— Ты будешь последней в этом городе, кто заболеет гриппом, — сказал он. — Разве это плохо?
Мина благодарно улыбнулась, вскрыла пакет и сунула соломинку в колу. Потом такую же — в пиво, задержав долгий взгляд на Винсенте.
Он не слишком припозднился, но семья уже спала. Обычно Астон начинал зевать уже около восьми. Мария ложилась в половине десятого, на час раньше, чем подростки. У Винсента же период наибольшей творческой активности приходился на между десятью вечера и двумя часами ночи. Поэтому возвращаться домой в полночь было для него оптимальным вариантом. Оставалось два часа на отдых и перекус перед продуктивной работой.
Только не сегодня вечером. Слишком много мыслей крутилось в голове — о Мине и о том, о чем они говорили. Винсент почистил зубы и прокрался в спальню, стараясь не будить Марию. Если б она проснулась и поинтересовалась, с какой стати Винсент заявился домой посреди ночи, ему нечего было бы сказать в свое оправдание.
Он разделся, не включая лампы. Носки и нижнее белье оставил на полу — в стирку. Остальную чистую одежду аккуратно сложил на комоде. Когда глаза привыкли к темноте, его внимание привлекла пирамида на ночном столике Марии — ее библиотека.
Очень может быть, что Винсент не лучше жены понимал, как устроена жизнь. И так же, как и она, не имел ни малейшего шанса вычитать это из книг. Но он в отличие от нее осознавал это. И собирался учиться.
У Мины.
Мура, 1982 год
Яне сидела на стуле в прихожей Ивлы. Рядом на комоде стоял старый телефон. Яне держалась за серую трубку, но не снимала ее с держателя. Звонить или не звонить — вот в чем вопрос. Она так боялась, что мама будет каждый день и даже по несколько раз надоедать ей звонками, спрашивать, как она и когда думает возвращаться… Поэтому первым делом объяснила родителям Ивлы, что мама немного маниакальна на этот счет, и заранее извинилась.
Но мама вела себя на удивление хорошо. Побеспокоила только в первый день, убедилась, что Яне доехала и у нее всё в порядке, — и больше не объявлялась. Яне представляла себе, как тяжело это давалось маме. Но то был хороший признак, потому что та, похоже, поняла, что сможет прекрасно справиться и без дочери.
Яне рассуждала логически, проходила последовательности событий от конца к началу, как будто разгадывала секрет очередного фокуса. Мама поняла, что это не Яне держала ее на поверхности, не давая погрузиться на дно, что, так или иначе, она справлялась сама. Теперь, может, и не возникнет больших проблем с переездом.
И все-таки Яне сидела перед телефоном, с серой трубкой в руке, липкой от пота. Что-то здесь было не так. Она не могла объяснить, откуда у нее это чувство. Это могло быть просто глупостью. Или же голосом нечистой совести. Яне следовало скорее радоваться, что мама отошла от обычной схемы поведения… Тем не менее что-то упорно твердило ей, что дома все не так, как должно быть. Яне мяла телефонный шнур между пальцев. Мама велит немедленно возвращаться, как только почувствует ее беспокойство. Но если не звонить вообще, этот ком в желудке так и не рассосется.
Яне переложила трубку в другую руку, вытерла пот о штаны и набрала номер. После пары минут треска и щелканья в ухе на том конце провода раздался звонок. Он был такой слабый, будто Яне звонила на другой материк. После пяти сигналов ей ответили:
— Алло, Боман.
— Привет, брат! Это Яне.
Тишина. Яне знала, что ее брат не большой любитель телефонных разговоров и задавать вопросы придется ей.
— Как вы там?
— Отлично. Я завтракаю.
Значит, всё в порядке. Яне облегченно вздохнула.
— Дай-ка мне угадать, — сказала она. — Мамины треугольные бутерброды?
— Да, хлеб без корочки. С яйцом. Ты же знаешь…
— …как важно изо дня в день делать одно и то же.
Последнюю фразу они повторили хором и рассмеялись.
— Дай мне маму, — попросила Яне, — если она, конечно, управилась с бутербродами.
— Да, но сейчас она не может говорить с тобой.
— А… что… сегодня такой день, да? — Яне понизила голос почти до шепота. — Ты справляешься?
— Нет, просто мамы сейчас нет в доме. Со мной всё в порядке.
По крайней мере, мама была достаточно здорова, чтобы приготовить завтрак. Всё нормально. И беспокойство Яне — не что иное, как ее нечистая совесть. Кроме того, пока она разговаривает с братом, никакая мама не сможет заставить ее вернуться домой.
— Ты, кажется, сооружал что-то в хлеву перед моим отъездом? — спросила Яне. — Очередной трюк? Мама говорила, что как будто даже с ее участием. Покажешь, когда вернусь?
В трубке стало тихо. Яне даже прижала ее к уху, чтобы убедиться, что брат все еще там. Она слышала, как он дышал. Брат неохотно раскрывал свои тайны. «Тогда не будет никакой магии», — говорил он. Мог бы быть и менее загадочным…
— Не волнуйся, — прошептала Яне. — Я не скажу маме.
— Я больше не хочу говорить, я хочу есть. Бутерброды стынут.
— О’кей, братец. Увидимся через неделю. Передавай привет маме.
Брат оборвал ее чуть ли не на полуслове. Яне высвободила запутавшийся в шнуре палец и тоже положила трубку. Пока они говорили, ее не покидало чувство, что всё в порядке, а сейчас беспокойство вернулось. Уж больно странно братец завершил разговор. Ей нужно съездить домой, убедиться, что всё хорошо.
— Хватит, Яне, — сказала она вслух и тряхнула головой.
Ее мама — лучший манипулятор из всех, каких Яне доводилось видеть в жизни. Вот кто умеет запустить когти в человека, и в Яне эти когти сидят глубже, чем в ком-либо. Ничего не предпринимая, мама едва не заставила Яне плясать под свою дудку. Только вот ничего у нее не выйдет — не на этот раз, по крайней мере.
Яне взяла собранную с вечера пляжную сумку и вышла на задний двор. Ивла лежала на траве и читала книгу.
— Ивла! — позвала Яне. — Как насчет того, чтобы поплавать?
— Ты да-авно опоздала, моя милая, со своим предложением. — Ивла, уже в бикини, поднялась с одеяла.
— Последний прыгает с вышки! — крикнула Яне, седлая велосипед.
Она не собиралась возвращаться домой раньше, чем сама того захочет.
Рубен вот уже в сотый раз, наверное, потянулся к рычагу переключения только для того, чтобы убедиться в том, что в этом нет смысла. И не меньше, чем в сотый раз, пожалел, что не сел в свой «Шевроле Камаро». Автоматическая коробка передач — какая глупость… Он ведь не инвалид пока, слава богу. Но «норковая ферма» — это звучит так, будто там должно быть много глины, разной производственной грязи и комки шерсти повсюду. Было бы из-за чего подвергать «Элинор» таким испытаниям. «Элинор» — так Рубен называл свою машину. В ответ на недоуменные вопросы указывал на боевик с Николасом Кейджем в главной роли. Но истинная причина была личная.
«Элинор», только после автосервиса, сияла новым лаком под брезентом в гараже. Соседей по гаражу, конечно, раздражал этот брезент. Легко было рассуждать им, привыкшим ездить на грязных машинах… А Рубен вот не мог позволить ни единой частичке жира из тех, что витали в воздухе гаража, даже сколь-нибудь приблизиться к его белоснежной принцессе.
Поэтому и взял на этот раз служебный автомобиль. И надпись «Полиция» крупными буквами тоже кстати, особенно с учетом того, что он заявится без предупреждения. Рубен быстро обращал нервозность, которая возникала при виде его автомобиля, в свою пользу. Но, несмотря на это, день обернулся пустой тратой времени. Как Рубен и предполагал.
Он уже успел побывать на трех фермах и рассчитывал посетить четвертую, прежде чем окончательно выбьется из сил. До сих пор главной задачей было осмотреться. Прикинуть, до какой степени норковая ферма подходит на роль того места, где можно держать взаперти человека или даже убить его, так, чтобы это не особенно бросалось в глаза со стороны. Но там, где до сих пор побывал Рубен, не было ни квадратного сантиметра свободной площади. Только норки. Тысячи норок и автоматизированная система, позволяющая одному человеку обслуживать их всех. Там едва хватало места для животных, какие уж тут подпольные столярные мастерские…
Последняя на сегодняшний день ферма располагалась на острове Лидён в архипелаге Норртелье, куда можно было добраться только на пароме. Въехав на борт, Рубен выключил мотор и вышел из машины. Ветер проникал сквозь куртку и теребил волосы, но Рубену это нравилось. Свежий воздух — это так здорово, особенно после затхлых ферм… Условия содержания животных возмущали многих, поэтому предприятия меховой индустрии и прятали от посторонних глаз, и то, что Рубен видел сегодня, действительно не внушало радости. Но борцам с мировым злом он посоветовал бы для начала обратить внимание на людей, нуждающихся в помощи. Ладно, в конце концов, каждый борется, как умеет: полицейский приносит пользу на своем месте, демонстрант с плакатом в руке — на своем…
Четверть часа спустя, когда паром причалил к берегу и Рубен снова сел в машину, зазвонил мобильник.
— Рубен Хёк, — ответил Рубен в систему громкой связи.
— Добрый день, Рубен, это Винсент. Как вы? Я слышал, вас отправили осматривать норковые фермы?
Винсент? Вот уж кого не ожидал… Должно быть, Мина насплетничала. Похоже, она слишком доверяет этому фокуснику. Или хочет лечь с ним в постель завернутой в разноцветную фольгу? Рубен громко рассмеялся, представив себе, как это будет выглядеть.
— Пустая трата времени, если честно, — ответил он Висенту и включил мотор. — Сейчас еду осматривать последнюю. Что там еще нашли у него в желудке? Надеюсь, нас не отправят проверять «Макдоналдсы»…
В этот момент паром причалил, и машину тряхнуло.
— С какой это стати вы мне позвонили?
Шлагбаум поднялся, и Рубен съехал на дорогу.
— Хочу поговорить с вами кое о чем с глазу на глаз.
Кроме Рубена на пароме были еще две машины. Он проехал мимо них, одновременно изучая карту в телефоне. Норковая ферма располагалась неподалеку от причала. Рубену вдруг страшно захотелось, чтобы этот день поскорее закончился.