ы в одиночку сражаться с песчаными червями на Арракисе, но вполне сумели бы убить сколько угодно батлерианских трусов.
И Птолемей знал, что этого будет достаточно.
Под куполом ангара администратор Ноффе проводил тщательную инвентаризацию, чтобы точно знать – шаттл привезет на Колхар надежные демонстрационные модели. Директору Венпорту интересно будет посмотреть на последние разработки своих ученых.
После своего спасения от батлерианской чистки Ноффе уже много лет работал здесь, надеясь усилить возможности человека, помочь цивилизации в борьбе с боязнью технического прогресса. Он хотел, чтобы империя росла, колонии множились, люди жили дольше и достигали великих целей. На Талиме Ноффе рассматривал язву батлерианского невежества как неприятное, но не касающееся его обстоятельство… пока варвары не явились на его планету, не разграбили лабораторию и не приговорили Ноффе к смерти за его «неприемлемые» исследования.
Необразованные суеверные глупцы! Неужели они лучше его подготовлены к тому, чтобы определять будущее?
Он признает, что во время джихада народ тлейлаксов совершал преступления, продавал органы на черном рынке, подделывал свидетельства о смерти, экспериментировал с клонами. Да, его народ уже много лет страдает от осознания своей вины, но после того как директор Венпорт его освободил, Ноффе заставил себя забыть об этом чувстве. Он и другие исследователи-тлейлаксы умели добиваться невероятных результатов – и делали это здесь, на Денали. Ноффе знал, что, когда эти чудеса технологии попадут в руки «Венхолдз», будущее человечества будет обеспечено. Если не победят батлерианцы. И нельзя позволить этим дикарям и варварам победить.
Ноффе из глубины трюма шаттла наблюдал, как рабочие загружают тщательно упакованные прототипы, новые взрывчатые смеси и сбиватели сердечного ритма, способные вывести из строя целую армию варваров. Администратор отмечал каждый загруженный ящик; в манифест он включил заметки, объясняющие особенности каждой новой доставки. Директор Венпорт всегда требовал отчетов.
Изучая ящик с первой сотней механических «сверчков» доктора Вестфера, Ноффе заметил на дне ящика повреждение – узкую щель, которую… расширили? Он увидел, как в тени трюма мелькнула и исчезла между ящиками маленькая тень. За ней пробежали еще три. Прищурившись, он наклонился, увидел движение – и понял, что это такое.
Он крикнул рабочим в трюме:
– Сбежало несколько механических «сверчков» доктора Вестфера! Надо их поймать.
И услышал крик на другой стороне ангара:
– Под шаттлом протекает горючее, шланг порван. Немедленно ремонтников!
Ноффе посмотрел в тень, в которой исчезли «сверчки».
– Протекает горючее? – Он принялся торопливо спускаться по рампе. – Если там горючее, нужно…
Крошечное насекомое-робот метнулось в лужицу легковоспламеняющегося горючего. Ноффе с ужасом смотрел, как сверчок в соответствии со своей программой начинает тереть задние лапки одну о другую, трет, трет, трет – пока не возникла искра.
Эта искра стала огненной стеной, поглотившей Ноффе и отбросившей его назад.
Когда под куполом госпиталя Птолемей увидел обожженного Ноффе, чье тело из-за обугленных ран походило на плохо прожаренное мясо, он не мог не вспомнить сгоревшего заживо доктора Эльчана.
Ноффе продолжал цепляться за жизнь – по крайней мере, пока.
Гости-врачи школы Сукк лихорадочно работали, используя всю свою технику, – накачивали больного жидкостями, соединяли с поддерживающими жизнь аппаратами. Хотя его с помощью различных средств погрузили в искусственную кому, Ноффе дергался от боли.
Птолемей оставался в госпитале, но ничем не мог помочь врачам. Он был ученым и инженером, но не врачом. Опять он почувствовал свою беспомощность! Даже со всеми своими грандиозными достижениями вроде ходячих, которых он создал, Птолемей не мог помочь еще одному другу, когда тот отчаянно нуждался в помощи.
Охваченный переживаниями, он коснулся Ноффе – и обожженный человек, хоть и в коме, вздрогнул от боли.
– Мы едва ли можем ему помочь, – сказал один из врачей.
Но Птолемей обдумывал возможности. До сих пор он не решался сделать последний шаг, но теперь у него не оставалось выхода.
Он закашлялся – у него болели легкие. Неглубоко дыша, он справился с приступом и снова смог говорить. Посмотрел на страдающего друга.
– Кое-что мы можем сделать – и вы должны мне помочь.
Одна из моих основных задач в достижении главной цели Ордена сестер – представлять человеческое общество как единое целое, а не как совокупность небольших групп. Первый шаг на этом пути – разорвать естественные связи матери и ребенка и облегчить девочке выполнение ее главной роли в человеческом обществе. Сильные, но ограниченные эмоциональные связи следует переключать и перенаправлять, чтобы энергия матери и ребенка была отдана будущему, а не мелким личным заботам.
Императорский двор блистал: куда ни глянь – дамы в роскошных платьях, в драгоценностях и лихие кавалеры в прекрасно скроенных мундирах, при шарфах и в шляпах. По вечерам знать при дворе Коррино развлекали экзотические исполнители, в том числе талантливые музыканты и танцовщицы.
Рядом с Сальвадором подле его гигантского трона из зеленого хрусталя сидели в меньших креслах Преподобная Мать Доротея и принц Родерик. Все слушали молодую женщину, которая исполняла под балисет балладу своей родной планеты Чусук; события, о которых она пела, происходили во времена жестокого владычества мыслящих машин. Певица была в ярком национальном костюме и держала в руках инструмент обтекаемой формы; Доротея узнала работу известного мастера Вароты. На первый взгляд, девушка с Чусука была слишком молода, чтобы доверить ей такую ценность, но она оказалась необыкновенно талантлива, прекрасно владела инструментом и обладала запоминающимся голосом.
Однако императора представление не заинтересовало. Музыка была прекрасная, но исполнительница показалась ему блеклой, особенно в таком блестящем окружении. Сальвадор скучал; от досады он выпил красного вина, приправленного меланжем, больше обычного. Рядом с ним стоял нервничающий придворный сомелье, готовый, если император потребует, принести из винного погреба еще одну бутылку.
Доротея разглядывала Сальвадора: он был чересчур озабочен своими воображаемыми болезнями, все сильнее тревожился и становился все нетерпимее после того, как год назад казнил своего врача из школы Сукк. Сальвадор не решался допустить к себе нового врача, пока все доктора не пройдут специальную подготовку, которая сделает их верность императору непоколебимой. Доротея не знала, какая мания победит: страх перед врачом-заговорщиком или хроническая ипохондрия.
Взмахом руки император велел исполнительнице умолкнуть, и она так удивилась, что уронила балисет. Служитель в мундире торопливо увел ее. Девушку сменил чтец, предположительно коренной житель Арракиса, который должен был читать традиционные пламенные стихотворные сказания зенсунни. Чтец, морщинистый, обветренный, был в пустынном плаще и черном, сберегающем влагу костюме, но Доротея подметила, что фильтры прикреплены неправильно и вообще все это похоже на театральный костюм, а не подлинное снаряжение для пустыни.
Звучным голосом мужчина стал излагать древнее сказание о двух детях: брате и сестре, – которые убежали из своего сиетча, на песчаных червях добрались до великого Танзеруфта и больше не вернулись. Они стали легендой; столетия спустя их видели едущими на гигантских червях; они навсегда остались детьми и не выросли, не стали взрослыми. Сам по себе сюжет был интересным, но голос рассказчика показался Доротее нудным, а актерские способности – средними.
– Спасибо, – остановил Сальвадор чтеца, который собирался начать что-то новое. – Достаточно.
Рассказчик поклонился и торопливо удалился, а император снова отпил вина. Сальвадор раздраженно посмотрел в сторону двери, где ждали своей очереди новые артисты. Три жонглера в экстравагантных костюмах скользнули на площадку, но едва успели начать свое представление, как император отпустил их.
– До конца месяца больше никаких жонглеров! Это указ императора! Я не настроен на такие забавы. Если увижу еще одного жонглера, проткну его мечом.
Сальвадор усмехнулся, глядя, как жонглеры убегают, спотыкаясь, а Родерик озабоченно посмотрел на него. Последовало некоторое замешательство: решали, кто выступит дальше; император меж тем раздраженно откинулся на спинку трона.
– Довольно на сегодня глупых развлечений. Умный культурный человек терпит это лишь до определенного предела. Мне нужно еще пряного вина и немного спокойствия и умиротворения.
Глядя мимо трона, Доротея встретилась взглядом с Родериком. Она видела: братья хотят, чтобы вечер закончился побыстрее. Возможно, Сальвадора отвлекут наложницы.
Несмотря на слова императора, придворные продолжали болтать о своих делах. По мнению Доротеи, среди них было очень мало серьезных или интересных людей, но Родерик – совсем другое дело. Принц всегда по горло занят, пытаясь помешать брату выставлять себя глупцом, как бы ни настаивал Сальвадор, что умен и образован.
У главного входа Доротея увидела женщину в черном, незаметно пробиравшуюся вдоль стены. Это не была одна из ста преданных императору сестер, последовавших за Доротеей во дворец. Пришедшая не привлекала к себе внимания, но Доротея узнала сестру Арлетт – свою родную мать!
Доротее потребовались все силы, чтобы справиться с собой. Ее мать была миссионером, привлекала в школу Ордена новых учениц. Образы Другой Памяти показали Доротее много подробностей из жизни матери – как ее разлучили с маленькой дочерью, как Ракелла отослала ее, помешав установить связь с дочерью. Позже она точно так же отослала саму Доротею, чтобы та наблюдала за батлерианским движением на Лампадасе… тоже чтобы помешать ей сблизиться с матерью?
Очнувшись от дурмана, вызванного ядом, став «новорожденной» Преподобной Матерью, получив доступ к Другой Памяти, Доротея узнала эту жестокую правду, узнала и о том, что Орден владеет запрещенными компьютерами. Это настроило ее против столь кощунственной деятельности.