Мужик. Одиночка. Невысокого роста, пузатенький, в белоснежных штанах, чёрных очках и рубашке с коротким рукавом, — не «гавайской» в привычном понимании этого слова, но всё равно очень яркой. Цвета помытой морковки. И так же примечательна оказалась борода мужика: ухоженная, густая, и прямо-таки смоляная, — такой насыщенный чёрный разве что в космосе встречается.
Почему я до него домотался?
Да потому что мужик всю дорогу поочерёдно следил то за Ритой, то за нашим орочьим шаманом. Он уделял одинаковое внимание им обоим, что уже само по себе странно. Да плюс ещё постоянно фотографировал их, с кем-то созванивался, что-то живо обсуждал и явно чему-то радовался. Вопрос: чему, зачем и почему?
Что ж…
Кажется, Сидельцев начинает прогрессировать. Ты стал совсем взрослым, Маугли! Помимо безликих миньонов, каждому нормальному главгаду подобает набрать себе в команду эдаких мини-боссов. Ну… типа Бибопа и Рокстеди. Вот он, по ходу, и набрал.
И надо бы эту угрозу устранить. Пресечь сразу же, ещё на корню; не дожидаясь пока всё это разрастётся в какую-нибудь очередную увлекательную историю. И, кажется, такой шанс мне действительно выпал. Мужик сделал последнюю фотографию Гио и двинулся в сторону сортира. И снова тот же самый вопрос: зачем? Что у него там может быть припрятано?
— Встретимся позже, — сказал я бабушке и Пацации, а сам посеменил вслед за ним.
Магия — это прекрасно. А ещё лучше, что в аэропорту её применение невозможно. Ведь помимо прочего у Василия Каннеллони, — а стало быть и у меня, — прекрасные гены. Ну а ещё бы! Батя граф, дед глава мафии, а бабка вообще космодесантница. Так что дури во мне хватает и справиться один на один с этим, мягко говоря, неспортивным мужичком в годах не составит большого труда.
Да будет драка! Хорош уже осторожничать! Может быть, во мне сейчас говорит паранойя, а может быть ситуация действительно требует, чтобы я действовал жёстко. Потому что… ну… почти выскочили ведь. Не хочу я обломаться в самый последний момент, ой как не хочу. А потому вперёд!
Бородатый зашёл в сортир. Я на мягких лапах проскочил сразу же за ним, не коснувшись двери. На счастье, внутри оказалось совсем пусто. Ряды кабинок по одну сторону, раззявленные пасти голодных писсуаров по другую, и эхо от шагов гуляет. И никого кроме нас.
А цель моя оказалась не так проста. Оборачиваться он не оборачивался, но спиной почувствовал, что я следую за ним и ударился в актёрскую игру. Встал вплотную к писсуару, вжикнул ширинкой и даже присвистывать себе под нос стал. Но меня не проведёшь! Кого помладше обмануть попробуй, чёрт пузатый.
— Не свисти, — сказал я. — Денег не будет, — а затем со всей дури приложил бородатого головой о кафель.
Тресь! То ли мужик оказался настолько хлипеньким, а то ли это у меня очередной талант пробудился, но чтобы вырубить его оказалось достаточно одного хорошего удара. Бородатый обмяк, по перегородке между писсуарами сполз на пол и застыл без движения.
И всё.
То есть прямо совсем всё.
Вот так легко и просто я предотвратил очередные козни Сидельцева и быстро-быстро потопал на выход. Да, признаюсь, напоследок у меня появились некоторые сомнения. Ну… потому что под обморочным мужиком потихоньку начала прибывать лужа, и актёрский талант тут явно не причём. Но лучше ведь перебдеть, чем недобдеть, верно?
Выскочив из туалета, я направился на паспортный контроль, где баб Зоя уже втирала погранцам насчёт конвента «Звездного Молота»…
— … эх дай папироску, — мурлыкал я себе под нос, пробираясь сквозь ряды кресел. — Ух я затянусь. Выложи форсу, а богом клянусь. Ну прорвались же к чёрту…
И ведь впрямь, мать его так, прорвались! Напоследок поводили по губам Павлу Геннадьевичу и выскользнули из-под самого его носа! Сердце колотится и поёт!
Сели. Сидим. А через десять минут вообще взлетим и всё, хрен ты нас поймаешь. Выкупили места в разных рядах; два справа от прохода и два слева, так чтобы никому не обидно было в одиночестве сидеть. Я, само собой, сел с Зоей Афанасьевной, а Гио с Ритой.
— Вась, а можешь мою сумку достать на минуточку? — попросила бабушка
— Легко.
Я спустил скарб Зои Афанасьевны, она быстренько расстегнула сумку, быстренько что-то в ней нашла и отдала обратно. А когда я вернулся на своё сиденье, увидел в её руках фотоальбом. Старый, в потрескавшемся кожаном переплёте.
Баб Зоя открыла его на первой же странице, улыбнулась, тыкнула пальцем в фотографию и сказала:
— Вот…
На чёрно-белом снимке были запечатлены двое. Красивая молодая девушка в лёгком летнем платьице и импозантный мужик, явно не по погоде одетый в длинный плащ и широкополую шляпу.
В девушке безошибочно угадывалась Зоя Афанасьевна, — всё же фотографии из её молодости мне попадались и раньше, — а вот мужика я видел впервые. Бровь — суровая мохнатая гусеница. Во взгляде сталь, в улыбке лисья хитреца. Грудь раздута, как у брачующегося голубя, а ещё руки… м-м-м… не знаю, как объяснить, но это всегда заметно. Пусть костяшки не кровоточат в моменте, но всё равно видно, что они были сбиты ни раз, ни два, и даже ни десять. Короче говоря, будь у мужика в руках автомат Томпсона, то можно было бы его копипастнуть на обложку «Крёстного Отца».
Кто это? Ну конечно же я догадался кто.
— Мой Джордано, — улыбнулась бабушка так, будто бы разом позабыла все те гадости, что рассказывала мне о нём.
— Можно? — попросил я альбом.
Затем взял его и начал листать. Ротешник мой сам собою зафиксировался в улыбку и внезапно накатила эдакая ложная ностальгия по временам, в которых я никогда не жил, но про которые реально много слышал.
Заодно я чуть успокоился. Теперь мне стало понятно, как именно мы будем искать Джордано Каннеллони. Ведь Палермо на Сицилии, — город, в который мы, собственно говоря, и собираемся, — отнюдь не деревня. Это во-первых. А во-вторых, спрашивать у каждого встречного-поперечного: «А где у вас тут мафия?» — верный способ влипнуть в неприятности.
Ну а так старые фотографии в качестве доказательства знакомства нам в помощь.
— Прикольно, — сказал я, переворачивая страницу за страницей и тут вдруг…
— Ох, — краем глаза я снова увидел того бородатого мужика из сортира.
Да, с нашей последней встречи он немного изменился. Теперь из носа у него торчала красная вата, вместо рубашки тугое пузо обтягивала белая майка безрукавка, а рубашка кое-как была завязана вокруг пояса. Видать, белые штаны стали не такими белыми как раньше, и он как мог пытался это замаскировать.
— Ох, — отдувался мужичок, запрокинув голову кверху. — Ох…
Но не в этом суть! Суть в том, что человек Сидельцева продолжает преследовать нас даже здесь! Или… или это всё-таки не человек Сидельцева?
— Ох, — прошёл он мимо нас с бабушкой. — Ох, — добрёл до кресел Гио с Ритой. — Ох, — сверил свой билет с местом, опустил взгляд на своих попутчиков и вдруг расплылся в широчайшей улыбке. Да так, что у него аж ватка из носа выпала. — Buongiorno, ragazzi!
— Э-э-э, — сперва потерялся Гио. — И тебе бомжорно, мил человек.
— Не говорить итальяно? — удивился мужичок, пристраивая свой багаж над головой у человека-грузина. — Туристо?
— Туристо, — вмешалась Сестра-Сластёна. — А вам-то какое дело?
— О-о-о! — бородатый бросил задницу рядом с ней. — Я не хотеть обижать! Я есть видел… у меня интерес… Я искать и искать и искать, но не никак находить, а тут…
— Я тебе соврала, — сказала бабушка, глядя в окошко, и тут же перетянула на себя всё моё внимание.
Извини, потешный незнакомый итальянец! Прости, пожалуйста, если только сможешь. Виноват я, — уж как есть виноват. Однако уверен, что когда-нибудь ты над этим ещё посмеёшься! Ну… я-то уж точно. А ещё впредь я торжественно клянусь тебя и пальцем не трогать. Ходи где хочешь, фотографируй кого хочешь.
Так… Паранойя насчёт этого бородатого товарища отступила. Мысль о том, что в штате у Сидельцева есть настоящие иностранцы не укладывалась в голове. И чуечка моя, похоже, иногда имеет свойство ошибаться. Но вернёмся к баб Зое!
— Ты о чём сейчас, ба?
— О многом, — вздохнула Зоя Анасьевна. — И даже не знаю с чего начать.
— Начни с главного, пожалуйста, — попросил я. — Не мучайся.
— Хорошо, как скажешь, — бабушка отвернулась от окна и почему-то очень виновато взглянула на меня. — Джордано, он… он никого не бросал. Когда в семье Каннеллони встал вопрос о новом Звене и его выбрали, то Джордано срочно понадобилось вернуться на Сицилию. Он звал меня с собой, но я отказалась. Сама.
Тут баб Зоя почему-то отобрала у меня фотоальбом. Отобрала, но продолжила:
— В голову что-то ударило, Вась, сама не знаю что. Сказала ему, чтобы он выбирал: либо я, либо эта его грёбаная Цепь. То ли боялась за него и в спасательницу играла, то ли гордыня, то ли просто идиотка… всю жизнь об этом думаю и всё никак понять не могу.
— Ага, — задумчиво сказал я и принялся соображать, что к чему.
А когда сообразил, задал фундаментальный, сука, вопрос. Такой, от ответа на который сейчас может переиграться вообще всё. С ног и наголову встать, блин.
— Бабушка, миленькая, а скажи-ка мне вот что: наш дед вообще в курсе того, что у него была дочь?
И вполне ожидаемо, что ответ был:
— Нет…
Горы. Пальмы. Морюшко где-то недалеко. Ну и жара, само собой. Да притом такая, что таксист подстелил под Гио что-то типа клеёнки, чтобы он своим аквагримом ему весь салон не уделал. Да и нам с баб Зоей, несмотря на кондиционер, в силовой броне сейчас приходилось тяжко. Скорее бы уже добраться до гостиницы! Помыться, переодеться, хоть чуточку прийти в себя и понять что делать дальше.
К слову! Господин таксист от нашего внешнего вида пускай и пришёл в праведный ахер, но в отличии от пограничной службы много вопросов не задавал. Да и вообще. Как только понял, что мы общаемся друг с другом по-русски, заткнулся и помалкивал всю дорогу.