станно меняющееся сплетение и временной порядок того, что Бог в своей простоте располагает к возникновению» (12). Из приведенной цитаты очевидно, что французские мысль и образный ряд питались из двух традиций – античной философии и мифологии и христианства. Фортуна бесконечно обсуждается у гуманистов (Альберти, Фичино, Понтано, Макиавелли (13)), то отрицаясь и низводясь, то воскресая и обретая новые статусы. Столкновение судьбы и провидения, описанное и у Монтеня, и у Дидро (14), также свидетельствует о стойкости античных представлений, оставивших богатый след в языке, приведших к сосуществованию в обыденном сознании и языческого, и христианского образов.
В нашем исследовании мы будем неоднократно, как и говорилось в описании метода, обращаться к описанию аллегорий тех или иных абстрактных понятий, канонизированных в Средние века и Возрождения, и хотели бы предварить в небольшом отступлении появление обширных цитат из соответствующих источников (I, СО), дабы показать, что именно мы усматривали в этих аллегориях и какой именно феномен они собой представляют. С нашей точки зрения, наиболее интересные замечания об этом содержатся в знаменитой книге Хёйзенги «Осень средневековья» (15), где рассматриваются отношения между средневековым символизмом и аллегорией. Он рассматривает символизм с точки зрения каузального мышления, которым пытается связать явления в плоскости одновременно целевой и смысловой. Убежденность в такой связи возникает, как только у вещей обнаруживается общее свойство, соотносимое с некими общими ценностями. Всякий реализм в средневековом смысле, утверждает Хёйзинга, это антропоморфизм, «когда мысль, приписывающая идее самостоятельное существование, хочет стать зримой» (Там же. С. 258). Его можно достичь не иначе как через персонификацию, превращая символ в аллегорию. Средневековые аллегории отражают обычай давать всему имена, во всякой вещи искать урок, мораль, нравственное значение, во всяком доказательстве прибегать к ссылкам на тексты, сохраняя неукоснительную веру в силу произнесенного слова. Средневековое мышление характеризуется Хёйзингой как архитектонический идеализм, связанный с потребностью обособлять каждую идею, оформлять ее как сущность, объединять идеи в иерархические сочетания, выстраивая из них своеобразные храмы и соборы. Именно в силу этого мы полагаем, что аллегории оставили глубокий след в образной структуре понятий, превратившись в коннотации или фрагменты их.
В средневековой иконологии (I, Сd) мы находим следующие описания и соответствующие изображения Провидения и Фортуны:
1. «Провидение – женщина с двумя головами, как у двуликого Януса. На одной голове – венок из колосьев, на другой – из виноградных ветвей и кистей. В одной руке она держит два ключа, в другой руль. Поскольку ни один благоразумный человек не может существовать без знания прошлого и будущего, эта фигура изображается с двумя головами. Ключи символизируют недостаточность осязания вещей и подчеркивают необходимость рассуждать. Рассуждения – ключи, помогающие отпереть лабиринты человеческой жизни, преисполненной трудностями. Руль, использующийся на кораблях, показывает, что провидение способно управлять событиями, чтобы помочь достичь богатства и славы, а также и спасти жизнь. Провидение вращает руль, управляя нами и нашими надеждами».
2. «Фортуна представляется в виде женщины с завязанными глазами, парящей над деревом жизни и сбивающей с него длинной палкой принадлежности и символы различных ремесел: орудия, оружие, книги, венцы и пр. Так изображаются Дары. Действия ее связаны со звездами, определяющими склонности человека и направляющими через его чувства его разум. Она изображается слепой, чтобы подчеркнуть, что она не благоприятствует никому в отдельности, она всех в равной степени любит и ненавидит, проявляясь через возможности, которые ей предоставляет случай. Это показывает, что следует простому народу идти только за правдой, которой располагает божественное провидение».
Вот еще одно изображение Судьбы, содержащееся в книге Чезаре Рипа:
3. «Женщина с небесной сферой на голове или стоящая на колесе времени и держащая в руке рог изобилия. Сфера или колесо времени показывают, что она находится в постоянном движении и к каждому по очереди поворачивается лицом, возвышая или унижая человека. Она распределяет блага из рога изобилия, но поскольку все время движется, то и блага постоянно переходят из рук в руки» (I).
Проанализируем эти описания.
1. Оба аллегорических персонажа – женского пола.
2. Оба персонажа действуют при помощи дополнительных инструментов (ключи, рог изобилия, колесо, руль, палка).
3. Области их действия не пересекаются.
4. Персонажи, олицетворяющие эти понятия, намекают человеку, как ему следует себя вести в отношении своей судьбы: знай прошлое, думай о будущем, рассуждай.
5. Провидение и французская судьба наделены богатствами: у них есть колосья, виноградные ветви, рог изобилия, дары – символы ремесел. Эти высшие «предопределители» жизни подсказывают человеку, как ему преуспеть.
6. Все люди равны, судьба никому не подыгрывает. Она или слепа, или равномерно вращается на колесе времени, поворачиваясь лицом к каждому.
Изложенные здесь представления в большой степени являются ключевыми для романской ментальности. Они пронизывают длинные ряды понятий, определяющие отношения человека и окружающей его естественной среды. Отголоски этих представлений мы находим во французских понятиях о добре, случае, успехе. Вот яркий пример: французский успех – success – связан с идеей, выраженной латинским, а потом и старофранцузским глаголом succedere, современным французским succeder, – исторически означавшим иметь взаимосвязь во времени, иметь хороший результат во времени, а затем, в новое время, получившим значение наследовать, получать в свою очередь, иметь вследствие. Это понятие содержит в себе геном смысла, утверждающего связь между успехом, богатством и родом человека (наследством, делом, капиталом, перешедшим по наследству), а также длительным удачным стечением обстоятельств. В отличие от русского успеха, связанного с глаголом (успеть – схватить, воспользоваться, совершить «хапок»). Все эти понятия, идущие от ключевого понятия судьбы, оказывают большое влияние на ментальность, на способ социального действия, принятого в культуре.
Мы видели, что аллегорический сборник Рипы иллюстрирует лишь два понятия из всего представленного синонимического ряда. С них начнем наш анализ.
Fortune (n. f.) – заимствование из латыни (1130 год), Fortuna – имя римского божества счастья, случая и удачи. Первоначально этим словом называли богиню урожая, о чем свидетельствует происхождение ее имени от глагола ferre (носить – о матерях и женщинах). Впоследствии, возможно, под влиянием пренестинского культа, Фортуна стала богиней судьбы, счастливого и несчастливого случая, социального успеха. Во множественном числе этим словом обозначали богатство.
Непосредственное происхождение слова связано с fors, fortis.
В современном языке выделяют три следующих значения этого слова:
1. Сила, распределяющая блага и несчастья без видимого правила;
2. Событие или события, хорошие или плохие, результирующие из действий этой силы;
3. Благосостояние, богатство – в этом значении fortune входит в следующий синонимический ряд: деньги, капитал, собственность, владения, богатство.
Уже этот беглый обзор показывает ключевую разницу мировоззренческих концептов судьбы в двух культурах. У русских судьба – это часто о плохом. У французов – скорее о хорошем.
Слово fortune в первых двух интересующих нас значениях имеет во французском языке следующие метафорические сочетания:
les caprices, les caresses, les cadeaux, les revers, les revirements, la volonté, la révolution de la fortune;
etre favorisé, élu, digracié, favorisé de la fortune’, chercher, tenter, bâtir, courtiser, corriger, brusquer la fortune, faire contre mauvaise fortune bon сoеиr;
etre l’artisan, courtisan de la fortune;
avoir la bonne, brillante, heureuse, mauvaise fortune, ne pas avoir de fortune.
Следует отметить, что употребление fortune в значении «судьба» все больше вытесняется словами destin, destinée, sort, о которых речь пойдет далее. В современном языке на первый план все больше выступает конкретное значение этого слова – благо, богатство, состояние, конечно, являющиеся результатом благоприятствования «верховной судьбы». Именно эти значения слова fortune связываются нами с материнским аллегорическим образом Фортуны, раздающей профессиональные «дары», и именно он определяет специфику, нюансировку исходного понятия – мифологизированной силы, как правило, помогающей достичь социального успеха и процветания через профессиональную деятельность. Так, по нашим наблюдениям, вся вышеприведенная сочетаемость появляется лишь в контекстах, связанных с карьерой, но никак не с личной жизнью человека. Например, высказывание Il est allé chercher fortune aux Etas-Unis никак не может интерпретироваться как «Он поехал искать личного счастья в Америку», но как «Он поехал искать денег, удачи в Америку». В связи с этим следует уточнить интерпретацию двух следующих примеров употребления: C’est un homme à bonnes fortunes (мужчина, которому везет в любви и у которого много женщин) и La fortune t’a donné des parents riches. Первое употребление рассматривается нами как идиоматическое, в котором fortune утратило первоначальный смысл, во втором – «богатые родители» фигурируют как социальная характеристика, благоприятствующая продвижению человека в жизни. Симптоматично, что сказать La fortune t’a donné des parents pauvres – нельзя.
Коннотативный облик fortune во французском языке вырисовывается достаточно четко: женственность особенно подчеркивается возможностью ухаживать за ней, а также капризами и ласками, источником которых она является. Мы можем спрогнозировать наличие других сочетаемостных возможностей этого слова, подчеркивающих женские черты закрепленного за этим понятием образа. Однако при создании подобных высказываний следует учитывать, что французская