Мы пронеслись сквозь пламя прямо в инфернальное зубастое щачло, а перепуганные до усрачки лошади тут же тормознули. Тормознули, взбрыкнули, скинули седоков и ускакали в туман. «Хоть не подстрелят теперь», — подумал я и взглянул в зеркало заднего вида, а там… а там вообще всё было зашибись!
Иванов резко затормозил. Идеально круглыми глазами он пялился на беснующуюся голову Фурфурии и кое-как хватал ртом воздух. А если взглянуть ещё чуть повыше, то можно было пронаблюдать тёмное пятно, что расползалось по штанине гитариста. Дворники на лобовом тягача сработали автоматически…
— Сюда?
— Да-да, сюда. Заходите.
В особняк к Волконскому мы заявились без приглашения. Ни князя, ни его сына дома не оказалось. Прямого телефонного номера для связи с князем у меня тоже не было, а потому сперва пришлось прилично подождать. Но! Спустя тысячу звонков, сотню согласований и десяток проверок, нас всё-таки пропустили внутрь. Игорь Николаевич дал добро.
Два боевика из рода Волконских провели нас по участку, а затем маршрутом «для слуг» по дому до самой кухни. Что ж… есть что сказать. Не профессиональная она, конечно, но чтоб я так жил. С точки зрения эстетики так вообще красота, — никакой тебе унылой нержавейки и типовых белых плиток тут и там. Стильные мраморные столешницы, приятная подсветка, дорогущая сантехника. А ещё в этом гипертрофированном кухонном островке имелось такое оборудование, что некоторым кабакам даже не снилось.
— Пойдёт, — улыбнулся Мишаня, скинул сумку на пол и принялся изучать планетарный миксер стоимостью в первоначальный взнос по ипотеке.
— Я запру вас на кухне, — вполне вежливо и дружелюбно сказал охранник Волконских. — Подскажите, когда вернуться и проводить вас обратно?
— Не надо никого запирать! — запротестовал я. — Мы же, собственно говоря, всего на минутку. Продукты скинем, чтобы не испортились, да сразу же пойдём.
— Понял. Чего привезли интересненького?
А вот это хороший вопрос! Аж самому узнать не терпится.
— Сейчас посмотрим, — улыбнулся я и мы с Мишаней принялись потрошить термосумки…
Глава 4
У Волконского мы и впрямь пробыли недолго, и уже через час добрались до катера. За спасение из лап цыган, я даровал Агафонычу одно желание. И желание то было:
— Солянка!
Говно вопрос. Я и сам давненько не ел нормального первого, — так ведь и желудок посадить недолго. Вот только бомж-барон с похмелья оказался каким-то капризным, и всячески мешал мне готовить. То под руку бубнит, то пальцы под нож суёт, то кусок языка сворует. А теперь вон, вообще на святое покусился:
— Куда потащил⁈ — прикрикнул я на него, когда он втихую попытался уволочь банку из-под оливок.
— Рассол выпить хочу. А тебе надо?
— Надо! Отдай сюда, в нём самый смак!
— Ну ладно…
Солянка, пожалуй, мой самый любимый суп. Что в приготовлении, что в употреблении. Или всё-таки борщ? Или рассольник? Или щавелевые щи с яичком? А-а-а-ай! Что-то я не подумав ляпнул. Как вообще можно выбирать? Это же всё равно что ребёнка спросить: кого больше любишь, маму или папу?
Искренне не понимаю народы, которые не питаются первым на постоянной основе. Ещё и мандят там что-то, мол, суп — еда для бедняков. Да вы просто не умеете готовить!
К слову. Хозяйке на заметку, чуть о солянке и авторском почерке шефа. Всю жизнь, сколько себя помню, предпочитал томатной пасте сок. Самый простой, чем дешевле — тем даже лучше. Потому что играть в эту грёбаную лотерею нет никакого желания: одна паста кислей, другая слаще, третья вообще изжога в чистом виде, — пассеровать её ещё, посуду пачкать. А тут бахнул один к одному с бульоном и радуешься. Правильно оно или неправильно — вообще плевать. Судить гостям, а гости у меня неизменно довольны.
— Долго ещё?
— Уже почти.
Финальным штрихом я закинул в кастрюлю стружку из говяжьего языка, ветчины и отварной курочки. На гордое звание «сборной» не претендую; как говорится, чем богаты.
— Сейчас доведу и отдам, — сказал я Агафонычу.
— М-м-м-м, — подал голос Мишаня. — Так! — и принялся тереть усталые глаза. — Что-то у меня фантазия заканчивается.
— Да хорош уже, и так прилично накидали.
Пока я колдовал над солянкой, Кудыбечь нависал над нашими записями. Потрудились мы с ним сегодня на славу, этого уж не отнять. Одно только опознание аномальных продуктов чего стоило! Как в какой-то фентезийной РПГ-шке, где лут льётся рекой, но самую вкусную его часть надо идентифицировать в какой-нибудь лавке, или свитком, или… не суть!
Короче. Сколько бы Иванов не распинался, мы с Мишей всё равно не запомнили перечень продуктов. В одно ухо влетело, в другое вылетело, — ситуация всё-таки была стрессовая. Так что, прежде чем оставить аномальщину в холодильниках Волконского, пришлось её перефотографировать, а потом искать соответствия в сети. Благо, что кулинары-энтузиасты создали специальный ресурс типа википедии.
Во-о-от…
Главная дилемма была связана с пресловутой дикобразятиной. Верить анонимным пользователям на слово я не собирался и имел сомнения насчёт её жевабельности. Животное всё-таки дикое, ещё и аномальное. Вполне может оказаться подошвой, так что никаких стейков и карпаччо.
Отставить сыроедство! Оно есть риск.
Вместо этого мы решили действовать наверняка и главным блюдом вечера подать что-то типа брискета. Во времени ограничений ведь нет? Нет. Так что потомим мясо часов восемь, а то и все десять. Смажем всяким вкусным, щедро посыплем чёрным перцем крупного помола, обернём фольгой и вперёд. Чтоб коллаген в желе! Чтоб соком насквозь! Чтоб мясо по волокнам! Чтоб князь и его гости визжали и плакали, плакали и визжали!
На гарнир тонкие слайсы редиса, — самого обычного, земного, — и стручковая клюква из аномалий. Как готовить последнюю — ума не приложу. Но если рассудить логически, то при правильной термической обработке ягода внутри стручка должна стать нежной и соусообразной.
Но это всё домыслы; пока не попробуем — не узнаем. Но чтобы сбалансировать кислоту, есть мысль вогнать шприцом внутрь сахарный сироп. Или даже сахарный сироп с капелькой коньяка! Тогда у нас получится ПЬЯНАЯ стручковая клюква, что уже само по себе должно повергнуть едоков в благоговейный трепет.
Но едем дальше:
Среди продуктов был кусок печени, владельца которой ну вот никак не опознать. По пути наименьшего сопротивления, мы с Мишаней решили пустить её на паштет. Заодно испытаем пекарские навыки Гио — если уж он владеет азами грузинки и справился с тортильей, то испечь багет для него будет как два пальца.
Даёшь булкохруст! Свежий багет, да смазанный чесночным маслом, да ещё и на гриле обжаренный — м-м-м-м, красота! Плюс шлепок этого самого паштета, плюс немного зелени, и плюс горочка… э-э-э… мы с Мишей назвали это «дубовый пай».
В какой-то из аномалий произрастали гигантские деревья, которые помимо корней ещё и клубни пару раз в год пускали. Звучит как бред, но именно такие вот корешки попали к нам в руки. Каково оно на вкус пока неизвестно, а потому прогоним их через корейскую тёрку и зажарим во фритюре.
Так…
Что ещё? Яйцо виверны пойдёт на салат. Непосредственно само яйцо, отварной кальмар, домашний майонез, и что-нибудь ещё, — что именно решим по факту. С одной стороны, по-столовски и не очень-то оно изыскано, а с другой — нихрена себе! Яйцо виверны!
Жульен как точка паритета, несколько горячих закусок и несколько холодных. На десерт, не мудрствуя лукаво, медовик. Но не обычный, ясен хрен, а посыпкой из измельчённых чёрных кораллов. Аномальных, само собой. Анонимы пишут, что они прикольно щёлкают на языке, вот и посмотрим.
И рыба же ещё! Рыба! Сухопутная, блин, барракуда. Честно говоря, не поверю пока не увижу, но по описанию из сети выходило так, что эта зверюга большую часть жизни тусуется на морском прибрежном мелководье, а охотиться выходит на берег. Хавает в основном чаек и мелких грызунов, но не прочь перекусить кем-нибудь из членов аномальной экспедиции. И нигде от такой паскуды ни спрятаться, ни скрыться. Жуть.
Приготовим из неё тартар, севиче и сашими…
Кстати! О сашими.
— Возрадуйся, греходей, — сказал я Лингаму. — Монаршим указом от сего дня тебе даровано помилование.
А тот вообще не оценил. Не понял даже, как сказочно ему повезло, а лишь ресницами в ответ похлопал и в очередной раз попытался утечь из переноски. Вот ведь… как знал, что нельзя ему имя давать! Не будет теперь никакого холодца! Не поднимается у меня рука на него, вот хоть ты тресни! Так что придётся теперь террариум покупать. И ещё…
— Чем его кормить-то? — спросил Миша Кудыбечь.
— Аномальными мышами вестимо, — пожал я плечами. — Вечером позвоню в магазин, узнаю. Но шмат курицы он затрепал за милую душу.
— Ещё бы…
— Где⁈ Моя⁈ СОЛЯНКА⁈ — терпение Агафоныча подошло к концу; сенсей аж ногами затопал.
Пришлось кормить. С глубокими тарелками на катере, заточенном под фастфуд, было туго, — всего две. Поэтому Солнцеву пришлось хлебать из пивной кружки, а Миша перелил себе суп в небольшой сотейничек.
— Василий Викторович, простите что сомневался в ваших талантах, — сказал мне Яков Саныч после обеда.
Причём конец фразы он договаривал уже с закрытыми глазами. Законник растянулся на шезлонге, ослабил брючный ремень и моментально провалился в сон. Как там? Наелся и спит, ага. Но оно даже к лучшему, ведь я всё ещё недостаточно собрался с духом для разговора про наследство.
Что ж…
Время к трём, и на остаток дня у меня нет никаких планов. Хотелось бы в кои-то веки преисполниться покоем и умиротворением, никуда не ехать и не бежать. Миша созвонился с женой и уехал, а Агафоныч прилёг рядом с Яков Санычем. И тишина. И непривычная статика, в которой чувствуешь подвох.
А во мне что-то вдруг такая кипучая деятельность разыгралась, что я решил разобраться с долгами Васи Каннеллони. Ну… прежнего, я имею ввиду. И не «оплатить», а именно что «разобраться». Прикинуть, что к чему, когда, куда и кому.