Все расступились, пропуская шефа. Ветра не было, и черная лента безжизненно свисала у него из руки. На долгую память.
Водитель и охранник бросились к машине. Геннадий Федорович, не оглядываясь, подождал, пока перед ним откроют дверцу, и сел на заднее сидение. Его машина и две машины с охраной стремительно скрылись за домами.
– Это же надо такое совершить! – неодобрительно простонал отец Варфоломей. – На святой земле!
Оркестр замолчал. Друзья и коллеги усопших неподвижно стояли вокруг могилы, пока кто-то не высказал в слух мысль, пришедшую в голову практически всем:
– А ведь, блин, могло и рвануть!
– А что, – поддержал другой голос, – в цветуечки можно было сколько угодно динамита засунуть. И с часовым механизмом…
– Или, там, с этим, радио взрывателем…
И новая мысль посетила всех собравшихся. Действительно, а кто сказал, что среди венков был только один с сюрпризом? И также никто не обещал, что вслед за тихим хлопком не последует хлопок погромче – килограмма на три динамита. Или, того хуже, пластиковой взрывчатки.
И… Первыми, как ни странно, сложившуюся опасную обстановку правильно оценили музыканты. Дирижер что-то невнятно скомандовал, оркестранты подхватили свои инструменты и, пытаясь на быстрой рыси сохранить достоинство, быстро ретировались за кладбищенскую ограду.
– Лабухи, – сказал кто-то, и кладбище опустело. Один за одним взревели двигатели автомобилей, и участники похорон убыли в направлении ресторана «Космос», в котором все тот же Гиря оплатил поминки.
Возле достаточно небрежно сваленных в кучу венков остались отец Варфоломей и капитан милиции Гринчук.
– Хорошо здесь у вас, святой отец, тихо! – задумчиво сказал Гринчук. – Как-то даже умиротворяет…
– Ты бы, Юрка, не юродствовал, а вызвал бы своих орлов, чтобы в венках этих покопались. Не гоже, чтобы, не дай Бог, на кладбище, в двух шагах от храма, бомбы взрывались.
– Не гоже, – согласился Гринчук, – тем более, что и так уже храмам у нас в городе досталось. Снова на Покровском соборе крест снесло…
– Не злорадствуй. Не твоего ума это дело, – сердито ответил отец Варфоломей. – Все в руках Божиих.
– Все, – снова с готовностью согласился Гринчук, – тогда чего суету вокруг венков затевать? Как там говорится? Попустительством Божиим?
– И опять скажу тебе – не юродствуй. И не богохульствуй. И… – священник в сердцах чуть не сплюнул, но удержался и перекрестился, – не доводи до греха, Юрка, я ведь не посмотрю что ты мент и даже капитан. Так отделаю, стоя спать будешь.
– Не нужно паники, батюшка, все под контролем. Вон сюда неторопливо движется еще один офицер милиции. Ему, по-видимому, уже сообщили свидетели, так что он еще чуть-чуть выждет и совсем подойдет, – Гринчук помахал майору, который с напряженным лицом как-то боком приближался к месту происшествия. – Милости прошу к нашему шалашу!
– Я уже машину вызвал! – остановившись, громко сказал майор. – Через полчаса будут. Там у вас все…
– Все нормально, не волнуйся за нас. Все будет хорошо. Мужайтесь. Берегите себя, – Гринчук потер ладони, – покопаться в динамите, что ли?
– С ума сошел? – майор попятился. – Сейчас приедут…
– Ну, ведь интересно же! – с невозмутимым видом сообщил капитан и присел на корточки возле венков.
– Я там пойду, оцепление организую… – обернувшись на ходу, бросил майор и убыл к личному составу, который с интересом издалека разглядывал все происходящее.
– Может тебе на всякий случай грехи отпустить? – спросил священник.
– На всякий? – задумчиво переспросил Гринчук, рассматривая злополучный венок, не притрагиваясь к нему руками.
– А вдруг…
– Не бывает, – решительно сказал Гринчук и перевернул венок. – Вы, батюшка, детективы читаете?
– А что? – с трудом присаживаясь на корточки возле капитана, спросил священник.
– Ну, там, дедуктивный метод…
– В юности, бывало…
– Так вот, как говаривал в книгах о себе Шерлок Холмс, это же элементарно!
– Окстись, служивый! Не говаривал этого в книгах Шерлок Холмс, в фильме только…
– Ну? – рассеянно удивился Гринчук, – Кино тоже в юности смотрели?
– А вот я тебя за уши, – пообещал отец Варфоломей.
– Не нужно. Я ими, можно сказать, работаю. Приношу свои извинения. Больше не буду. Вы сами рассудите, зачем ставить еще одну мину, если все испугаются уже после первого пшика? Хотели бы взорвать высокое собрание – вы бы уже, святой отец, здоровались с Господом нашим, а братва разбиралась бы с чертями.
– А если это не по Гирину душу, а чтобы кладбищу, или церкви святой?..
– Ага, жидомасоны, иезуиты… Или в похоронном бизнесе началась такая конкуренция? – продолжая говорить, капитан аккуратно приподнял злополучный венок. – И похоронная контора «Нимфа» разослала своих боевиков по конкурирующим кладбищам…
– Злой у тебя язык, капитан.
– Да и сам я не подарок. По ночам, вы, батюшка, не поверите, шерстью покрываюсь.
– Типун тебе!
– Во-во! А потею как! – сказал Гринчук, продолжая рассматривать венок.
– Ну что там у тебя? – нетерпеливо тронул его за плечо священник. – Ноги уже болят, сидеть не могу.
– Что и ожидалось, – капитан указал пальцем, – шуточка из серии дружеских розыгрышей.
– Я без очков и не вижу ничего, о Господи! – отец Варфоломей схватился за спину, с трудом, закряхтев, выпрямился.
– А дальше пусть наши доблестные саперы действуют! Вон, кстати, и они, – Гринчук тоже встал, потянулся. – Мне бы с вами, святой отец, поболтать.
– Свидетелем меня, что ли, надумал сделать? – недовольно спросил священник.
– А жизнь сейчас такая, батюшка, или свидетелем, или пострадавшим, или подозреваемым. Или, еще хуже, ментом. Так что вам еще повезло.
– Гринчук, привет! – поздоровался подошедший сапер.
– Привет, Володя!
– Чего тут у нас?
– У вас? Дружеский розыгрыш. Привет от пиротехников Китая. В этом венке. Что там дальше – не заглядывал.
– Полагаешь?
– И ни хрена я не полагаю, Володя. Всех умных в саперы отправили, а нас – в опера. Так что, вы тут решайте свои технические проблемы, а я пойду вот со святым отцом пообщаюсь. Пора уже, знаешь, и о спасении души подумать. На пенсию пора.
– Задрал ты уже всех этой своей пенсией! – засмеялся сапер, – как это ты умудрился в тридцать семь лет выслужить срок?
– Ну, здрасьте, а в спецназе, между прочим, год за полтора. Я ведь отмахал…
– Точно, извини – забыл. А теперь – свободен, капитан. У тебя пенсия, а мне еще работать и работать.
– Если что, я у батюшки.
– Только, ты, Юра, особо губу не раскатывай, – сказал священник Гринчуку, когда они медленно пошли от могил к церкви, – я ни у кого в стукачах не был и на старости лет не собираюсь.
– Упаси Бог, батюшка, как можно? Нашей структуре и в старые-то советские времена духовенство вербовать не разрешалось. Этим всегда занималась госбезопасность, – Гринчук присел, уворачиваясь от подзатыльника, – а вот рукоприкладство – не наш, и, насколько я знаю, не ваш метод.
– Метод, метод, – пробурчал отец Варфоломей, – дожился на старости лет. Какой-то мент в глаза может любую гадость сказать. Сейчас как погоню…
– Не нужно гнать. Я уже переродился и исправился. И почти наставился на путь истинный…
– Лизать тебе в аду сковороду раскаленную, за слова свои дерзкие!
– Только не надо угроз. Не надо. Мне и так страшно. Так страшно, что иногда хочется смеяться, – Гринчук остановился.
– Чего стал? Пошли в дом.
– Давайте лучше вон там, на лавочке, – серьезно предложил Гринчук.
– Чего так?
– Чего? – Гринчук тяжело вздохнул, – А если врать придется? Если мне придется врать перед иконами? Лишний грех…
– На лавочке так на лавочке, – согласился священник, – не поймешь тебя, раб божий, когда ты серьезно говоришь, а когда словоблудством занимаешься.
– Я и сам не пойму. Присаживайтесь, батюшка.
Отец Варфоломей сел на лавку, прикрытую от солнца и посторонних взглядов кустами сирени, и с блаженной улыбкой откинулся на спинку:
– Хорошо-то как.
– Хорошо, – поддержал его Гринчук, присаживаясь рядом.
– Ладно, – чуть помолчав, провозгласил батюшка, – чего сказать хотел?
– Да не сказать… Посоветоваться.
– Советуйся. Только…
– Я уже все понял. Ни каких личностей. Только общий разговор. Кстати, молебен Гиря заказал?
– Заказал. А тебе что?
– За погибших? Или как это правильно сказать?
– За погибших.
– Молитесь, батюшка, за убиенных.
Отец Варфоломей перекрестился:
– А сказали, что на рыбалке, динамитом.
– Не на рыбалке.
– В каком мире живем, Господи!
– В каком живет, в таком и живем, – невесело улыбнулся Гринчук. – И чем дальше живем, тем страньше. И в связи с этим я хотел спросить у вас, батюшка, вы ничего странного не замечаете в последнее время?
– Если хлопушки на кладбище подрывать не странно, то тогда ничего.
– Хлопушки… Хлопушки – это тоже странно. Обычно, если бы бомбу килограммов на пять… Или еще больше. А так… – Гринчук покачал головой.
Помолчали.
– Я о каких странностях спросить хотел… – Гринчук снова замолчал.
– Не тяни.
– Не тяну. Вы про взрыв возле клуба конечно слышали…
– Слышали… У меня вон почти два десятка могил на кладбище. Слышали…
– Ага. И еще несколько десятков раненых и покалеченных в больницах.
Священник перекрестился.
– Странный взрыв? – спросил Гринчук и сам себе ответил, – Странный. И вот после него все просто как с цепи сорвалось. И мелочи и крупные дела – все удивительнее и удивительнее. Как вы думаете, батюшка, нормально, что все Крысы исчезли с улиц района?
– Чего это ты про Крыс?
– Да я про бомжей…
– И я про них. Дались они тебе. Никому зла не делают. Живут люди…
– Делают они зло, батюшка, и по нашим законам и по вашим. Воровать грешно и с точки зрения уголовного кодекса и с точки зрения заповедей. Не укради. Но я не про это. Я про то, что сразу после того, как загремело возле клуба второй раз, Крыс как будто метлой смело с улиц. Странно…