"Хоть бы эту дурацкую улыбочку спрятал! – разозлился на диктора Бухвостов.
– Своих-то небось еще вчера предупредил! А теперь лыбу давишь, мол, кто не спрятался, я не виноват".
Покосившись на пустую бутылку, полковник с замиранием прислушался к своему организму.
Внутри что-то заурчало. Побелев, Бухвостов вдруг ощутил дурноту.
«Все, началось!» – с ужасом подумал он. Вскочив со стула, Бухвостов поймал себя на том, что не знает, куда бежать: за минералкой, на очко или сразу в клинику МВД. Думал-думал и решил, если уж умирать, то на боевом посту. Взял двухлитровую бутылку минеральной воды и поплелся в отделение.
Добравшись до родных пенатов, он с удивлением отметил, что все еще жив. Ну, а коль жив, надо работать. Заглянул к дежурному. За время его отсутствия в районе ничего серьезного не произошло. Успокоившись, Бухвостов, по-отечески похлопав лейтенанта по плечу, предупредил:
– Не пей, сынок, колы.
Лейтенант недоуменно пожал плечами, но, чтобы не обидеть начальника, отрапортовал:
– Так точно. Ни грамма.
– Молодец. – Удовлетворенный полковник вышел из дежурки и едва не был сбит с ног выскочившими Бабкиным и Дорофеевым.
На плече у майора висел автомат, а Бабкин на ходу пытался перезарядить магазин.
– Извините, – пробормотал старший лейтенант, зацепив плечом начальника, и понесся к выходу.
– Извиняю, – растерянно ответил Бухвостов, но вдруг спохватился и заорал:
– Всем стоять!
– Вот черт! – выругался Бабкин, притормаживая.
Бухвостов пальцем поманил офицеров к себе и, покосившись на автомат Дорофеева, поинтересовался:
– Куда собрались?
– Как куда? – отозвался Бабкин. – На задержание.
– Какое еще задержание? В вестибюле появился Корнилов, и полковник переключил внимание на него.
– Что за дела, майор? Опять?! А ну-ка давай поворачивай назад.
– Я вам потом все объясню, – торопливо проговорил Андрей. – Поверьте, на этот раз законность будет соблюдена.
– И это говоришь мне ты? – возмутился Бухвостов и повернулся к парням. – Отменяю все приказы Корнилова до прояснения ситуации.
Опера застыли в нерешительности, бросая короткие взгляды то на Корнилова, то на полковника. Андрею не оставалось ничего другого, как вступить в объяснения.
– Тасканов во всем признался, назвал заказчика, мы едем его брать, – выпалил он. – Теперь все? – Он сделал шаг к выходу.
– Я сказал – все поворачивают назад! – заорал полковник.
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – уступил Андрей. – Только вот время не ждет…
– Если надо, подождет. – Бухвостов решительно двинулся к лестничной клетке, жестом приказывая всем следовать за ним. – Сначала заглянем к тебе, во всем разберемся, а потом посмотрим, что надо делать.
Оказавшись в своем кабинете, Андрей подошел к столу и выдвинул верхний ящик.
– Черт! – с досадой пробормотал он и вдруг начал выбрасывать на стол лежавшие в ящике тетради и папки.
Парни, встревоженно наблюдали за ним.
– Сейчас, сейчас, – успокаивающе проговорил Андрей, вытащил ящик и поставил его на стол, потом принялся выдвигать остальные ящики.
– В чем дело, Андрюха? – всполошился Дорофеев. Он никогда еще не видел начальника таким расстроенным. – Что случилось?
– Ну, – поторопил Бухвостов, – я жду. Где твои обоснования?
Перестав ворошить папки, Андрей побледнел, опустился на стул, обхватил голову руками и прошептал:
– Ничего не понимаю…
– Объясни, – не выдержал Дорофеев.
– Диктофона нет…
– Как нет? – не поверил Дорофеев. – Может, ты его в другое место положил?
Андрей покачал головой.
– Я оставил его в верхнем ящике.
– Ты хочешь сказать, что его кто-то стибрил? – подал голос Бабкин.
Андрей не ответил. Опера поняли, о чем он думает: диктофон с кассетой пропал по милости кого-то из своих.
– Без этой записи все летит к черту… – мрачно проговорил Калина, выразив то, что вертелось у всех на языке.
– Значит, доказательств нет, – раздраженно проговорил Бухвостов. – Слава богу, что я вас вовремя остановил.
– Андрей говорит правду, – вступился за Корнилова Дорофеев. – Мы все слышали, как Тасканов заложил своего дружка и назвал заказчика.
– Я этого не слышал, – возразил Бухвостов, – и, судя по вашим постным рожам, сегодня уже не услышу. А посему приказываю всем разоружиться, разойтись по рабочим местам и заняться делом. Вопросы есть?
Опустив головы, опера один за другим молча покинули кабинет.
«Видно, не зря меня бог в живых оставил, – подумал Бухвостов, мысленно перекрестившись. – А ведь загнись я от этой колы, такое бы началось!»
Он хотел было отчитать Корнилова, но, увидев, какой у того жалкий вид, не решился.
«Что толку от этих разговоров, – подумал Бухвостов. – Все равно до него ничего не доходит. Одним днем живет человек. А ведь парень-то неплохой…»
Укоризненно посмотрев на Корнилова, он неодобрительно покачал головой и, так и не сказав ни слова, вышел из кабинета.
Целых десять минут опера усиленно трудились на своих рабочих местах, а потом всем пришла в голову одна и та же мысль: а не пора ли перекурить? Не более чем через минуту в конце коридора по зову стоявшей на подоконнике пол-литровой банки, доверху набитой окурками, собрался весь оперсостав. Не было только Корнилова. Опера молча достали сигареты, а некурящий Гурвич развернул газетку и уткнулся в нее;
Щелкнули зажигалками. Напряженная тишина длилась около минуты.
– Ну что, мужики, – не выдержал Бабкин, – так и будем делать вид, что ничего не произошло?
Его никто не поддержал. Еще пара затяжек.
– Бабкин прав, – мрачно проговорил Дорофеев. – Мы в конце концов мужики. А если так, тот, кто взял кассету, пусть без дураков вернет ее. Очень уж хреновая шутка получилась.
– Между прочим уже вторая за сегодняшний день, – заметил Бабкин.
– А почему на подозрении кто-то из нас? – Калина обвел коллег взглядом, ища поддержки. – Зайти в кабинет мог кто угодно.
Дорофеев покачал головой.
– Не мог.
– Почему? – возразил Бабкин.
– Я звонил дежурному. Он сказал, что по лестнице никто из чужих не поднимался.
– А как насчет третьего этажа? – Бабкин поднял глаза к потолку.
Этот вопрос всерьез озадачил Дорофеева, однако ничуть не смутил Гурвича. У него на этот счет имелось свое мнение:
– Корнилов был у меня не больше пяти минут, вы вернулись через две. В итоге – семь минут. В его кабинете ничего не изменилось. На столе все было точно так, как оставил Андрей, уходя. А что это значит? Тот, кто стянул диктофон, знал, где он лежит. Только мы видели, куда положил его Корнилов. А ведь мог сунуть в карман или спрятать в сейф, что было бы логичнее.
– Ты хочешь сказать, что это сделал я, Дорофеев или Калина?! – Бабкин бросил на Гурвича взгляд, полный негодования. – А сам-то ты где был, когда мы на лестнице базар или с Бухвостовым?
У себя, – не моргнув глазом, ответил Гурвич.
– А кто это может доказать?
На щеках у Гурвича появился румянец.
– А кто может доказать, что не ты был в кабинете, когда Корнилов сидел у меня? – с вызовом спросил он у Бабкина.
Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, если бы не вмешался Калина.
– Кончай базарить, – резко оборвал он. – Если и дальше так пойдет, мы друг другу глотки перегрызем.
– Сашка прав, – поддержал капитана Дорофеев. – Так нельзя.
– А как? – огрызнулся Бабкин. – После таких заявлений остается одно: вывернуть всем карманы и обыскать кабинеты. А еще лучше поставить всех к стенке и расстрелять.
– Интересная мысль, – с издевкой заметил Гурвич. – И главное, в этом есть рациональное зерно.
– Кто за обыск? – тут же подхватил идею Дорофеев и поднял руку.
Однако никто не последовал его примеру. Заметив, что лица парней стали еще мрачнее, Дорофеев вынужден был признать, что слегка поспешил с голосованием.
– Ладно, не будем позориться. – Незаметно опустив руку, он обвел коллег взглядом и тяжело вздохнул. – Я так понимаю, чистосердечного признания не будет?
Неожиданно дверь кабинета Корнилова распахнулась. Все замерли, ожидая, что произойдет дальше. Ничего необычного не произошло. Корнилов вышел из кабинета и, даже не посмотрев в их сторону, широким шагом двинулся к лестнице.
– Андрей! – окликнул его Дорофеев. Тот Даже не оглянулся.
– Куда это он? – растерянно пробормотал Бабкин. – Как бы чего не наворотил в таком состоянии…
На что Дорофеев отчаянно махнул рукой.
– Вот что я скажу вам, братцы: козлы вы все! – Он презрительно сплюнул и пошел к своему кабинету.
– Между прочим, – обиженно огрызнулся Бабкин, – если Корнилова уберут, на его место наверняка поставят тебя, Дорофеев. Еще неизвестно, кому из нас эта кассета нужнее…
Дорофеев, собиравшийся уже переступить порог, замер. Зная характер и мощь его кулаков, Калина и Гурвич посмотрели на старшего лейтенанта, как на покойника.
– Башку скручу за такие слова! – прошипел Дорофеев, шагнул в кабинет и с грохотом захлопнул дверь.
Смахнув выступившую на лбу испарину, Бабкин театрально поправил воротничок, выпятил грудь и деловито заметил:
– Видели, как я его? Шанхайская система. Один взгляд – и противнику кранты.
За этой репликой должен был бы последовать дружный смех, но на сей раз никто даже не улыбнулся.
"Калина прав, у нас в отделении завелся стукач. – Андрей обогнал раздражавший его «Опель» и чуть снизил скорость. – А я, дурак, тогда не придал значения его пьяным бредням. Время все расставило по местам, из-за своей дурацкой веры в мужскую дружбу я оказался в дураках… Да, кассету из ящика стола мог взять только свой… Бабкин? Дорофеев? Или Гурвич?.. Кто из них?
Кто?.." – Поглощенный своими мыслями, он не сразу среагировал на зеленый сигнал светофора. Лишь услышав позади себя нетерпеливые гудки, нажал на педаль газа.
Будь у Андрея на руках кассета, раскрутить Марка не составило бы труда.