Георгий ГачевМентальности народов мира
От автора
Национальное – стало жгучей проблемой в современном мире. Политики разжигают национализм и торопятся практически «решать», не подозревая, с какой многослойной толщей бытия и культуры тут приходится иметь дело.
Наш подход – не прагматико-идеологический, но культурно-эвристический: понять национальное как особый талант зрения, в силу которого человек (ученый, художник…) из данного народа склонен открывать одни аспекты в бытии и духе, а выходец из другой традиции – иные. Наша цель – явить взаимную дополнительность, как бы разделение исторического и культурного труда между странами и народами, описать национальный мир и ум как инструмент с особым тембром в симфоническом оркестре человечества и так продемонстрировать богатый спектр в наличном достоянии современной цивилизации Земли. Возлюбленная непохожесть – этим дорожить надо, это наша общая ценность. Ценить надо то, что не я и не мы, а значит, знают и умеют то, что восполняет – мое уникальное тоже умение и понимание… Таков пафос сей книги. Она призвана содействовать взаимопониманию между народами и культурами.
Национальные образы мира я описывал почти 30 лет. В 1991 году я был приглашен в США прочесть в Весленском университете курс лекций на эту тему. Шестнадцать томов рукописей захватить с собой в Америку я, естественно, не мог, и когда мне надо было в трех-четырех лекциях описать Английский или Итальянский, или какой другой образ мира, я мог опираться только на память… Но это и хорошо: вспоминались только самые важные тезисы, идеи, образы. Так что забвение выполняло абстрагирующую, отсеивающую работу.
Во-вторых, лекции я читал на английском языке. Не владея им как родным, я был несколько стеснен в выражении мысли: не мог предаваться раздольной игре слов и образов… Но это и лучше: в результате текст – а я был должен писать свои лекции заранее, не надеясь на экспромт, – вышел более жилистым, мускулистым. На русском языке я такого сжатого курса лекций не смог бы написать: соблазнялся бы там и сям порастекатися мыслию по древу…
Когда же курс был прочитан и вот возникла идея дать его и для русской аудитории, я принялся – переводить себя… – на себя же! Предлагаемый текст – это как бы авторизованный самоперевод с английского. При этом иногда возникали нечаянно «англицизмы» – совершенно понятные неуклюжести, но они так освежительны, что я их не правил.
В курсе три части. В первой – поставлены общие проблемы и изложена техника, какою проникать в национальный мир и описывать национальный ум, «менталитет» (как ныне модно это обозначать. Во второй – даны «портреты» национальных миров. Для полноты картины, чтобы представить множество вариантов национальных миросозерцаний, я присовокупил сюда несколько своих опусов, в которых охарактеризованы культуры стран, которых я в лекциях не затрагивал. А третья часть курса – семинарий, практикум, упражнения в анализе разных аспектов национального: как оно сказывается в естествознании, в кино, в индивидуальности художника.
Почему я избрал именно термин «Национальные образы мира» для обозначения проблемы, подробно объясняется в первой части курса, посвященной общим вопросам. Но заранее должен оговорить его приблизительность и что границы его весьма расплывчаты. Вполне допускаю, что другие ученые могут предложить иные общие понятия (например, «национально-исторические особенности культур», «национальный менталитет» и др.) и работать с ними, исследуя аналогичный предмет.
Часть I. Общие вопросы
Лекция 1
Здравствуйте! Значит: желаю я вам здоровья, мой слушатель или читатель. Итальянец же бы вас приветствовал так: Come sta? = «Как стоишь?» Француз же бы поинтересовался: Comment çа va? = «Как это (нечто) идет?» Подобно и немец: Wie geht’s? = «Как идется?» Иудей сказал бы «Шалом!», что значит: «Мир!» Англичанин (и американец) бы спросил: How do you do? = «Как вы делаете?»
Уже в простом и повседневном акте взаимного приветствия люди разных народов выражают свои «символы веры», подчеркивают, что ценно для них в существовании. Для русских – здоровье, целостность, для англичан и американцев – работа, труд, для евреев – мир, для итальянцев – стабильность, статика, вертикальное измерение бытия, для французов и германцев – движение, динамика…
Таким образом, уже в повседневной речи мы разговариваем на языке сверхценностей, используем философские идеи и принципы, но не осознаем того, употребляя их бессознательно. И я призываю вас быть внимательными к привычкам будничного словоупотребления. Многие фундаментальные категории и понятия там залегают, подразумеваются. Если мы осознаем их, это даст нам важное средство проникновения в арсенал архетипов и принципов, в шкалу ценностей, что формируют национальную ментальность данного народа, его культуру. Корни слов в особенности содержат ключи к основополагающим идеям, и в них надо вслушиваться острым слухом, испытывать их и допытываться.
Я называю мою тему – «Национальные образы мира». Или – «Этнические картины мира» (Ethnic Pictures of the World) – так перевели в Америке в 1969 году мою первую статью на эту тему: «Национальные картины мира», опубликованную в журнале «Народы Азии и Африки», 1967, № 1. Или – «Национальные ментальности». Я предполагаю (еще до исследования предмета, так что это – гипотеза), что каждая национальная целостность: народ, страна, культура – имеет особое мировоззрение, уникальную шкалу ценностей. Я не стану настаивать на строгом определении терминов: «национальный», «этнический», «региональный» и т. п. Они практически переплетаются, их границы размыты. Но и того смутного представления о них, которое каждый имеет, будет достаточно для нашей цели и работы. Предаваться изощренным предварительным дискуссиям по уточнению терминов – эта софистика была бы тратой времени: в ней завязнешь до дела самого. «On s’engage et puis on voit», – говаривал Наполеон. «Надо ввязаться в дело, а там видно будет». А дело наше – конкретные описания, сопоставления и толкования различных национальных целостностей: Россия, Америка, Греция, Франция… Одни из них, как Россия и США, – сверхнациональные образования, а Древняя Греция существует в настоящее время лишь как культурный феномен, но термин «национальное» в состоянии обнимать и покрывать все эти реальности.
В предпринимаемой нами работе есть серьезная интеллектуальная польза: понимание того, как одна идея, та же вещь может представляться и пониматься различным образом, вариантно, – это расширит умы, освободит их от стереотипов. Есть также и этическая, моральная ценность в такого рода исследовании: если я буду осознавать ограниченности своего кругозора и понимания (не только как мои личные, но и как проистекающие от моего членства в данной национально-культурной целостности), я буду с большим уважением относиться к другим народам, которые могут видеть и понимать вещи и идеи, которых я не понимаю.
Есть даже своего рода психотерапия в такого рода медитациях. Ведь каждый человек обеспокоен насчет своей «идентичности»: куда себя отнести, к какой группе? Каждый принадлежит к той или иной этнической группе или есть дитя смешения народов, живет или на родине, или в другой стране, на «чужбине». «Кто же я такой? – это первый и главный вопрос при пробуждении ума или рефлексии. – Русский, англичанин, грузин, еврей, американец?» А если американец, то какого происхождения: ирландского, польского, итальянского, китайского?.. «Познай самого себя!» – древняя сократова заповедь каждому человеку. Но реализована она может быть только в процессе познания окружающего мира. Это двуединая задача и работа: познавай себя и познавай мир.
Для меня – я должен признать это сразу – проблема национального самоопределения была одним из главных стимулов, побудивших меня заняться темой «Национальные образы мира». Мой отец – болгарин из-под Родопских гор на Балканах. В 1926 году он прибыл как политэмигрант в Советский Союз – «обетованную землю», как это казалось издалека социалистам-романтикам. И действительно: вначале отец смог развернуться как философ музыки, литератор. Он писал о Вагнере и Декарте, о Бетховене и Стендале, переписывался с Роменом Ролланом, защитил диссертацию и издал книгу «Эстетические взгляды Дидро»… Но в 1938 году он был арестован как «враг народа», сослан на Колыму, где и умер… Учась в Московской консерватории на музыкально-научно-исследовательском отделении, он встретил там еврейскую девушку из Минска, которая стала его женой и моей матерью. Я родился в 1929 году в Москве, так что моя родина – Россия (или Советский Союз как ее временное продолжение), а родной язык – русский. Так кто же я такой? Какова моя «национальная идентичность»? Должен ли я и могу ли я считать себя членом болгарской целостности, или еврейской, или русской и следовать какой-то определенной (и какой?) традиции, системе ценностей – считать ее своею, примыкать к какому-то стилю в мышлении?.. Но ведь я не совпадаю, не совмещен («конгруэнтно», как говорят в математике при наложении треугольников…) ни с одной из них. Я – смешанный. Я имею отношение ко всем им, но не полностью, а частично. В той же математике в теории множеств есть такое явление, как «пересечение множеств».
Заштрихованная область – это моя личная «земля», персональная «почва», которая стала основанием для моих исследований различных национальных образов жизни и миросозерцаний. Перед аналогичной задачей – самоопределения в национальном отношении – стоят многие. И я надеюсь предоставить некую интеллектуальную терапию, излечение от тревог и беспокойств своему слушателю и читателю…
Раз уж я начал исповедоваться, то – еще одно признание. Все хорошее в этой жизни, что положено человеческому существу, я испытал: и любовь, и семью, и красоту в природе и в искусстве, причастился к сокровищам культуры, испытал наслаждение свободной мысли и радость творчества… Только вот мира не видел, не мог путешествовать в другие страны: не посылали, не пускали, да и денег не было. У нас ведь, в Советском Союзе, за «железным занавесом», только «проверенным товарищам» дозволено было выезжать… Я очень страдал от этой невозможности. Даже такой эпизод был в моей жизни, когда я, тридцати трех лет от роду, будучи кандидатом наук и научным сотрудником Института мировой литературы Академии наук, бросил все и нанялся плавать матросом в Черноморском пароходстве в надежде попасть в загранплавание и увидеть таким образом мир. В течение двух лет (1962–1963) работал моряком на Черном море, но мне не открывали визу… Я вернулся в Институт и принялся читать о разных странах и культурах, описывать их, сравнивать. Теперь я понимаю, что мои описания национальных образов мира стали моим способом путешествовать – умом и воображением. На несколько лет я зарываюсь в ту или иную страну: в Индию, Германию, Америку и т. п., читаю о природе, истории, обычаях, кухне, религии, изучаю литературу, философию, науку и технику, проникаюсь националь