— А это не так? Насчёт зарплаты…
Она отрицательно покачала головой.
— Не так, Григорий Олегович! Скажу вам откровенно: я сплю и вижу, когда к нам наконец приедет ревизия и вскроет все махинации Акопяна!
— Хотите сказать, что он — жулик?
— Жулик⁈ — фыркнула она. — Не то слово! Вы б только знали, сколько некачественного товара он закупил за государственный счёт! Там наверное счёт на миллионы! Да по нему тюрьма плачет!
— Предполагаю, что некондиционный товар он покупает не просто так…
— Конечно. Тут целая схема. Мы закупаем товары у частников, нэпманы продают государству втридорога всякую дрянь. Ну, а Баграт Самвелович получает за эти аферы свой процент. И куда спрашивается человеку столько денег⁈ — воскликнула она, как мне показалось, несколько фальшиво.
У меня сложилось впечатление, что эту информацию мне сливают неспроста. Между Розой Абрамовной и Акопяном что-то было, какая-то чёрная кошка, что пробежала промеж них.
Я прикинул: могла ли она выступить в качестве наводчицы и сразу же вычеркнул её из числа подозреваемых. Ей было интереснее сдать мне Акопяна, чем ограбить.
Я с довольным видом поблагодарил:
— Спасибо, что поделились со мной важными сведениями, Роза Абрамовна. Вы очень помогли следствию.
— Не за что, Григорий Олегович! У меня просто душа болит, при виде всех безобразий, что тут делаются. Может, вы наведёте у нас порядок?
— Всё может быть, Роза Абрамовна! Такое безобразие терпеть нельзя.
— Вот и я так думаю. Давно уже хотела сообщить куда надо про его делишки, но боялась… А сейчас даже от сердца отлегло.
— Роза Абрамовна, ещё раз хочу вас поблагодарить. У меня к вам больше не имеется вопросов. Я вас больше не задерживаю. Пригласите, пожалуйста, Соню.
— Конечно…
Роза Абрамовна поднялась и вышла, а в кабинет со смущённым видом впорхнула красавица Сонечка, обладательница роскошной фигуры, шёлкового платья и чулочек телесного цвета.
От неё и других женщин я в принципе услышал всё то же самое, разве что с некоторыми вариациями.
Акопяна в коллективе недолюбливали, курьершу Машу терпеть не могли, вдобавок всплыли интересные детали: оказывается, Роза Абрамовна метила на место финдиректора. Ясно, откуда взялся этот порыв откровенности и сеанс разоблачения, во время которого она с огромным удовольствием стала топить своего шефа.
Тёмными делишками «великого комбинатора» пусть занимаются другие люди, меня больше всего заинтересовала Маша. Особенно тот факт, что её уже двое суток нет на работе.
Я слабо верю в совпадения, и потому, взяв адрес, после заготконторы направился на её квартиру.
Проживала курьерша в обычной одесской коммунальной квартире. Стоило лишь преступить порог, как я окунулся в невообразимую смесь кухонных и бытовых ароматов, сопровождаемых детскими криками и плачем.
Вдоль коридора была протянута длинная верёвка, полная женщина в халате развешивала на неё постиранное бельё, а рядом крутился мальчонка лет трёх в длинной рубашке по щиколотки.
В зубах у женщины была зажжённая папироса, и было в этой фемине что-то от матроса пиратского корабля и Фаины Раневской.
— День добрый! — поздоровался я.
Женщина нехотя повернулась в мою сторону, отвечать на приветствие при этом не стала, лишь угукнув как филин.
— Я ищу вашу соседку — Марию Будько.
Женщина смерила меня неодобрительным взором, зачем-то произнесла громко вслух невидимому собеседнику.
— Опять к Машке какой-то кобель пожаловал!
Репутация курьерши оказалась безнадёжно подпорченной.
Показал удостоверение, но на женщину оно не произвело особого впечатление.
— Вон её дверь, предпоследняя по коридору, — буркнула она и потеряла ко мне всяческий интерес.
Лишь мальчонка уставился на меня как на привидение, открыв беззубый рот.
Я подмигнул ему, он смутился и спрятался за полой халата.
Дверь, ведущая в «апартаменты» гражданки Будько, была тонкой до прозрачности, при желании я мог бы проткнуть её пальцем.
На стук никто не отозвался. Я постучал ещё раз. Результат прежний. Ну ладно, справимся сами. Я толкнул дверь. Она со скрипом отворилась.
Когда я вошёл в комнату, то сразу понял, почему курьерша Мария не ответила мне и больше никому никогда не ответит.
Кто-то задушил её тонкими чулками, оставив тело остывать на разобранной металлической кровати.
Глава 16
Первое, что бросалось в глаза — обстановка. Она была скудной, я б даже сказал — убогой. Абсолютно голые стены, словно в больничке: ни обоев, ни фотографий, ни украшений.
Мебель тоже не впечатляла. Два старых табурета с облупившейся краской, рассохшийся комод, над которым висело мутное зеркало.
Кровать, а вернее — металлическая койка, которая словно перекочевала в квартиру из армейской казармы, и колченогий шкаф с дверцами, висевшими на одном честном слове.
На этом меблировка в комнате и заканчивалась.
Маломальский уют создавали разве что весёленькие ситцевые занавески на давно немытом и засиженном мухами окне.
В остальном всё было очень грустно, да и наличие в комнате трупа не добавляло в этот «натюрморт» веселья.
Я не эксперт и потому мог определить время навскидку с точностью плюс-минус несколько часов. Могу сказать точно — покойная была мертва примерно сутки.
Её не били, над ней не надругались. Кто-то, кого она знала и потому спокойно подпустила к себе, воспользовался этим и задушил.
Это требовало определённого хладнокровия и, нехилого авантюризма — убивать человека, зная, что вокруг куча соседей, которые слышаткаждый твой шорох и вздох. А потом ещё долго лежать возле мёртвого тела, выжидая удобный момент, чтобы покинуть комнату.
Я проверил окно — оно было заперто изнутри. Убийца вышел точно так же, как и вошёл: через дверь. То есть его могли видеть и запомнить… Но он всё-таки рискнул и совершил убийство.
Почему? Не боялся, что его опознают? Или настолько бедовый, что ему море по колено и горы по плечу?
Интересное сочетание хладнокровия и рискованности. Хотя, я могу ошибиться и в действительности всё было продумано до мелочей.
Я вновь вернулся к трупу.
Когда-то женщина была весьма привлекательной, но смерть исказила черты её лица, а вывалившийся из рта опухший язык мог вызвать у неискушённого человека приступ тошноты.
За время службы в органах я успел наглядеться много всякого, однако даже у меня, опытного и искушённого в подобных вопросах человека, возникло острое чувство жалости: ведь она могла ещё жить и жить, быть может, нашла настоящую любовь, стала бы матерью…
И какая-то сволочь в один миг всё перечеркнула, затянув на шее тугой узел.
Если мне почему-то дали ещё один шанс, пусть в другом теле и другом времени, почему-то мне кажется, что Маше Будько повезло гораздо меньше.
Я с грустью посмотрел на неё.
— Прости, что опоздал. Всё, чем я могу тебе сейчас помочь — только найти того, кто это сделал. Я найду, Маша…
Я уже знал ответ на вопрос, почему её убили. Волей или неволей она навела бандитов на квартиру Акопяна, а после ограбления стала опасной. Машу задушили, зачищая хвосты.
Беглый обыск в комнате не принёс особых результатов. Несчастная жила скромно, ценных вещей я не обнаружил, да и были ли они — эти ценные вещи?
Лишь одна находка привлекла к себе моё внимание: почти измазанная палитра с театральным гримом. Вряд ли Мария использовала его как косметику…
Не желая раньше времени подымать панику, я снова вышел в коридор, тщательно притворив дверь за собой. Никто не должен увидеть мёртвое тело, пока я этого не решу.
Женщина с папироской развешивала на верёвке следующий тазик с постиранными вещами. Вот только пацана поблизости не наблюдалось. Оно и к лучшему.
Я привлёк её внимание деликатным покашливанием.
— Скажите, а Мария увлекалась самодеятельностью? Ну там играла в театре, танцевала в кружке, пела?
Женщина фыркнула.
— Скажете тоже! Наша Маша — прошмандовка, а не артистка. По мужикам она скачет, а не по сцене.
Грим действительно смотрелся в её комнате инородным предметом. Можно предположить, что он принадлежит кому-то другому… Например, убийце, который случайно его забыл.
А зачем ему мог понадобиться театральный грим? Для ответа на этот вопрос не надо команды игроков из «Что? Где? Когда?» и минуты на размышление. Даю ответ досрочно: убийца умеет менять внешность.
— То есть вы хотите сказать, что у Марии много любовников? — спросил я.
Соседка флегматично пожала плечами.
— Это вы лучше у неё спросите, со сколькими мужиками она путается…
— Обязательно, но пока что мне хотелось бы выяснить у вас: кого из кавалеров Марии вы знаете.
— Господи, — раздражённо выпалила женщина, — ну чего вы ко мне причепились⁈ Думаете, раз из уголовки, так можно к законопослушным гражданам с вопросами приставать? Неужто на нашей Машке свет клином сошёлся?
— Вы, наверное, очень хотите съездить к нам на допрос, — поведение этой дамочки начинало меня порядком раздражать. — Что ж, могу это организовать.
— Ой, товарищ сыщик, ну не надо всё так буквально воспринимать! — спохватилась она. — Вас Машкины ухажёры интересуют? Не вижу пранблем. Есть у неё вроде как постоянный хахаль, солидный такой дядечка, я так понимаю — начальник её с работы.
— Армянин?
— Да-да, армянин. Баграт, кажется.
— А не постоянные?
— Из непостоянных чаще всего у неё бывал Диня.
— Кто-кто?
— Диня… Денис то есть. Инвалид. Ему во время гражданской правую ногу оттяпали, так он хоть и на костылях прыгает, а всё одно — мужик бойкий! Машке спуску не даёт!
— Так, а вчера, ближе к вечеру, кто у неё был?
Женщина задумалась.
— Диня был, потом, правда ускакал на своих деревяшках. Дела у него какие-то образовались. Потом, часов так в восемь приходил Баграт, только почему-то долго не задержался. Почти сразу убежал. Взволнованный весь такой, чуть мальца моего с ног в коридоре не сбил…