, что бомж, тут не всякий обычный мужик его возраста может таким похвастаться.
Ещё одна несостыковка, на которую стоило бы обратить внимание — это Тырква. Так звали его собачонку породы рассол-терьер, щенок которой стоил как средненький автомобиль. Внешне пёська выглядела как джек-рассел, но в этом мире порода была выведена купцом-заводчиком Евгением Рассоловым, отсюда и название пошло.
Но! И серьги, и кубики, и Тырква — это внешнее.
Внутри всё оказалось куда сложней и интересней. Во-первых, Вадим Агафонович Нечаев был аристократических кровей, пусть и отказался от титула ради не совсем понятных мне идей. Возможно, когда-нибудь я узнаю эту историю целиком. Во-вторых, Агафоныч оказался магом моей специальности, вот только уровня повыше и, кажется, судьба-затейница свела меня со старым мудрым учителем, а мне ведь такой как раз и нужен.
Нечаев — идеальный кандидат на то, чтобы натаскать меня по ментальной технике. Он ведь вне бюрократии и предрассудков. С эликсиром помог, опять-таки. Не то, чтобы сильно напрягся, конечно. Просто сходил, да купил, — у него-то документы об инициации были. Но всё равно помог же!
Так вот. Агафоныч может подсказать и показать, как что работает, чтобы я больше не тыркался вслепую. Вот только что я могу предложить ему взамен? Учёба в обмен на поход в баню? Несерьёзно это как-то. Я бы отказался.
А хотя… стоп! Кажется, мне есть что предложить человеку его склада ума. Бродяга-романтик обязательно должен польститься на то, что я ему предложу.
— Вадим Агафонович, — сказал я. — Вы один хрен мои мысли прочитаете, если захотите. Так давайте не будем вокруг да около?
— Давай, — кивнул Нечаев.
— Вы когда-нибудь жили на понтонном катере посреди водохранилища?
В глазах Агафоныча мелькнул неподдельный интерес.
К концу дня мы с Нечаевым были чуть ли не лучшими друзьями.
На электричке в область, оттуда автобусом на берег Пирогово и ещё немножечко пешком до первой попавшейся частной сауны, в которой принимали безналичный расчёт. Дорвавшись до проточной воды, Агафоныч первым делом сбрил бородищу и явил миру своё довольно утончённое аристократическое лицо.
Затем хорошенько промыл волосы, связал их в тугой пучок и лишь потом начал париться. От процесса явно кайфовал. Сидел в парилке до красной рожи, обливался ледяной водой, а потом ещё и попросил отходить его вениками.
Удивила Тырква. Первый раз вижу столь теплолюбивую собаку. Всякий раз, когда хозяин уходил в парилку, Тырква забегала вместе с ним и запрыгивала на самую верхнюю полку, — туда, где жара побольше.
Разговаривать мы с Агафонычем, конечно, разговаривали, но поверхностно, о делах текущих. В душу друг другу не лезли. Он не спрашивал, как так вышло, что парнишка вроде меня вырвался дальше второго уровня магического источника, а я не спрашивал зачем барон пятидесяти лет отроду собирал банки в центре Москвы.
И как мне думается, обоих это вполне устраивало. Насчёт менталистики Нечаев сразу же выставил строгое правило.
— Раз уж мы какое-то время решили провести вместе в связке учитель-ученик, — сказал Агафоныч, размахивая полотенцем над головой, — то лезть друг к другу в голову вне учебного процесса строго воспрещается. Табу. Согласен?
Ну конечно же я согласен! Ведь это тоже очень, очень-очень-очень хорошо!
Как-то я сразу не подумал об одном ма-а-а-а-аленьком косячке, связанным с моим попаданством. А именно: как отнесётся другой менталист к тому, что найдёт у меня в башке воспоминания сорокалетнего мужика из другого мира? Единственный очевидный выход из такой ситуации, так это сваливать всё на больную менталочку, — раздвоение личности или что-то типа того, — но не факт, что мне поверят.
Итак… Преображение свершилось и из бани Его Бывшее Благородие Нечаев вышел совершенно другим человеком — статным, чистым и с раскрытыми настежь порами.
Ладно. До катера мы с моим новым учителем добрались уже затемно. Запитали иллюминацию, завелись и потихоньку отплыли. И первым же делом я выдал Агафонычу новую одежду, которая внезапно пришлась впору.
— Кухня есть, — улыбался Нечаев, осматриваясь в хотдожном цеху. — Не пропадём, стало быть. А вон я краны пивные вижу. Слушай, а…
— Я бы не рисковал, — честно признался я. — Кеги открыты больше трёх дней назад. Наверняка уже всё скисло. И выпить не сможем, и дрыстать будем дальше, чем видим.
— Ну тогда давай чайку заварим, — хлопнул в ладоши Агафоныч и полез изучать бойлер.
Полчаса и экс-барон уже был на катере, как дома. Это во-первых. Во-вторых, экс-барон был в восторге.
— А карты? — спрашивал он, шастая вместе с Тырквой туда-сюда по каюте. — Карты есть? Ну судоходные!
— Наверное нет.
— А куда отсюда можно уплыть?
— Не знаю, — признался я. — Но сейчас узнаю, — и полез в телефон.
Что ж, а это ведь на самом деле интересно. И с туристической точки зрения, и с предпринимательской. Как оказалось, Пирогово насквозь пронизывал канал имени Москвы. То есть уплыть отсюда можно было куда угодно.
Если двинуться по каналу на юг, то мы могли попасть сперва в Москва-Реку, а через часик-другой в камеру предварительного заключения до выяснения обстоятельств. Кто, зачем, куда, откуда?
А вот се-е-е-еверный путь пролегал аж до Волги, и вот там-то для нашего понтончика было настоящее раздолье. Мысль проста, как хлебушек. Был бы раскачанный бренд и живые соцсети, можно было бы устроить плавучий гастрономический тур по городам. Разработать хорошее короткое меню и вперёд.
Другой момент, что на этом вряд ли много заработаешь. Скорее уж это пиар-акция и контент для чего-то основного и приносящего. Стационарные точки рубят бабло, пока команда харизматичных поваров катается по стране и постит фоточки. Мол, посмотрите какие мы молодые, и деятельные, и интересные.
— Да-а-а-а, — протянул я. — Перспектива есть.
— Ты о чём?
— Да так, ни о чём. Рано пока об этом думать, — и тут я вспомнил. — Вадим Агафоныч, без обид, но мне спать пора. Завтра очень трудный день.
«И во многом решающий», — додумал про себя.
— А вечерком первое занятие. Договор?
— Договор, — кивнул Нечаев, и я полез в каюту…
Поминки — мероприятие раннее. Так что на работу я добирался засветло и даже застал открытие метро. Утро пережить, да день продержаться, и хрен меня кто в ближайшее время увидит в Москве и в «Короне Империи» в частности.
Я уже переспал с идеей насчёт того, чтобы раскачать плавучую кухню, и она, — идея то есть, — никуда не делась. А это значит годная. Это значит, есть в ней здравое зерно. Так что будем работать в этом направлении, но плотненько возьмёмся за это с завтрашнего дня.
А сегодня — банкет сиречь поминки. Когда я зашёл на кухню, сонные повара ещё хлебали кофе и кое-как раскачивались. Но стоило мне лишь поздороваться с ребятами, как на кухню влетел бешеный Франсуа Денисыч, заорал о том, что:
— Мероприятие сдвигается на час назад! — и муравейник ожил. — За работу! Быстрей-быстрей-быстрей!
Я аж кураж поймал. Аж вспомнил, как и почему изначально влюбился в эту профессию. Приятная суета, шутки, прибаутки, чувство локтя, вот-это-вот-всё. А ещё в запаре я не преминул лизнуть чудо соус из арктического банана.
Короче! Недурно. Я бы даже сказал охренительно. С подобным соусом я знаком по прошлой жизни и сам как-то раз прорабатывал нечто подобное. Берём часть банана, часть столовой горчицы и две части сметаны — на слух оно ужасно, согласен, но в качестве заправки для листового салата просто восхитительно. Сладость, кислота, острота — почти идеальный баланс.
А арктический банан до кучи придавал соусу эдакий холодок. Не ментоловый, а какой-то волшебный, что ли? Аномальный, во! Банан же аномальный, и холодок у него, значит, тоже такой же.
— Гио, что с горячим⁈
— Пять минут до готовности, шеф! Только в шкафу добить осталось!
— Отлично! Миша! Жульены⁈
— На низком старте, шеф!
— Темпура⁈
— Да-да-да-да-да-да!
— Холодка⁈
— Уже выносят, шеф!
— Отлично!
Мы своё отсуетились, и теперь настала пора суетиться официантам. В зале полным ходом шла сервировка. Деловитая Стася Витальевна проворно руководила бойцами зала и раздавала указания. Громкие, чёткие, рубленные. Бывший кинолог всё-таки, этого у неё не отнять. Не удивлюсь, если охранник Боря частенько по долгу службы слышит команду: «Фас!»
Я в свою очередь припал к круглому окошку между залом и кухней и ждал. Высматривал Орловых. В конце концов дождался, что уже хорошо. Значит, вопреки законам остросюжетной драматургии, всё не сорвалось в последний момент.
Увидел я и уже знакомую мне сестричку Олю, и сводного братика, и облачённую в чёрные одежды безутешную вдову, графиню Марину Марковну. Вот с ней-то меня даже кровь не связывает, так что жалеть эту гадину нет ни единой причины. Более того, именно её я более остальных виню в смерти матушки Василия Канеллони, и конкретно для неё месть моя будет ужасной и бесповоротной.
Гости только-только начали рассаживаться, и у поваров начался второй раунд. Не такой потный, конечно, — всё-таки мы уже успели подготовиться, — но побегать всё равно пришлось. Сперва в зал ушли горячие закуски и почти сразу же следом за ними первое горячее. Затем второе, третье и-и-и-и всё. Отбились.
— За мной, — рявкнул шеф, когда последняя тарелка с горячим покинула раздачу.
Франсуа Денисыч отвёл всю свою команду вниз, в заготовочный цех и чёрт! Я даже немного потеплел к мужику. Сперва шеф толкнул короткую речь о том, что все молодцы, а потом попросил поаплодировать друг другу.
— Только не громко! — опомнился Денисыч. — Не хватало ещё.
«Не хватало ещё, чтобы изо-всех-сил-скорбящие владельцы заведения услышали на поминках радостные вопли поваров» — думаю, примерно это он хотел сказать. И да, согласен с ним. Неуместно оно как-то будет.
— Горжусь, — напоследок сказал Франсуа Денисыч. — На сегодня все свободны.