ь на него глаза. Но Кеннет не смотрит на Яне, его взгляд по-прежнему устремлен вдаль. Он где-то там, с чайками.
Он катит кресло по мосту. Сначала медленно, так что доски стучат под колесами. Потом увеличивает скорость, тем стремительней, чем дальше они отъезжают от берега. Яне держится за подлокотники, чтобы не упасть. Достигнув края моста, Кеннет не останавливается, а совершает прыжок, так что кресло на несколько секунд зависает в воздухе.
Квибилле, 1982 год
— Винсент? Твой потайной выход не работает.
Она давит на дверцу, но та недвижима, как стена. Может, это делается не так, а под другим углом? Все это не так просто проверить, если весишь вдвое больше, чем нужно. Нужно быть тоненькой, как тростинка, и такой же гибкой, чтобы работать ассистенткой иллюзиониста.
— Винсент, куда ты запропастился?
Она пытается надавить на люк, но тот сидит так же крепко.
Конечно, ведь Винсент наверняка навесил на него замок. Он сказал, что должен отойти и взять что-то в доме. Похоже, еще один сюрприз для нее… Это все объясняет. Винсент должен быть уверен, что она не откроет ящик и не отправится в дом следом за ним.
Шутка вполне в его стиле. В любой момент крышка может открыться, и Винсент набросит на ассистентку новый цирковой костюм с блестками. Или что-нибудь в этом роде. И ей нужно будет постараться не ругать его слишком сильно.
Но он и в самом деле задерживается. Особенно с учетом того, как неудобно сидеть скорчившись в ящике. Она уже жалеет, что пошла у сына на поводу. Как бы то ни было, хорошей взбучки ему не миновать.
Потом она слышит какие-то звуки, голоса. Но не в хлеву, а снаружи. Слышит Винсента, и он не один. Голосов становится больше. Девчонки, и Винсент с ними. Они смеются и как будто подтрунивают друг над другом.
— Ну же, Винсент, не будь таким занудой, — говорит одна. — Поехали с нами.
Потом голоса удаляются и стихают.
— Винсент! — кричит она и бьет кулаком в стенку ящика перед собой.
На этот раз у нее получается сильнее.
— Ты вернулся, Винсент?
Мина видит его отчетливо. Винсент кивает в ответ, слишком смущенный, чтобы что-то сказать. Она пытается подняться и вынуждена прижиматься к нему. Кое-как у нее получается выпрямить ноги.
Вода достает им до бедер. Грудные клетки плотно прижимаются друг к другу, выдавливая из легких воздух. Винсент старается не смотреть на Мину, она стоит слишком близко. Но он чувствует ее присутствие. И даже не потому, что она к нему прижимается, просто она… здесь. Четыре и шесть — десять, один и ноль — это он и Мина. Два сплетенных друг с другом тела. И совсем небольшой предмет — смутное, ненадежное понимание — удерживается между ними в идеальном равновесии. Разумеется, всего этого Винсент не говорит вслух. Он же не идиот.
— Мы не сможем двинуться с места, пока стоим так, — замечает он вместо этого, с трудом выговаривая слова. — А значит, не сможем и выбраться.
— Скажи мне, что знаешь, как это сделать, — отзывается она с не меньшим трудом.
— Я знаю, как нам отсюда выбраться.
— Правда?
— Нет, Мина. Я понятия об этом не имею. Знаю только, что у нас не хватит сил разбить это стекло изнутри. Такое срабатывает только по телевизору. Мы должны придумать что-нибудь другое.
— Слишком много воды, Винсент.
— Мне жаль.
— Прекрати сожалеть, лучше пораскинь мозгами. Иногда это бывает полезно.
Вода до уровня живота. Им осталось не больше пары минут.
Но Мина права, и Винсент снова запускает работу мысли. Он игнорирует воду и стеклянный бак, пытаясь сосредоточиться. Просто ждать, наконец, пока не появится идея.
Этот стеклянный бак — не кустарный ящик, в каких погибли Тува и Роберт, а вполне профессиональный реквизит для водного трюка. В таких обычно один слой секретов наслаивается на другой. Наверняка Престо не стал раскрывать их все Яне. Поэтому обязательно должен быть способ выбраться отсюда. Или хотя бы глотнуть воздуха.
Такие баки непременно снабжены скрытыми трубками, выходящими наружу, через которые иллюзионисты могут дышать. В отчаянии Винсент ударяется лбом о стеклянную стенку.
— Винсент! — зовет Мина.
И он слышит беспокойство в ее голосе.
Но он не может простить себя, он должен был додуматься до этого раньше. Из-за тесноты мозг все еще не может работать как следует. Через минуту воздух в баке закончится; им нужно срочно найти трубку.
Если, конечно, Кеннет с Яне не позаботились о том, чтобы ее здесь больше не было…
На какую-то долю секунды это походит на полет. Как будто она утратила вес или падает вверх. После чего кресло с чудовищным плеском ударяется о воду. У Яне перехватывает дыхание от холода. Она ожидала чего-то подобного, но не до такой степени. Когда кресло погружается, она все так же сидит в нем.
Свет солнца пропадает почти сразу. Морская вода непроницаемо темная, и Яне ничего не видит, между тем как все должно быть совсем не так.
Она разжимает руки, поворачивается и руками ищет в темноте Кеннета. Он все еще приклеен к креслу, но не может ответить на ее прикосновения. Яне хватается за его руку, как за путеводную нить, и передвигается прочь от кресла, пока у нее не получается обнять Кеннета, а потом они прижимаются друг к другу.
Они встретят смерть вместе, крепко обнявшись, погрузятся в синюю бездну спокойно и с достоинством. Но кругом только угольная чернота, холод и боль.
Такая страшная боль…
Яне сжимает веки и хватается за Кеннета, из последних сил пытающегося пробраться к свету. Он хочет освободиться от скотча, но руки намертво прилипли к креслу, которое, оборот за оборотом, медленно погружается на дно. Так, по крайней мере, должно быть. Самое страшное, что Яне больше не понимает, где верх, где низ и движутся ли они вообще. Их поглощает хаос, в котором нет направлений.
Квибилле, 1982 год
— Винсент, Винсент, Винсент…
Она шепчет, прижимая губы к дереву. Она кричала, пока были силы, а теперь может только шептать и проговаривать его имя, но потом у нее перестает получаться и это. В ящике душно, как в сауне, и ее потные волосы стоят торчком, а с кончика носа падают капли. Спина взмокла, она это чувствует, хоть и не может завести назад руку.
Если б ящик был сделан из тонкого мазонита, у нее, быть может, получилось бы разбить его изнутри. Но Винсент знает свое дело, и Аллан выделил ему лучший материал со своей лесопилки. Стыки не только сбиты гвоздями, но и основательно проклеены.
Молочная кислота жжет суставы изнутри. Если в ближайшее время не удастся вытянуть ноги, она точно потеряет рассудок. Это бесчеловечно, держать ее в ящике столько часов. Или сколько она уже здесь сидит — месяцы, годы?
— Помогите, кто-нибудь, — шепчет она.
Она еще закричит, вот только наберется сил…
Винсент делает глубокий вдох, сгибает колени, насколько у него это получается, и опускается на дно. Обшаривает его руками — ничего. Но потом мизинец цепляется за что-то в одном из углов. Вот она! Длиной в сантиметр; тем не менее Мина ее не заметила.
Винсент осторожно приподнимает трубку. Ну конечно, она на дне ящика, чтобы иллюзионист мог схватить ее губами, когда висит вниз головой. Винсент снова поднимается, фыркает и сплевывает воду. Теперь у него получается приблизить лицо к самому рту Мины.
— Ты уверен, что его невозможно разбить? — спрашивает она, в то время как вода просачивается между ее губами.
Она близка к отчаянию. Винсент кивает и смотрит на письмо Яне, его последнее послание миру на другой стороне стекла. Он сделает все возможное, чтобы разорвать его в клочки, потому что не хочет, чтобы семья его возненавидела.
— Там, внизу, трубка, — говорит он. — Ты должна найти ее.
— Тебе совсем не обязательно быть рыцарем, — отвечает Мина, отплевываясь. — Не забывай, что полицейский здесь я.
— Но ты меньше меня ростом, и у меня еще есть полминуты, чтобы найти выход. Потому опущусь я, и мы посмотрим, кто из нас сильнее.
— Ха-ха-ха…
Но Мина делает так, как он говорит, и ныряет к трубке, прежде чем вода успевает достигнуть ее носа. От ее движения летят брызги, и Винсент закрывает глаза и рот. Он постоянно практикует задержку дыхания и охотно взял бы трубку после Мины, но поменяться с ней местами займет больше времени, чем осталось воздуха в легких. А потом им придется меняться снова. Он пытается взять контроль над дыханием.
Вода щекочет губы, и Винсент закрывает рот, прижимаясь ими к стеклу. Воздух толчками выходит через нос. Если он вообще еще остался в баке. Винсент стучит в крышку над головой — «выпусти нас, пожалуйста, выпусти…» Но крышка не реагирует.
Стук кулака по стеклу эхом отдается в пространстве комнаты, но в остальном все тихо. Висент уже не в силах с собой справиться. Когда вода достигает верхней губы, он в панике колотит по стенкам и крышке.
Между тем поддаваться панике — последнее дело, потому что тогда все будет потеряно окончательно.
Паника…
Здесь есть из-за чего запаниковать.
Вода подходит к ноздрям, и Винсент бросается вперед, навстречу тому, что считает своим последним вдохом. Теперь времени остается ровно столько, сколько еще смогут продержаться легкие. Кто-то дергает его за брючину. Винсент опускает глаза. Мина показывает на трубку, но он качает головой — нет времени. В теле что-то взрывается. Ему следовало побольше практиковать задержку дыхания. Теперь главное — не открывать рот. В воде видимость резко ухудшается, и он постоянно моргает. Если сдастся сейчас, все точно будет кончено. Тело уже горит, мозг тоже…
Умберто, что он говорил об этом? Что-то о мерцании перед глазами и о рычаге. Все звуки исчезают, когда вода заливает уши. Рычаг, которого нет, — панический рычаг. Он окружен водой, стеклянными стенками изолирован от пустой комнаты, от воздуха, жизни. Рычага нет, потому что Томас Престо любил жизнь на грани. Винсент прижимает ладони к стеклу. Спасение — это по ту сторону, по эту смерть. Но Томас Престо, которого знал Винсент, не был склонен играть со смертью, совсем напротив. Доверить свою жизнь слепому случаю совсем не в его духе…