— Всё хорошо, что хорошо кончается, — сказал я и поглядел в зеркало заднего вида.
Стоя на дороге рядом с двумя пластиковыми вёдрами, Роман Иванов радостно помахал мне рукой…
Десять минут спустя.
Особняк Ивановых.
— Тихо всем! — заорал Роман. — Родные, прошу вас ненадолго рассесться по своим местам! У меня важное заявление!
Пёстрая толпа схлынула с танцпола, и музыка затихла. Иванов тем временем остался стоять по центру зала, весь из себя торжественность. Выждав театральную паузу, он двинулся к президиуму молодых. Помимо молодого зятя и дочери, за этим столиком сидел и его новоиспечённый свёкор — барон Бовтунов.
— Дорогой мой Бахтало Алмазович! — произнёс Иванов так, чтобы было слышно в каждом уголке зала. — Совсем недавно мы с тобой договорились объединить наши семьи, и я этому несказанно рад! Но прежде, чем пойти на такой серьёзный шаг, мы с тобой обсудили многие важные моменты! Ты помнишь тот вечер⁈ Помнишь тот разговор⁈
— Помню, конечно. Помню, дорогой.
— Я сказал, что ты не пожалеешь! И обещал роскошное приданое за мою красавицу; самое дорогое, что у меня есть! Помнишь⁈
— Половина прибыли от колл-центра, — улыбнулся Бахтало Алмазович. — Помню-помню. Очень щедро с твоей стороны, Роман Романович.
— Но я передумал! — хохотнул Иванов. — Передумал в твою пользу, дорогой ты мой свёкор!
— Я получу всё⁈
— Не-е-е-ет! Но сейчас ты всё поймёшь… Внесите!
По команде Иванова, два улыбчивых цыгана внесли в зал майонезные вёдра и торжественно установили их прямо под нос Бахтало Алмазовичу.
— Барабанную дробь, пожалуйста! — крикнул Роман Романович и гости дружно принялись хлопать себя по коленкам, а он: — Вот! — сорвал с одного из вёдер крышку. — Смотри, какая красота!
Наступила тишина. Запахло тиной. Довольная улыбка потихонечку сползала с лица Бовтунова.
— Кхм-кхм, — наконец взял слово Бахтало Алмазович. — А это чо?
— Мама таким собак кормит, — шёпотом подсказал ему сын, который с ногами залез на стул, чтобы посмотреть, что же там такое интересное.
— Икра… Икра лошадиной жабы… То есть жабьей лошади… Ты же сам просил!
— Я⁈ — голос Бовтунова дал петуха. — Просил⁈
— Ну да…
— Вместо колл-центра⁈ Серьёзно⁈ Ты хочешь отдать мне вместо доли в бизнесе ведро помоев⁈
— Помоев⁈ — вытаращил глаза Иванов. — Бахтало Алмазович, дорогой, ну ты вспомни! Вчера вечером ты… ты… ты же звонил мне вчера вечером?
И тут изменённое воспоминание начало расправляться, будто смятый кусок поролона. Но только не в правильную, — настоящую, — форму, а совсем наоборот. Вместо телефонного разговора со свёкром Роман Иванов увидел лицо того блондинистого парнишки, который привёз ему «икру». Парень ухмыльнулся, сказал: «Это тебе за ёжиков, больной ублюдок», — а затем показал неприличный жест и морок развеялся.
— Твою мать, — выдохнул Роман Романович.
Одним махом он сжал зубы, кулаки и сфинктер. Покраснел лицом, оскалился, а затем воздел руки к небу и заорал:
— ВАСИ-И-ЛИ-ИИИЙ!!! — и столько первобытной ярости было в том крике, будто он прозвучал из людоедской пещеры.
Заподозрив неладное, вокруг Иванова уже начали собираться мужчины.
— Так! — вернув самообладание, Иванов тут же принялся командовать. — Седлайте коней, парни! Тащите защитные артефакты! Зовите чаровниц! В погоню! Давайте же, давайте!
— А вы, Роман Романович?
— А я за вами следом! Кажется, настало время прокатиться на Большом Будулае…
— … угадайте, что открыли чернокожие учёные? — продолжил травить свои байки Солнцев.
— И что же?
— Стрельбу в центре Нью-Йорка!
— Ах-ха-ха-ха!
Честно говоря, я боялся, что моих старичков по такой дороге может растрясти. Особенно учитывая то, что гнал я настолько, насколько вообще позволяла машина. Ухаб на ухабе, кочка на кочке. Мотыляло нас изрядно, однако же… нет! Что Агафоныч, что Солнцев чувствовали себя вполне сносно, — я аж невольно уважением проникся.
Итак, с шутками и прибаутками мы продирались сквозь туман к нормальной трассе. Дело сделано и теперь настала пора подвести кое-какие итоги. Сделать выводы морально-этического характера, так сказать. Например, задать себе вопрос: а действительно ли я буду в ладу с собой после всего того, что совершил? Сумею ли я договориться со своей совестью? Смогу ли спать спокойно по ночам? Смогу ли… простить себя? Блин…
Да! Да, да, и ещё раз да!
Как по мне, воровать ворованное вообще ни разу не преступление, так что всё зашибись. Да и потом… ну это же цыгане! Как вообще можно жалеть цыган? Да и что они мне сделают? В полицию заявление подадут? Звучит, как начало какого-то анекдота…
Короче! Зло наказано, добро разжилось продуктами, все довольны. Ох, да! Я ведь ещё и пятый уровень развития по ходу дела получить умудрился! Пробил планку в тот самый момент, когда оставлял Иванову прощальный подарочек. Не знаю как, но чисто интуитивно у меня получилось оставить у этого козла в башке отложенное воспоминание.
Знать бы ещё как и когда оно сработает, ну да ладно. Потом у Агафоныча подробней расспрошу.
Итак. Поле, туман, карканье вОронов снаружи салона и заливистый смех внутри. Едем. Какое-то время ничто не предвещало, но тут…
— … тууууу…
— Вы слышите? — первым напрягся Мишаня.
Я выключил радио и прислушался.
— Тууу-у-у! — прозвучало чуть отчётливей.
— За нами погоня что ли? — спросил Солнцев, обернулся назад и:
— ТУУУ-УУУУ-УУУУ!!! — в тот же миг из тумана позади нас выскочило железное чудовище.
Сперва я подумал, что это какой-то постапокалиптический поезд, но нет. Тягач! Огромный, сука, ржавый тягач с таким же огромным и ржавым кенгурятником! Шипы сплошь и рядом приварены, крюки, заклёпки какие-то. Фары долбят, как прожектора. А за рулём сидит Рома Иванов, — как только своими ультра-чоботами на педали жать умудряется? — и то ли ржёт, то ли орёт, но выглядит крайне агрессивно.
— ТУУУУ!!!
А на крыше⁈ Охренеть! На крыше тягача сварена какая-то нелепая металлоконструкция, чем-то напоминающая противотанковый ёж. И к ней ремнями надёжно пристёгнуты ещё два цыгана, — молодой и старый. У молодого в руках акустическая гитара, которую он терзает так, будто силится порвать струны, а длинноволосый седой дед в свою очередь лабает на скрипке. Вот только музыки не слышно…
— Вась! Смотри!!!
— Ох ё!
Но и это ещё не всё. Справа и слева от машины вдруг появились конные, мать его, всадники. Вынырнули прямо из тумана на своих злых тощих лошадях и теперь неслись совсем рядом, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Один уже вращал на руке верёвку с чем-то типа абордажной кошки, — вот-вот окно нам вынесет, — а второй так вообще перекидывал со спины ружьё.
— ТУУУУУУ!!!
Суки! Почти в полную коробочку зажали! А хотя какая разница⁈ Дорога-то одна! И сосредоточившись на ней, я втопил что есть мочи. Заскребли по днищу кочки. Захрустел пластик кузова. Ох, чую-чую, Яков Саныч вернёт в салон не машину, а кусок металлолома.
— Агафоныч! — заорал я. — Я на сегодня не маг! Сделай что-нибудь!
— Ща!
Бомж-барон замер, — насколько это вообще было возможно в условиях такой тряски, — и уставился вникуда прямо перед собой. Да только бестолку. Бах! — кошка вышибла нам левое заднее окно и легла прямо на колени Солнцеву. Бах! — а это выстрел справа. Настоящий выстрел! Прямо вот оружием! И прямо, блин, по нам! Второе стекло разлетелось вдребезги, и пуля лишь чудом никого не задела!
— Агафоныч, твою мать!
— Я пытаюсь!
— Ты же сильный, паскуда! Ты же высокоуровневый!
— Да пытаюсь я, пытаюсь! — бомж-барон крепко зажмурил глаза. — Артефакты уже обошёл! Осталось чары взломать, но я пока не понимаю как! Это какая-то местечковая цыганская магия! Первый раз такое вижу и ме ханч ни хакарав…
Агафоныч аж подавился от неожиданности, когда последние слова вылетели из его рта. Раскрыл зенки пошире, оглядел нас с ужасом и продолжил:
— Тэ курэл тут джукло! А-а-а-ай! — сенсей схватился за голову. — Ай-ай-ай, дабала чада!
Я не стал уточнять у Агафоныча, знает ли он цыганский. Ответ сто пудов будет отрицательным. Ай как не вовремя! Великого и ужасного барона Ярышкина уделали какие-то грёбаные кочевники! Это он в какой-то магический капкан угодил, что ли? Хрен знает! Рассуждать некогда! Тягач уже пару раз ударил нас кенгурятником в задницу, а цыган по правому борту перезарядил ружьё и кажется, что вот-вот… стоп…
Внезапно, краем глаза я уловил какое-то странное красное свечение. Пока мы орали друг на друга, Мишаня Кудыбечь достал из рюкзака свой демонический сантоку. Достал, распорол до крови левую ладонь и теперь «поил» ею нож. И бормотал при этом что-то быстро-быстро.
Что ж… Кажется, Фурфурия его услышала.
Сантоку начал светиться, — будто раскалился докрасна. Затем точь-в-точь такое же инфернальное пламя вспыхнуло где-то за закрытыми веками Мишани, он резко распахнул глаза и принялся громко, чётко и вслух декламировать что-то на латыни.
Полная машина лингвистов, едрить его мать! Осталось только, чтобы Солнцев начал лопотать на иврите!
Ситуация, короче. И вроде бы что-то происходит. Вот только насколько я помню, Кудыбечь популярно рассказывал о том, что сила заточённой внутри ножа демоницы ограничена уровнем призывателя. А с этим, как ни крути, плохо. Так что не приходится рассчитывать на то, что сейчас нам на подмогу явятся объединённые силы Ада. Да и то, что Мишаня вдруг в одного остановит и разберёт тягач — тоже маловероятно.
Однако я рано сделал выводы и недооценил Фурфурию. Барышня придумала план по силам.
Внезапно впереди, в тумане, возникла огненная проекция огромной рогатой головы. Страшной, сука, зубастой! Одним словом — «демонической»!
— Жми! — крикнул красноглазый Миша не своим голосом. — Давай-давай, насквозь! В рот! Прямо в рот!
Я вдавил педаль в пол, а голова тем временем раззявила варежку и:
— РР-Р-РАААА-АААА-ААА!!! — жутчайший рёв огласил всю округу.