— А это именно то, дорогой друг, что и мне нужно знать.
Просматривать материалы с камер слежения все равно что ждать, когда высохнет краска, — такая же скука. Кристер моргнул и потер глаза. Снаружи смеркалось, и здание полиции быстро пустело. Оно никогда не бывало совсем безлюдным, в коридорах и комнатах все время поддерживался некий уровень движения, который сильно зависел от времени суток. Вот и сейчас люди спешили домой, к семьям. У Кристера не было семьи, но и он предпочел бы поскорее покончить с этим. Он давно свыкся с одиночеством.
Полученный Кристером материал охватывал три дня до исчезновения Тувы зимой. Самое интересное, что видео с камер наблюдения должно храниться не более двадцати четырех часов, то есть эти файлы давным-давно следовало удалить. Именно это и сказали в банке в ответ на запрос полиции. Но стоило Кристеру разъяснить, что именно он собирается искать, как сотрудники безопасности, разыграв крайнюю степень изумления, сообщили, что именно материал за эти дни не удален с серверов по чьей-то оплошности, Кристер с удовольствием их простил. Никто так, как он, не радовался чудом сохранившимся файлам.
По крайней мере, до того, как приступил к их просмотру.
Камера, конечно, была направлена в сторону входа в банк, но можно было разглядеть и кафе по другую сторону улицы. К несчастью, именно двери в кафе видно не было, она не попадала в кадр. Зато попадали часть тротуара, дорога и даже здание кафе с большими стеклянными окнами. Большинство людей появлялись в кадре не одни. Прошла смеющаяся пара. Два старичка вроде как спорили о чем-то между собой. Мужчина гулял с большой собакой. Пожилая дама с ребенком — похоже, бабушка. Еще две женщины, каждая со своей чихуа-хуа. Кристер никогда не понимал моды на маленьких собак. Крыса на поводке — примерно так он это видел.
Он снова потер глаза, глотнул кофе и поморщился. Мало того, что гадость, к тому же холодная. Хотя ничего удивительного. Жизнь редко предлагала Кристеру горячий кофе.
Он продолжал просмотр. Одинокий мужчина, который только что пил кофе за окном кафе, вышел на тротуар. Кристер наклонился к монитору. Что-то в этом мужчине показалось ему знакомым. Изображение было слишком размытым, чтобы можно было разглядеть какие-нибудь детали. Так что черты лица Кристер не разобрал, как ни вглядывался. Но мужчина хромал, и это его насторожило. Что означала эта настороженность, оставалось загадкой и для самого Кристера, который, как ни силился, не смог выжать из глубин памяти какую-либо конкретную информацию. Походка казалась знакомой. Но чем дольше мужчина прихрамывал в кадре, тем дальше ускользало от Кристера нечто такое, за что он так стремился ухватиться.
Иногда, оказываясь в такой ситуации или просто подыскивая нужное слово, которое никак не хотело приходить на память, Кристер начинал не на шутку беспокоиться. Его мать до самой смерти страдала деменцией, и это был долгий путь в кромешную ночь. Не такой участи желал себе Кристер. Самым большим ужасом его жизни было, как какой-нибудь юнец, не вынимая изо рта жвачки, подтирает ему зад или меняет подгузник. У Кристера даже был патрон, хранившийся в маминой шкатулке для украшений. Он ждал своего часа, и Кристер при случае не замедлил бы им воспользоваться. Это была бы быстрая и достойная смерть. Полное и окончательное освобождение.
Кристер промотал назад и внимательнее вгляделся в хромого. Память молчала. Он выключил компьютер, поднялся и снял куртку.
На сегодня, похоже, всё.
До работы оставалось достаточно времени, чтобы успеть в клуб.
Обычно она заявлялась в отделение рано, но первые несколько дней после наблюдения за девочкой в школьном дворе не чувствовала в себе силы вот так, сразу погрузиться в работу. Требовалась небольшая передышка. Перевалочный пункт. Мина думала позвонить Винсенту, но девочка оставалась тайной, которую сама Мина не знала, как объяснить. Куда проще заглушить чувство утраты другой тайной.
Когда она подошла, все были на месте. Мина прошмыгнула на один из свободных стульев, которых всегда оставалось много. В этих стенах никто не должен был чувствовать себя незваным гостем, потому что оказывались здесь прежде всего те, кому не хватило места в жизни. Мина кивнула Сконцу и Тетушке с лиловой шалью.
Девушка с дельфином закатала рукав. Кожа вокруг свежей надписи «Living on the edge» на предплечье выглядела воспаленной, поверх татуировки белела полоска пластыря. Мина тут же представила себе, как снующие под кожей смертоносные бактерии распространяются по телу до самых ног, разрушая на своем пути живую материю.
Она потерла ладони о брюки и незаметно ущипнула себя за бедро, чтобы оживить мысли. Девушка с дельфином подняла руку и улыбнулась ей. Мина попыталась ответить на приветствие, но вышло неубедительно.
Мужчина с собакой сидел как раз напротив Мины, с Боссе у ног. Собственно, его можно было смело переименовать в Мужчину с Боссе. Рядом была женщина в инвалидном кресле, в которой Мина узнала подругу Мужчины с Боссе. Пес насторожил уши и, прежде чем хозяин успел взять его на поводок, прыгнул Мине на колени и попытался лизнуть ее в лицо. Мина вскочила, лихорадочно отряхиваясь. Сегодня на улице сухо, тем не менее брюки, по-видимому, придется выбросить.
Она с ужасом посмотрела на руки. Мужчина с собакой подскочил, натягивая поводок.
— Простите, я думал, что привязал его к ножке стула…
— Вам не за что извиняться, — холодно ответила Мина. — Просто я немного… боюсь собак.
— Понимаю, Боссе ведь крупная собака… Но, клянусь, очень дружелюбная. Похоже, он просто влюбился в вас. Если попытаться взглянуть на это позитивно.
— Взглянуть позитивно… — Мина выдавила из себя слабую улыбку. — Хорошо, я попытаюсь запомнить.
Она села, а Боссе отправился на свое место. Пульс постепенно успокаивался. Все смотрели только на Мину, и она опустила глаза. Всего удобнее оставаться невидимой, вообще не занимать места. Только не здесь. Мина приехала сюда, чтобы слушать, наблюдать, учиться. На более тесное общение с группой она не могла решиться вот уже три года.
Женщина в инвалидном кресле оглянулась на нее с сочувствием. Мина притворилась, что ничего не замечает. Боссе лег у ног хозяина большой головой на лапы, но влажные карие глаза, полные обиды, неотрывно смотрели на Мину. Его обманули, отвергли.
В перерыве Мина держалась в стороне от остальных. Большинство, собравшись группами и группками, пили кофе, угощались печеньями и кексами, беседовали. Мина села в углу и достала мобильник. Никаких сообщений. Кликнула на игру «Кэнди краш», уровень 20. Она успела провести на этом уровне бессчетное множество часов, но это был лучший способ снять напряжение. При виде разноцветных леденцов, которые летали, подскакивали, стирались и снова появлялись, Мина буквально почувствовала, как расслабляется мозг.
— Я тоже хочу извиниться за Боссе, — произнес вдруг слева женский голос, и Мина вздрогнула. — Он достался нам взрослым, поэтому и не удалось воспитать его так, как бы того хотелось.
Мина посмотрела в улыбающееся лицо Женщины в инвалидном кресле, улыбнулась и положила телефон обратно в карман. Похоже, беседа ни о чем — это то, чего избежать не удастся, как ни старайся. Люди плохо понимают невербальные сигналы. Иногда Мина мечтала о мире, где всех с детства приучали бы мыть руки, носить маски и пластиковые перчатки и рекламные щиты со всех сторон призывали бы соблюдать дистанцию.
— Вам и в самом деле не за что извиняться, — ответила Мина. — Ничего страшного не произошло.
Она надеялась, что после этих слов Женщина в инвалидном кресле удалится восвояси, но та оставалась сидеть где сидела и разглядывать Мину улыбающимися глазами.
Мужчина с собакой принес две чашки кофе, протянул одну Женщине в кресле и виновато посмотрел на Мину:
— Простите, я ничего вам не взял. Вы ведь обычно не пьете…
— Ничего, ничего, всё в порядке, — успокоила его Мина.
Боссе любезно улегся под ногами, всем своим видом выражая готовность в любой момент снова наброситься на Мину с поцелуями. Она осторожно отодвинулась.
— Он на поводке, — сказал Мужчина и занял стул рядом с Миной.
Ей сразу захотелось уйти, чтобы больше ничего не слышать о них. Чтобы не знать, как его зовут, где и с кем он работает. Это сближение уже угрожало нарушением границ ее личного пространства. Они — чужие. Мина не испытывала ни малейшего желания откровенничать с чужими, разве что по работе.
Тем более что таких контактов действительно можно было избежать. По правде говоря, Мина не видела никакого проку и в том, чтобы разговаривать с теми, кто был ей более или менее знаком. Хотя их список был совсем короткий. И становился все короче по мере того, как люди уставали от бесчисленных попыток вовлечь ее в общение.
— Кеннет говорил, вы работаете в полиции, — сказала женщина.
— Да. — Мина кивнула.
Теперь угроза стала еще больше. Кеннет — она давно знала, как его зовут, но имя — это слишком личное, интимное. И еще она не хотела поднимать в беседах с чужими тему работы, это не вело ни к чему хорошему.
Чертов Кеннет, теперь она будет думать о нем по имени… И они слышали, как она разговаривала с Юлией на тему расследования, что, конечно, тоже не предвещало добра. Больше такое не повторится, не должно повториться. Отныне эти две стороны ее жизни разделены запечатанными противопожарными дверями. Другого способа справиться с этим Мина просто не видела.
Она оглядела зал. Когда же наконец начнется занятие? Ей ведь совсем не обязательно оставаться здесь до конца. Мина может уйти, когда хочет, таковы правила. Но тишина уже давила. Сама не зная зачем, Мина показала на инвалидное кресло:
— Что с вами случилось?
— Сколиоз, — деловито ответила женщина.
— Да, он ведь… Кеннет говорил, теперь я что-то припоминаю…
Снова стало тихо. Мина ерзала на стуле, все сильнее ощущая присутствие Боссе. Как будто тот незаметно подкрадывался к ней, сантиметр за сантиметром. Мина отодвинула стул — на достаточное, как ей показалось, расстояние, чтобы окутывающее собаку грязное облако ее не задело.