ама культура. Другими словами, надо признать, что постановка вопроса Вайсгербером в этом отношении действительно фундаментальна.
В то же время надо сказать, он вырос в Эльзас-Лотарингии, то есть в той области, где то французы, то немцы, то французский язык, то немецкий. Он не случайно так остро переживал тему родного языка. Сам он родной язык еще называл – чтобы понять до конца его мысль – «языком няни». То есть это язык того, кто поет колыбельные песни, от кого человек слышит первые слова и т. д.
Вайсгербер не был нацистом в том отношении, что немецкий язык – высший язык. Он говорил о том, что ни одна из языковых картин мира не отражает действительность такой, какая она есть. Отсюда ясна определенная полифония картин мира. Можно владеть наряду с родным и другим языком, но владение другим языком подразумевает, что возникает конфликт картин мира. Их надо между собой согласовывать. Особенно остро этот конфликт проявляется у синхронных переводчиков. Синхронные переводчики часто жалуются на то, что они иногда не могут переключиться из языка в язык, продолжают думать на другом языке. Это люди, которые фактически живут в режиме диглоссии. У них в голове происходит борьба, некая языковая шизофренизация родного и не родного языков. Эта своего рода профессиональная болезнь или, по крайней мере, проблема.
Как и другие представители гумбольдтовского направления, Вайсгербер выступал с критикой понятия «значение». А вот как раз школа де Соссюра, которая указывала на самодостаточность языка, очень большое значение, простите за тавтологию, придавала слову «значение». Немцы говорили о том, что это уводит человека, который мыслит язык, от действительности, потому что человек как будто попадает в зазеркалье. Что мы видим в лингвистическом словаре, когда открываем, допустим, статью «Понятие»? Мы попадаем в лабиринт бесконечного отражения понятийных схем, которые начинают циркулировать, путаются между собой, и в итоге затруднительно разобраться, где предмет, где его отражение, где отражение отражений, где третья степень отражения. Каждая лингвистическая школа громоздит массу посредников между человеком, миром смысла, миром предметов. И эти посредники, с позволения так выразиться, «захламляют» смысловое пространство.
3. Понятийно-языковой треугольник. Дуализм обобщения и конкретизации
Треугольник Фреге: ЗНАК – ПРЕДМЕТ – ПОНЯТИЕ. Соответствующая ему китайская триада более метафизична: СЛОВО (ЯН) – ВЕЩЬ (У) – ДУХ (ШЭНЬ). У китайцев видна связь духа и понятия – в западной же лингвистике зафиксирована девальвация духовной сферы. Между тем понятие есть не что иное, как духовное обладание, духовная собственность человека.
Дуализм противоположных векторов: «информации» (обобщения и дифференциации впечатлений) и «кристаллизации» (воплощения, конкретизации и хранения кадров памяти). Но на схождении этих двух потоков возникает третье измерение: понятийный мир. Этот дуализм высвечивается через проблематику функциональной асимметрии мозга – сотрудничество правого и левого полушарий в формировании понятий. Понятие рождается в динамическом равновесии импульсов обобщения смыслов и воплощения предметных впечатлений. Преображение информации (числовой, знаковой и образной) в смысл, то есть в целостность жизнедеятельности человека, реализованную в сознании.
Уже в конце XIX века лингвисты сформулировали некий принцип, который, как они считали на тот момент, позволял им разобраться с этой путаницей. Это треугольник Фреге. Фреге предложил рассматривать сферу понятий и смыслов в языке с помощью равностороннего треугольника (см. рис. 1).
Можно сказать, что существует некий нижний слой сознания – это впечатления человека. На его основе происходит схематизация, абстрагирование, то есть возникает ситуация, когда конкретные впечатления расчленяются, когда их элементы вступают между собой в сложные отношения и начинает выстраиваться «мир поверх мира». То, что содержится в памяти человека, его впечатления – это один мир, а вокруг надстраивается еще один мир. И на основе этого вторичного мира, на основе уже обработанных спонтанных впечатлений возникает понятийное мышление – сложная машина по выхватыванию из калейдоскопа памяти отдельных фрагментов, их мгновенной группировки и комбинаторики.
Треугольник Фреге состоит из знака, предмета и понятия как вершины. Что понимается под знаком? Знак – это либо фонетическое имя, либо писаное слово, либо математический символ. Под предметом понимается явление, какая-то вещь или число, или отношение между вещами-явлениями. Под понятием подразумевается смысл имени (в математике есть такой термин – «смысл имени»), концепт, смысловое содержание.
Как функционируют между собой эти вершины треугольника? Очень по-разному. Когда речь идет, допустим, о названии маленького шара, то это нормальное гармоничное функционирование между предметом, понятием и знаком как полюсами сознания. Но когда речь идет о кличке собаки («Шарик»), то происходит серьезное изменение. Предметы и понятия фактически притягиваются друг к другу, и расстояние между этими полюсами резко меняется. Предмет с понятием сближается, в частности, в математической логике. Знак с предметом может сближаться и в таких явлениях, как жесты или позы. Когда человек сидит в какой-то позе и подает этим определенный знак, то предмет и знак фактически сливаются воедино – знак и сама предметная реальность, то есть его тело, которым он этот знак подает, идентифицируются.
Рис. 1. Треугольник Фреге и китайский треугольник
Существуют и очень редкие случаи сближения знаков с понятиями: это так называемые средневековые сигнатуры, когда, скажем, рецептура лекарств выписывалась исходя из очень своеобразных представлений. У Парацельса форма растения, его окраска, вкус и запах могли служить указанием на само заболевание. Например, считалось, что желтуху надо лечить с помощью желтых цветов, а заболевание почек – с помощью растений, у которых почковидные листья. Самый яркий пример такого рода – мандрагора, растение, которое считалось обладающим огромной магической силой, потому что оно якобы было похоже на человека. Это к слову о магическом восприятии. И это сильный аргумент в пользу того, что магическое восприятие в своем генезисе и в своей природе тесно связано с понятийной системой языка. Магия олицетворяет собой одну из фундаментальных стадий развития понятийной сферы.
Весьма любопытные представления на сей счет мы встречаем у китайцев, которые также построили некое подобие треугольника Фреге задолго до него. Правда, построили они его по другому принципу. У них есть понятие «слово», очень похожее на понятие «знак». Оно звучит как «ян» (вариант в русской транскрипции – «янь»). Слово в понимании китайцев выражает «шэнь», которое можно переводить по-разному, но, пожалуй, главный и наиболее для нас значимый перевод слова «шэнь» – это «дух». Дух, в свою очередь, определяет «у», то есть опять же, как и у Фреге, предмет или вещь. Отношение между вещью и словом определяется как обозначение. Если слово выражает дух, то вещь оно обозначает. Заметьте, понятие у немцев соответствует духу у китайцев. Это важный момент.
Китайский треугольник очень похож на треугольник Фреге. Но чем он отличается? Тем, что китайцы мыслят эту реальность не как связанную с миром реальных эмпирических вещей, а скорее в стиле, близком Платону с его миром идей. Почему? Потому что у них получается, что дух определяет вещь, то есть вещь определяется ее идеей, которая существует где-то в ином мире.
Представим себе, что мы погрузились в пространство смысла, в котором рождаются понятия. С одной стороны, мы имеем вектор информации, стрелка направлена вверх. Это как раз то направление в человеческом сознании, которое осуществляет абстрагирование и дифференциацию впечатлений, то есть расщепление информации на какие-то элементы: качества, свойства и т. д. Другой полюс – стрелка направлена вниз. Его можно назвать «материализация». Речь идет о материализации образных ощущений, или их кристаллизации. Если в первом случае мы имеем дело со сбором и дифференциацией информации, то во втором – с обеспечением порядка в картине мира данного человека, то есть хранением впечатлений в ячейках памяти. В одном случае мы имеем дело с обобщением и абстрагированием, а в другом – с воплощением и хранением. (См. рис. 2.)
Обобщение происходит в форме имени. Пожалуй, слово «имя» я даже назвал бы главным словом, когда мы говорим об информации и абстрагировании. В воплощении, материализации таким ключевым словом является «представление», которое хранится в глубинах памяти. Эти два потока – постоянно взаимодействующая система. Она как бы «качает» мир сознания. Поэтому самое в ней существенное возникает посередине, на взаимодействии нисходящих и восходящих потоков обобщения и воплощения, абстрагирования и кристаллизации смысла. На завихрениях этих двух потоков и рождается понятие.
Существует традиционное для гуманитарных наук XX века представление о функциональном распределении ролей правого и левого полушарий. В последние десятилетия эту теорию подвергли критике, однако для нас сейчас это не важно, ведь функциональное распределение в нашем сознании все равно существует, даже если оно не столь однозначно привязано к тем или иными областям мозга. Согласно классическому Модерну, левое полушарие собирает информацию, дифференцирует ее, а правое полушарие пропускает ее через свой внутренний мир и объясняет в тех образах, какие у человека хранятся в его памяти. Этому распределению в целом соответствует различение у академика Павлова второй и первой сигнальной систем.
В нашем контексте оба они – и правое, и левое полушария – участвуют в формировании понятия. Без одного из них понятие не возникло бы никак – оно рождается только в их взаимодействии, только в их сотрудничестве. Фактически речь идет о том, что мы имеем дело с двумя сферами: сферой имени, или, можно еще сказать, сферой знака, с одной стороны, а с другой стороны – со сферой представления, которое можно назвать «впечатление памяти», или – более поэтично – «кадр памяти» (кадр здесь понимается как кинематографический термин, то есть отрезок памяти, короткий ее эпизод). Как они между собой соотносятся, звуковой и буквенный образ в одном случае с образом как впечатлением во втором случае? Подчеркну, оба этих элемента сознания являются образами, но один образ выражен внешне: в знаке, в букве, в имени или даже в символе – на высшей ступени развития языка; а второй образ существует именно как заполненная ячейка памяти, ячейка хранения тех впечатлений, которые у человека образовались и сложились в его жизни. В целом правое полушарие оперирует огромным набором ячеек. Но когда речь идет о взаимоотношении конкретного представления и конкретного имени, речь идет о конкретной ячейке. Правда, это касается только элементарных знаков и имен. Более сложные имена, к примеру символы, оперируют не с одной ячейкой – они уже стремятся к тому, чтобы соотноситься со всей понятийной системой языка или целой ее областью. Но к это