток.
– Горло. Сразу под кадыком. И долго буду жадными глотками пить кровь, – Зеленый засмеялся. – Ты думаешь, что я не успел разглядеть начинку вашего стола?
– Какую начинку?
– Действительно, какую? Ладно, Браток, ты сам будешь со мной по руинам лазить, или кого-нибудь из своих интеллектуалов пошлешь?
Издевается, гад, подумал тоскливо Браток. Достал совсем.
– Хреновое у меня сегодня настроение, – сообщил Братку опер, – Ой, хреновое!
– Так, может, все-таки…
– На работе – не пью. Как думаешь, вас еще подрывать будут, или это все?
– А по чем я знаю?
– Ни по чем. А и знал бы, ничего бы тебе, проклятому оккупанту не сказал. Пойдем сходим с тобой в подвалы, – предложил Зеленый.
– Пойдем, – обреченно согласился Браток.
– У меня такое впечатление, что ты не любишь подвалы.
– Да ну…
– Тогда ты не любишь меня. Слушай, Браток, а чего ты меня не любишь? Обидно даже… – Зеленый хлопнул Братка по плечу и засмеялся.
– Вам вот это смешно, а каково мне было, когда ночью рваться начало… Думал – концы совсем пришли. Я ж после большого взрыва на следующий день приехал, насмотрелся…
– А я был сразу после взрыва, – Зеленый остановился перед дверью, ведущей в подвал. – А, может, ну его нафиг? Этот подвал, небось, весь дерьмом залит?
– Не так чтобы весь…
– А воняет совершенно конкретно. Не пойдем. Один хрен, ничего я там в темноте да в смраде не разгляжу. Давай мы с тобой лучше прогуляемся по двору, посмотрим на места боевой славы.
– Давай. Только я на секунду отойду. – Браток подошел к маячившим в стороне охранникам и что-то тихо им сказал.
Опер усмехнулся. Когда Браток вернулся к нему, Зеленый поманил его пальцем и прошептал на самое ухо:
– Ваш заряженный стол нужно было сразу убрать. Не дожидаясь, пока опера начнут по залу шастать. Так своему шефу и скажи.
– Щас, разбежался идти и говорить. Я еще после утреннего разговора в себя не пришел, – Браток вытащил из кармана сигареты, протянул пачку капитану, а когда тот жестом отказался, закурил сам, – когда у Гири настроение хреновое – лучше к нему и не подступаться. Я его таким давно не видел.
Они вышли во двор клуба.
Зеленый несколько раз стукнул носком кроссовки по сваленной стойке ворот:
– М-да, аккуратно сработали. Стильно.
– Ага.
– А шефа своего, говоришь, давно таким злым не видел…
– Да уж почти год…
– И службу, говоришь, несли согласно устава гарнизонной и караульной службы?
– Прикалываетесь, гражданин начальник? – Браток сплюнул.
– Значит, и ты, и твои орлы этой ночью…
– Ни в одном глазу! Всю ночь, без перерыва – я в вестибюле, остальные четверо – по два вокруг клуба. Пока не рассвело, – Браток прикурил от окурка новую сигарету, – закурите?
– И даже не начинал. Когда рассвело, где собрались?
– В холле. Не то, чтобы когда совсем рассвело. Солнце еще не встало, но уже все было видно…
– Самое время. На будущее, Браток, запомни, самое удобное время для всяких фокусов.
– Теперь уже и сам умный.
– Это хорошо. Это правильно.
– Все? Или еще куда пойдем? – Браток выбросил окурок.
– Да вроде бы уже совсем пришли. Дальше некуда, – Зеленый прищурился, разглядывая физиономию Братка.
– Чего? – выражение лица опера тому не понравилось совершенно.
– Ничего. Знаешь, какая самая опасная на свете болезнь?
– СПИД?
– Типун тебе на язык, Браток, при нашем-то беспорядочном образе жизни такие слова в слух произносить! – Зеленый сделал испуганное лицо, сплюнул и постучал костяшками пальцев себя по лбу, – К тому же, не исключено, что рано или поздно, болячку эту, все-таки, научатся лечить. А вот ту болезнь, о которой я говорю, слава Богу, лечить не научатся никогда.
– Рак? – попытался еще раз угадать Браток, которому стало немного не по себе от того, что не мог он понять, куда конкретно клонит опер.
– Дурак! Угадывай дальше. Самую страшную на свете болезнь лечат только в индивидуальном порядке, и только оперативным путем. В смысле не опера ее лечат, а заинтересованные лица проводят операцию, почти хирургическую. И, опять-таки, не опера ее проводят. Опера наоборот, очень даже болезнь эту приветствуют и поощряют. Хотя иногда бывает пациента даже жалко, – Зеленый через плечо Братка мельком глянул на окна клуба, – пасут нас твои коллеги, от окон прямо не отходят. Неужто и они симптомы заметили?
Браток побледнел:
– Какие симптомы? У меня?
– Не дрейфь, Браток. Все будет путем. Если мы с тобой поведем себя правильно – оба будем живы и здоровы.
– Какого хрена! – вспылил Браток, которого все эти намеки опера не столько разозлили, сколько испугали.
– Говоришь, Геннадий Федорович только сегодня переполошился? После этих хлопушек?
Браток кивнул
– Очень хорошо. Еще вопрос, ваши когда к охране клуба приступили?
– Так это, постоянно охраняем, круглосуточно.
– Нет, вообще, когда вы начали этот клуб охранять, с какого дня?