— Тебя что-то беспокоит? — спросила Мина.
— Папа… — Девочка вздохнула. — Следит за мной, как за маленькой.
— Как полицейский я хорошо его понимаю.
— Да, вы, наверное, всего повидали на своей работе.
Она глотнула кофе; немного пены осталось на верхней губе. Мина подавила желание вытереть ее платком.
Она не спрашивала имени девочки, потому что знала его. Но из боязни оговориться даже в мыслях называла свою собеседницу просто «девочкой».
— Я хочу быть следователем, — сказала та, — а не гоняться за пьяницами по улицам. Но я слышала, что все полицейские начинают с улицы, что без этого нельзя. Это правда? Честно говоря, не уверена, что выдержу.
— К сожалению, это так. — Мина кивнула. — Но это правило хотят отменить — именно из-за риска потерять талантливых следователей, которые не могут работать на улице.
— Вы же справились? — Девочка смотрела на Мину с любопытством.
Она могла бы рассказать ей, как тяжело ей это далось. Не из-за хулиганов и прочих ужасов улицы, которых так боятся недавние выпускники. Нет, Мину терзали ее собственные демоны. Грязь, среда, на которую она не могла повлиять, и вечная необходимость таиться, скрывать от коллег свою особенность, чтобы не показаться странной. Потому что это очень важно — быть частью коллектива, группы, если от этого зависят жизнь и смерть и решение приходится принимать за доли секунды.
— Я справилась, — только и ответила она.
Когда приходится объяснять слишком много, лучше не объяснять ничего.
— Я хочу кое-что вам дать, — вдруг сказала девочка и сняла одно из многочисленных украшений со своей шеи. — В качестве благодарности.
— Это совсем не обязательно, я всего лишь делала свою работу, — запротестовала Мина.
Но девочка уже протягивала ей цепочку с черным кулоном.
— Вы хорошая, — сказала она. — Я таких мало встречала. А этот кулон намагничен.
— Намагничен?
— Да, полезен для здровья. Что-то связанное с красными частицами в крови или… в общем, не знаю. Но хочу, чтобы он был ваш.
Сама Мина не желала ничего другого, как только принять подарок. Хотя она и понимала, что если до сих пор и не нарушила все пункты протокола, то непременно сделает это сейчас. Но отказаться было невозможно, тем более что украшение не выглядело особенно дорогим.
— Намагничен то есть. — Мина взвесила кулон на ладони. — Спасибо. Это значит для меня больше, чем ты думаешь.
Мина надела цепочку на шею, из последних сил сдерживая подступившие к глазам слезы. Намагниченный кулон согревал ей грудь, как маленькое черное солнышко. Хотя и это, наверное, было не более чем игрой воображения.
Мина взяла его в ладонь.
— Так что там все-таки с полицейской школой? — спросила она.
— Посмотрим, — ответила девочка, допивая капучино. — У меня есть время подумать.
Мина уловила движение краем глаза. К столу подошел мужчина и взял девочку за руку. Та встала без возражений, но в брошенном на Мину взгляде читалась безнадежность.
— Приятно было познакомиться. — Девочка развернулась одновременно с мужчиной и ушла.
Мина тоже собиралась подняться, когда на плечо ей легла тяжелая рука, пригвоздив к стулу. Из-за спины Мины вышел еще один мужчина, обошел стол и сел напротив на место девочки. Его внешность ни о чем не говорила. Шорты, футболка, спортивные туфли со «свушем», часы от «Даниэль Веллингтон». Но Мина была слишком опытным полицейским, чтобы так легко обмануться.
Она уже знала, чей голос услышит в динамике и какие последствия может иметь этот контакт, первый за много лет. И это тоже было против правил, но что она могла?
В конце концов, Мина работала в полиции.
Она молча выслушала то, что сказал ей голос. Когда возвращала телефон мужчине, рука дрожала. Он взял телефон и ушел, не говоря ни слова. Мина осталась сидеть. Тело лихорадило так, что она боялась рухнуть на пол прямо здесь.
Квибилле, 1982 год
Он спустился по лестнице и шел на кухню, когда в дверь постучали. Два удара — он замер на месте. В первый момент подумал, не ослышался ли, потому что до сих пор не бывало такого, чтобы кто-то постучался к ним в дверь.
Но за травленым стеклом просматривался силуэт человека.
Он знал, что это не мать. И Яне тоже не должна была вернуться так рано. Мальчик нахмурился. Ему захотелось отправить незваного гостя восвояси. Хотя, если так стоять и не двигаться, он наверняка уйдет сам.
Но стук повторился, на этот раз три раза. А потом мужской голос сказал:
— Эй!
Мужчина, конечно, слышал, как скрипела лестница, когда мальчик спускался со второго этажа. Делать было нечего. Мальчик открыл дверь и встал, полностью загородив проем своим телом.
— Привет. — На крыльце стоял Аллан. — Я и не понял, слышал ли ты меня.
Аллан был владелец лесопилки и мамин приятель. Мальчик звонил с час назад, о чем успел забыть напрочь. С тем же успехом он мог позвонить и неделю назад — время теперь текло не так, как раньше.
Аллан снял желто-зеленую кепку с логотипом лондонской нефтегазовой компании «ВР» и вытер потный лоб. Рядом на полу стояли два полных пакета с продуктами из магазина «Иса».
— Кажется, я купил все, о чем ты просил. Хотя получилось многовато. Мама, стало быть, больна?
— Еле говорит. Поэтому я тебе и позвонил. Вот, здесь должно быть без сдачи.
Мальчик протянул Аллану две сотенные купюры, которые тот тут же убрал в карман брюк.
— И кто теперь позаботится о тебе? — спросил он. — Вы звонили доктору? Я мог бы взглянуть на нее, зайти в аптеку в Хальмстаде, если что…
Аллан взялся было за дверную ручку, но мальчик выставил вперед ногу.
— Она спит, — сказал он и закашлялся. — И потом, ты… не боишься заразиться? Думаю, ко мне тебе тоже не стоит приближаться.
Аллан кивнул и отпустил ручку. Снова вытер со лба пот.
— Ты прав, — сказал он. — Эту неделю я один на лесопилке и не могу позволить себе заболеть. Слишком много работы. Но я могу внести пакеты, по крайней мере… Зачем тебе напрягаться лишний раз?
— Спасибо. — Мальчик отошел в сторону, пропуская Аллана в прихожую. — Поставь их туда.
Он показал в сторону кухни, и Аллан, кряхтя, поднял переполненные пакеты. Из одного выпало зеленое яблоко и покатилось по полу. Мальчик смотрел на яблоко и держался за живот, чтобы Аллан не услышал урчания в желудке. Много часов прошло с тех пор, как мальчик ел в последний раз. Аллан вернулся в прихожую, поднял яблоко и остановился у двери.
— Ты уверен, что она спит?
Мальчик кивнул, прижимая руки к животу.
— Ладно. — Аллан протянул ему яблоко. — Передай ей, чтобы выздоравливала. И звони, если что-нибудь будет нужно.
Мальчик продолжал стоять в дверях, пока окончательно не убедился, что Аллан больше не вернется. Только после этого вонзил в яблоко зубы, вернулся в дом и аккуратно запер за собой дверь.
Зубная паста и зубная нить — две вещи, которые он просил купить Аллана.
Мальчик нащупал в пакете и выложил на стол то и другое.
Мама всегда внимательно следила за тем, чтобы чистить зубы не меньше двух минут. Мальчик достал часы, которые получил в подарк на Рождество, и стал следить за секундной стрелкой.
Две минуты ровно. Он понятия не имел, что случится, если чистить зубы дольше, и это его совершено не интересовало. С нитью сразу возникла проблема. Мальчик не знал, когда ее применять, до или после зубной пасты? Что по этому поводу говорила мама? «До» как будто логичнее. Или все-таки после?
О нет… Он следил, но две минуты — это сто двадцать секунд. Двенадцать плюс ноль — двенадцать. Он должен использовать двенадцать сантиметров нити и только потом может лечь. Только так и можно восстановить порядок.
Мамины ритуалы — это святое.
«Мы — это то, что мы делаем» — так говорит мама.
И мальчику нужно крепко помнить, что и как делала мама.
Астон вбежал в комнату с мобильником в руке.
— Папа, я разобью эту штуку, если она не прекратит звонить!
Винсент опустил половник в кипящую кастрюлю с макаронами и высвободил телефон из пальцев сына, пока тот не зашвырнул его в дальний угол комнаты.
— Выключи его! — захныкал Астон. — Я играю в «Асфальт‐9».
— Но он больше не звонит.
Винсент махнул рукой в сторону комнаты Марии. Пусть Астон лучше терроризирует мать. На дисплее высветилось имя Мины. Ну наконец-то… Винсент не мог связаться с ней все выходные. Мина не отвечала на его сообщения. Он вспомнил «эффект софита» — так в психологии называется наша склонность видеть в самих себе причину большего числа событий окружающей нас жизни, чем есть на самом деле. Даже в отношении того, в чем мы непосредственно участвуем, это далеко не всегда справедливо. И все-таки Винсента не покидала мысль, что в последнее время Мина старательно его избегает.
— Привет, Мина.
Астон с воем набросился на Марию, и оба покатились по полу, как борцы вольного стиля. У Астона, как напавшего первым, было хорошее преимущество.
Винсент повернулся к плите и помешал макароны, одновременно переворачивая колбаски «фалу», которые успели прилипнуть к сковороде.
В трубке было тихо.
— Мина, ты здесь?
Винсент слышал, как она дышала. Толчками, как будто плакала. Он понизил голос, так что теперь его почти перекрывал гул потолочного вентилятора.
— Что-то случилось? — осторожно спросил он.
Теперь было очевидно, что Мина плакала. Но, судя по сдерживаемым, отрывистым рыданиям, все еще старалась не показывать этого. Винсент ждал, давая ей возможность собраться с собственным голосом. Макароны кипели, он не реагировал.
— Я здесь, — сказал Винсент. — Не спеши.
Ему было тяжело это слышать. Винсент всегда терялся, когда кто-то рядом с ним переживал сильные эмоциональные потрясения. Он просто не знал, как должен вести себя рядом с такими людьми. Тем более с Миной, всегда такой собранной, сосредоточенной и вдруг утратившей контроль над собой. Стать свидетелем такого все равно что подглядывать в замочную скважину. Винсент чувствовал себя невольным нарушителем чужого личного пространства. Но ведь что-то и в самом деле произошло.