Ментальная кухня 2 — страница 23 из 43

— Какой же я неуклюжий, — сказал Аничкин и делано плеснул руками. — За дверную ручку рукавом зацепился, вы представляете?

Оху… Охренеть ты зацепился! За ручку⁈ Рукавом⁈ Так, что одним рывком снял с себя вообще всё⁈ И причём тут вообще штаны⁈ За каких-то пару секунд Санюшка умудрился накинуть логике петлю на шею и выбить у неё из-под ног табурет.

Вот и первый косяк. Который технически мог бы быть последним, но… как же хорошо, что я с утра заряжен по мане. Так что буду исправлять.

Я уже напряг источник с тем, чтобы в любой момент ворваться в голову домработницы Кати. Стереть это сюрреалистичное воспоминание и написать вместо него новое, — например, убедить Катю в том, что ей срочно нужно сходить в магазин, или на почту, или курьера встретить, но…

— Вы мне не поможете? — спросил Санюшка, глядя на девушку. — У вас есть швейные принадлежности?

— Есть, — максимально серьёзно ответила Катя и широким шагом двинулась куда-то прочь, рукой увлекая за собой Аничкина.

Если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое. Проводив двух рыжих недоуменным взглядом, мы с Мишаней Кудыбечь остались в холле вдвоём.

— Ну допустим, — сказал я, а затем задал в канал вопрос: — Яков Саныч, где находится комната Безобразова?

— Не знаю, — ответил законник.

— Как так? Вы же говорили, что видели его.

— Я видел его в столовой, когда Катя кормила бедолагу с ложечки какой-то овощной дриснёй. А где находится комната Его благородия не имею ни малейшего представления.

— Понял, — сказал я и отжал кнопку микрофона. — Так…

Если мне не изменяет память, у аристократов по этикету не положено располагать свои спальни на первом этаже. Типа, кто выше тот и папа. С другой стороны, раз Изольда Карловна настолько паскудная натура, что спустила Орловым то, что они сделали с её мужем, то она ведь могла и дальше пойти. Например, держать барона в подвале. От глаз подальше, чтобы не смущал и не мешал супруге вести новый роскошный образ жизни.

Хм-м… Ладно, проверить стоит и там, и там. Чем быстрее найдём Безобразова, тем быстрее всё это закончится.

— Я наверх, ты вниз, — сказал я Мишане. — Погнали?

— Погнали…

Перепрыгивая через две ступеньки, я помчался на второй этаж. По пути мельком взглянул на часы. Все стрелки как раз сошлись воедино и наступил полдень…


12:03

Задний двор


Дети аристократов, — а это, без сомнения, были дети аристократов, — не боялись людей в форме. Дядя полицейский хороший и его надо слушаться. Вот, собственно, и всё что они знали. Так что когда капитан Погоняло попросил всех быть на виду, не разбегаться и ходить в туалет только в сопровождении взрослых, они восприняли это как данное.

Другой момент клоуны.

У братьев Ержана и Мансура Байболотовых были все причины опасаться правоохранителей. При виде формы они первым же делом подумали про миграционную службу, — срок их пребывания в Российской Империи в безвизовом порядке уже давно истёк. Братья порядком напряглись и даже подумывали насчёт побега через забор. Что называется, огородами.

Пусть в гриме. Пусть в париках. Пусть в этих несуразных одутловатых костюмах и ботинках семидесятого размера. Пусть бросить альпаку и батут всё равно что от себя кусок отрезать… неважно! На другой чаше весов сейчас была депортация.

Однако полицейские почему-то даже не думали проверять у братьев документы. Пока клоуны продолжали веселить детей, они просто встали неподалёку и несли какую-то понятную лишь им одним вахту.

— Ну что, ментёныш? — скрестив руки на груди, ухмыльнулся Погоняло. — Вот мы с тобой и остались вдвоём. И никто тебя теперь не защитит.

— Мне не требуется защита.

— Смелый, да? — Антоша шагнул на Захара; Захар попятился. — А что же ты такой смелый в машине не был, а?

— Прекрати, — зашипел Гачин-Мучинский. — Сейчас мы должны действовать заодно. Не смей срывать операцию.

— А я и не собираюсь её срывать, — хохотнул Погоняло. — Я просто хочу тебя немного проучить, чтобы в следующий раз с уважаемыми людьми ты базарил уважительно.

— Я не понимаю! В каком именно месте я повёл себя по отношению к тебе как-то не так⁈

Признаться честно, Антон тоже этого не понимал. Его нелюбовь к Захару существовала в области неосознанного и проистекала из… уязвимости, возможно? Так же как мышки не любят кошек, пчёлы ос, а жабы цапель, Антон по кличке Погоняло не любил полицейских.

— Что я тебе вообще сделал⁈

— А я тебе ща объясню…

С тем Антон толкнул полицейского в грудь. Затем ещё раз. И ещё. Гачин-Мучинский пытался зажать кнопку на браслете, но всякий раз, когда тянулся к запястью, получал новый тычок. Да, изначально у Погоняла не было в планах причинять Захару боль, — избивать и уж тем более калечить, — однако тут кровь ударила в голову.

Антон закипал. Заводил сам себя, постепенно теряя контроль. Он толкал Захара всё сильнее и сильнее, сильнее и сильнее, и тут…

Раздался звук. Этот звук нереально трудно транскрибировать, но очень просто описать: как будто кто-то начал на скорость жмякать резиновую уточку для ванны. Именно таким потешным звуком альпаки сигнализировали сородичам о том, что они напуганы. Или тревожны. Или… собираются атаковать.

— Ы-ы-ый! — выдохнул Гачин-Мучинский и согнулся пополам.

Антон по кличке Погоняло сам того не сознавая затолкал полицейского прямо под удар. Не будь дурой, милая шерстяная зверушка уловила агрессивный настрой лысых приматов, что подбираются к ней сзади, — причём с совершенно непонятной целью. И как только одна из этих обезьян оказалась в зоне поражения, альпака тут же лягнулась.

С двух копыт и Захару прям по яйцам.

— Ы-ы-ый!

— Ой! — воскликнул Погоняло.

Контроль над собой тут же вернулся. Душераздирающая сцена пробудила в нём мужскую солидарность. Друг или враг, никто не заслуживает такого. И кажется, Погоняло сильно перегнул палку в этой своей слепой ненависти.

— Братишка, извини! — крикнул Антон и склонился к Гачину-Мучинскому. — Извини, пожалуйста, я не хотел! Правда!

— Пош-ш-шёл ты, — прошипел Захар.

— Клянусь, я не хотел! Ты как вообще⁈ Живой⁈

— Живой, — ответил Захар.

А затем выпрямился в полный рост, сунул руку в штаны и достал защитную ракушку со следами от копыт.

— Когда вокруг бесчестье, — сказал он с чувством, — хороший полицейский должен быть готов ко всему, — а затем зашагал в сторону клоунов-казахов. — Эй, вы! Вы двое! Да-да! Проследуйте за мной в дом для выяснения личности!

— Погоди-погоди, — засеменил следом Погоняло. — А я?

— А ты останешься с детьми.

— Я⁈ Братиш, где я и где дети⁈ Что я с ними делать буду⁈

— Не знаю, — грубо ответил Захар. — Разберёшься. Не моя проблема. Да-да, я вам двоим говорю! Ну-ка идите-ка за мной!


12:04

Кухня


— Да не переживайте вы так, — улыбнулся барон Ярышкин, налил стакан воды и вручил его госпоже Безобразовой.

— Спасибо.

— Даю вам девяносто девять процентов гарантии, что в вашем доме нет никаких злоумышленников, — Владимир Агафонович присел напротив Изольды Карловны за небольшой круглый столик. — Просто когда речь идёт о человеческой жизни, нельзя пренебрегать даже этим несчастным процентом. Сейчас мы всё осмотрим, всё проверим и уйдём. А вы продолжите себе спокойно праздновать.

— Да, — кивнула Безобразова. — Да, вы правы. Всё будет хорошо. Не может же на мою долю выпасть столько испытаний, верно? Сперва… Муж… А теперь… Это…

После упоминания мужа Изольда Карловна вдруг расплакалась. А ведь казалось бы! Лезть к ней в разум было табу, но вместо этого барон Ярышкин довольно тщательно изучил содержимое хорошенькой рыженькой головы домработницы Кати, и кое-что для себя вынес.

Да, он не умел видеть воспоминания так же ярко и чётко, как это делает его юный падаван. Честно говоря, Владимир Агафонович даже не подозревал, что такое вообще возможно — вытаскивать из памяти людей имена, даты, фотографической точности картинки и даже конкретные цитаты. За время учёбы в Академии он не знал ни одного человека, — даже из преподавательского состава, — который владел бы подобной техникой.

А Вася Каннеллони в свою очередь относился к этому дару, как к чему-то само собой разумеющемуся. Он не рассказывал, его не спрашивали, а потому что учитель, что ученик пребывали в счастливом неведении насчёт имбалансности Канеллони.

Но к делу!

Пускай не так чётко, как Василий, но по эху эмоций и обрывочным мыслям домработницы, Владимир Агафонович составил себе портрет семейных отношений четы Безобразовых. И портрет был… так себе. Катя по-женски жалела баронессу, при этом злилась на барона, и при этом же была вынуждена что-то скрывать, — липкий ноющий привкус навязанной тайны ни с чем не перепутать.

И вот… загадка! Если бы барон распускал в отношении Кати руки, то Владимир Агафонович понял бы это сразу, — химический состав эмоций был бы совершенно другим. Так что скорее всего, речь шла о любовнице Геннадия Витальевича. Или любовницах? Или о девушках по вызову, которых он таскал в дом и заставлял Катю держать язык за зубами.

Короче…

«В этой семейке все хороши», — решил для себя барон Ярышкин.

— Не плачьте, прошу вас, — сказал он и достал из нагрудного кармана носовой платок.

Аристократ старой закалки, Владимир Агафонович всегда старался иметь при себе платок. И прекрасно знал его истинное назначение: не сопли высмаркивать, а в случае чего предложить даме.

— Ох, спасибо, — всхлипнула Безобразова. — Вы так галантны, — и чуточку успокоилась.

И даже перестала плакать. И вперилась в Агафоныча ясными после слёз глазами.

— Повезло, наверное, вашей жене.

«Так, млять», — заподозрил неладное барон Ярышкин. Вася доверил ему чуть ли не самое важное, а он уже спустя четыре минуты умудрился загнать разговор куда-то не туда. И вот ведь! Прикинуться дурачком нельзя. Отступить нельзя. Нужно продолжать отвлекать Изольду Карловну любой ценой. И постараться потянуть время, пока эта самая цена не стала слишком уж высокой.