Ментальная карта и национальный миф — страница 14 из 51

:

– Ну, конечно, особенно учитывая 70-е годы, этот культ дефицитной и дорогой черной икры…


Петр КАЛИТИН:

– Или мемы Саида: «Джавдет мой. Встретишь – не трогай его». Тоже, я считаю, гениальнейший мем, и, главное, он хорошо показывает наш особый «потребительский» менталитет, связанный именно с таким чувством собственности! Или «Джавдет – трус, Абдулла – воин», и мы видим, что действительно, Абдулла и погибает, можно сказать, в момент своего бесстрашия. И отношение Сухова к нему: «Абдулла, – вот это потрясающе просто, – оставь себе патрон, нечем будет застрелиться!»


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Ну, а чуть раньше еще классный мем: «Абдулла, руки-то опусти».


Петр КАЛИТИН:

– То есть как бы дружеское и опять же – чуть не по-христиански антиномическое отношение к врагу.


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Это военный юмор, да.


Петр КАЛИТИН:

– Или как бы эротичный мем Сухова: «У тебя ласковые жены, мне хорошо с ними…» И Абдулла принимает правила игры: «Я дарю тебе их. Сейчас вам будет совсем хорошо!» Или его же: «Плохо тому, у кого вовремя не окажется кинжал». Здесь есть та же самая брутальность: кинжал должен быть всегда наготове у настоящего героя.

Кстати, враг пытается поймать русского героя опять же на расслаблении: «Хорошая жена, хороший дом – что еще нужно человеку, чтоб достойно встретить старость?» Причем тут имеется в виду подтекст – не только в старости, но и вообще так жить.

В фильме вообще важны мотивы взаимоотношений с женщинами. Заметьте, герой-победитель Сухов общается со своей Екатериной Матвеевной только во сне, пишет ей потрясающие письма. Но это любовь на расстоянии. А «освобожденные женщины Востока», считающие его своим новым мужем, готовы на все – но Сухов именно поэтому —! – просто антипотребительски несгибаем.


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Да, многоженство – это ключевая метафора и интрига всего фильма, она построена вокруг него. Из-за жен погибает Абдулла, поскольку он за ними возвращается. Из-за желания завести роман с Гюльчатай гибнет Петруха. И даже Верещагин, умудренный и опытный человек, готов был бы уже пойти с Суховым, но тут возникает препятствие в лице его жены. И в результате рождается еще один его мем: «Пулемет я вам не дам». Если бы он дал им пулемет и пошел с ними, как он хотел, то узнал бы о заминированном катере.

Смотрите, как интересно, у нас параллель с двумя фильмами выстроилась. В одном главные героини – это женщины, которые любят еще совсем юного солдата и будут ждать его, хотя мы знаем, что он погиб. А в другом у нас дилемма: на войне мужчина не должен впускать феминное начало в свою душу. Это секрет его как сказочного русского солдата, что в огне не горит, в воде не тонет.


Петр КАЛИТИН:

– Точно, и здесь же источник его победоносности! Герой должен оставаться легким, чистым, самодостаточным, тогда он побеждает и избегает гибели. Ни гарем, ни жена, ни тем более корабль с награбленным барахлом не способствуют героизму… Он требует – ни много ни мало – мирской аскезы.

Я бы хотел сейчас закончить разговор о «Белом солнце», ответив на вопрос: почему он действительно был так близок и важен космонавтам?.. Думаю, в силу совершенно поразительной адаптируемости к любому экстриму. И одна из главных бед нашей страны, приведшая к катастрофе 1991 года, что у нас три поколения мужиков не воевали и самоубийственно прогрессировали в расслабухе… Да, мы выиграли войну, но затем проиграли мир!

И здесь я бы перешел к такому фильму, как «Место встречи изменить нельзя» Говорухина, в котором весьма доходчиво показан радикальный водораздел между героями и потребителями. Помните оппозицию Глеба Жеглова и труса Пети Соловьева, которая начинается еще в первой серии с таких жегловских мемов, как: «И откуда у тебя, Петюня, такой изумительный сахар?»; «Будь человеком, не жадись, и нам маленько сахарку отсыпь!» Это фразы мирского аскета, который требует от других не просто делиться, а естественно самоотвергаться, преодолевать эгоизм!


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Вайнеры хорошо знали материал, и Говорухин при создании фильма изучал реальные прототипы, собирал их черточки, словечки. Жеглов – это классический образ советского «мента», грозы уголовников. И его парадоксальность им самим сформулирована следующим образом: девять классов и два коридора. Я знаю эту среду. Они сами говорят, что милиция – это те же бандиты по психотипу, только принявшие другую сторону. И в Жеглове это очень ярко показано – в его лексике, в его подходе, в его психологии…


Петр КАЛИТИН:

– Это и дороже, что он не просто как какой-то чистоплюй-интеллигентик, так сказать, которому заведомо чужда бандитская стихия, а, можно сказать, свой.


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– И в этом смысле он настоящий «мент», потому что именно он кладет карманнику кошелек в карман.


Петр КАЛИТИН:

– Конечно.


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Он способен пойти фактически на подлог, чтобы остановить более страшное преступление. Это осознанное действие.


Петр КАЛИТИН:

– И отсюда весь антиномизм его знаменитой фразы: «Вор должен сидеть в тюрьме». Так он работает по своему настоящему призванию.


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Более того, он играет, он актер в своей профессии. Помните, как он передает бандитам через Васю Векшина фразу: «Наш пахан ихнего не глупее»? То есть он глубоко знает воровской мир изнутри и частично отождествляется с ним, для того чтобы его победить.


Петр КАЛИТИН:

– И опять тем он дороже. Когда фильм вышел на экран, наши киноведы возмущались тому, что текст братьев Вайнеров «Эра милосердия» искажен, что Жеглов должен был быть героем преимущественно отрицательным, как бы в противовес Шарапову.


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Ну да, в некотором смысле. Жесткий такой муровец сталинского типа.


Петр КАЛИТИН:

– Да, да. То есть он там заведомо не должен вызывать симпатий.


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Думаю, замысел Вайнеров все же тоньше, у них показана разница между чисто юридическим и живым, жизненным пониманием справедливости. Жеглов не прав с точки зрения юридической, но прав с более высокой точки зрения. Очень русская тема. С такой пуританской, буквоедской стороны, Шарапов, безусловно, выигрывает по сравнению с Жегловым, но в фильме происходит выравнивание. И в чем главная, так сказать, красивая метафора фильма? В том, что сначала Шарапов жестко отрицает право класть кошелек в карман рецидивисту Бисяеву, то есть совершать подлог, а потом сам как разведчик идет в банду и превращается фактически в кошелек в чужом кармане. То есть он косвенно подтверждает правоту Жеглова, что надо идти на подлог, на хитрость. И здесь он действует как военный разведчик, вчерашний командир разведроты.


Петр КАЛИТИН:

– Да, это так. И Шарапов в веру Жеглова обращается, по большому счету. Здесь я вижу уже перекличку и со Штирлицем как еще одним культовым героем советского кино. У Говорухина дана эта четкость, которой принципиально не хватает культуре расслабления: «Я их, выползней поганых, давил и давить буду!» Или, помните, когда Копченый пытается отдать ему выигранные в бильярд деньги, Жеглов называет их погаными?

Та же воинская жесткость и брутальность хорошо обыграна и в сцене преследования Фокса, когда на вопрос «А как держать?» Жеглов отвечает: «Нежно». Вот они, «глазомер, быстрота и натиск»! Это роднит фильм Говорухина и с фильмами Быкова, и с «Белым солнцем пустыни».

Возьмем теперь фильм Балабанова «Брат» в двух частях. Один из немногих фильмов, который в постсоветское время действительно стал реально народным. Детский вопрос – почему? А вот опять, как в случае с Жегловым, вещи откровенно называются здесь своими именами.

При этом, надо сказать, фильм переходит за грань политкорректности своей эпохи. Там есть такие мемы, как «Не брат ты мне, гнида черножопая» или «Вы мне еще за Севастополь ответите». То есть герой Бодрова на словах просто напрашивается быть названным русским фашистом, как это тогда и делали. Да, здесь Балабанову особая честь и хвала. Он усложняет неполиткорректные моменты тем, что субъективно-то сам Данила не то что себя фашистом не считает, а он вообще даже не представляет, как такое может быть. На деле он просто настоящий русский мужик, и именно эта нормальность предполагает его четкое отношение к врагам.


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Это такой вариант Робин Гуда, то есть квазибандитский вариант. В первой и во второй сериях «Брата» он идет на некие тоже, как и Штирлиц, как и Шарапов, так сказать, возможности лжи, подлога и так далее, но ради справедливости, то есть ради правды.

Потому что, заметь, он обращается к Фашисту, чтобы получить у него боеприпасы, хотя ему это внутренне неприятно. Он обращается там к другому человеку, чтобы подделать документы. Они угоняют машину, и так далее, и так далее. То есть они совершают, в принципе, целый ряд преступлений, но, в отличие от обычных бандитов, они совершают их ради высшей цели. Фашист, поддельщик документов, и тот, кто угоняет машину, – это как бы люди типичные своего времени, 90-х годов. Но при этом герой-то другой. Это последний герой, так сказать.

И брат его, бандит. Он приезжает к брату, брат его как киллера тут же нанимает. И вместо того, чтобы стать бандитом, настоящим бандитом, он просто-напросто как антивирус нейтрализует обе банды, уничтожает их фактически, забирает их деньги и уезжает в Москву. То есть у него свой путь в этом бандитском Петербурге, потом – в бандитской Москве. Он использует бандитов для своих целей. Их деньги забирает, для того чтобы решить свою задачу.


Петр КАЛИТИН:

– И не боится выглядеть бандитом!


Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– И в итоге выходит на главного мафиози, который владеет хоккейным клубом, чтобы и там несправедливость нейтрализовать.