В Воронцово к майору Тропинину я хотел отправиться один, без Демина, потому что лишний раз светиться там Илье было небезопасно. Но Демин мне сказал, что ни о чем таком не может быть и речи.
– Женька, у майора ведь возникнет куча уточняющих вопросов, – сказал Илья. – И что же ты ему сможешь пояснить, если тебя и близко рядом с Жоржем не было?
В общем, он был прав. Это Илья встречался с Жоржем. А я Жоржа видел только на экране телевизора.
– Ты за рулем, – обрисовал диспозицию Демин. – Я на заднее сиденье сяду. Стекла в машине тонированные. Ну кто меня заметит?
И мы поехали в Воронцово вместе. Илья дремал на заднем сиденье. Я вел машину. Пустынные улицы Воронцова мы проскочили без проблем. Но даже у ворот участка Тропининых я не позволил Илье выйти из машины, дождался, пока Никита откроет нам ворота, и на машине подкатил к самому дому.
Нас встречала Катерина. Я знал, что сейчас она объявит папой меня, потом такой же чести удостоится вышедший из машины вторым Демин, и я решил опередить девчонку. Она еще только рот открыла, а я уже ее спросил:
– А где наш папа, Катерина?
Я ее озадачил своим вопросом. Не ожидала она от меня подобного коварства. Даже нахмурилась, раздумывая. И вдруг посмотрела мне в глаза и сделала какой-то неуловимый жест рукой, приглашая меня последовать за ней. Было что-то завораживающее в этом мягком жесте и в ее глазах, которые смотрели совершенно не по-детски. Я махнул рукой Демину, давая понять, что присоединюсь к нему позднее, и пошел следом за Катей.
Мы обогнули угол дома. Девочка шла уверенным шагом человека, твердо знающего, что ему нужно, лишь оборачивалась время от времени, чтобы убедиться в том, что я иду следом. Никита попытался присоединиться к нам. Катерина остановила его жестом, глядя сердито на брата. Он развернулся и ушел, оставив нас одних.
На окраине участка Тропининых, заросшей нетронутым лесом, откуда и дома было не видать, Катерина вдруг склонилась и быстрыми кошачьими движениями разгребла высохшую смесь из елочных иголок, прошлогодней листвы и ошметков мха, и когда весь этот мусор был сметен, я увидел большой прозрачный осколок стекла, чуть присыпанный землей. Это был «секрет». Мы тоже такое проделывали в детстве. Маленькая ямка, в которую помещается что-либо ценное. Особо редкий вкладыш от жвачки или с трудом пойманная стрекоза. Сверху сокровище закрывается куском стекла, а после засыпается землей. Это твой личный «секрет», которым можно любоваться, если смести со стекла землю, и о котором никто не знает, кроме тебя. Еще «секрет» можно показать своему лучшему другу или подруге, и тогда у вас будет общая тайна.
То, что Катерина показала мне «секрет», я оценил. Такое кому попало не раскроют. Значит, я вызывал у нее доверие.
Катерина обернула ко мне свое серьезное личико и произнесла заговорщицким шепотом:
– Папа!
И пальчиком ткнула в стекло. Я приблизился и заглянул. Под стеклом лежал бумажный листок – неаккуратно вырезанный из журнала цветной фотоснимок веселого и лохматого Филиппа Киркорова.
– О-о-о! – протянул я нечто неопределенное, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться.
– Папа! – как заклинание повторила девочка и бережно присыпала «секрет» лесным мусором.
Она все проделывала с такой тщательностью, что было понятно – «секрет» имеет для нее огромную ценность. Я состроил приличествующую моменту гримасу. И ни в чем не собирался разубеждать несчастного ребенка. В ее жизни так мало радостей, что преступлением будет отнять еще и эту.
Никита проводил меня в кабинет отца. Тропинин и Илья в это время просматривали запись, которую Демин сделал накануне. Майор выставил сына за дверь, наказав присматривать за Катькой. Выглядел Тропинин чрезвычайно озабоченным. Я бы тоже напрягся, узнай достоверно о том, что меня хотят убить и активно ищут исполнителя.
Мы втроем досмотрели пленку до конца. Илья по ходу дела комментировал происходящее на экране, я помалкивал. Когда запись закончилась, Тропинин выключил телевизор.
– За что Жорж вас так не любит? – спросил я с сочувствием в голосе. – Ведь должна быть какая-то причина!
Когда решаются вырезать целую семью – это ведь не от того, что с утра проснулся в скверном настроении.
– Был конфликт, – ответил коротко Тропинин. – Но я тогда не думал, что все зайдет так далеко.
– Теперь вы его арестуете? – спросил я.
Тропинин посмотрел на меня удрученно.
– Если бы все было так просто! – сказал он.
– У вас же доказательства! – кивнул я на телевизор.
– Для суда это не доказательства. Это самодеятельность, на которую у нас даже не было санкции. В принципе, это противозаконно – то, что мы сделали. И Жоржа этим не прищучишь. Даже если теперь пленку передать моим коллегам из местного ОВД, они не смогут предъявить Жоржу обвинения, да и не станут этого делать.
– Разве? – не поверил я.
– Они ведь не дураки, Евгений Иванович, эти мои коллеги. Им подставляться ни к чему. Пленка еще ничего не доказывает. Если ее предъявят Жоржу, этот Жорж, не будь дурак, скажет, что Илья сам к нему пришел с довольно странным предложением, и Жорж его сразу не спустил с лестницы только потому, что заподозрил неладное и решил все у Ильи поподробнее выведать и при этом ни в коем случае его не спугнуть, а уж позже, когда злодейские планы Ильи раскроются полностью, заявить в милицию.
– И кто же Жоржу поверит?
В ответ Тропинин посмотрел на меня печальным взглядом много повидавшего человека.
– Евгений Иванович, – сказал он со вздохом. – Это ведь я вам наспех скроенную версию Жоржа преподнес. То, что на поверхности лежит. А на самом деле линия защиты Жорика будет разработана так тщательно, что его не наказывать бы надо, а орденом награждать. Человек он, как вы понимаете, не бедный и адвокатов наймет самых лучших. А адвокаты эти такие ушлые ребята, что смогут что угодно доказать. Назовут черное белым, и им почему-то все поверят. Даже суд.
При слове «почему-то» майор Тропинин выразительно потер большой палец своей правой руки об указательный. Этот жест всегда обозначает деньги. Я понял.
– Зачем же тогда все это было нужно? – спросил я. – Скрытая запись и все такое прочее, если это все равно для суда – не доказательство.
– А это не для суда. Это я для моих коллег, – ответил Тропинин. – Если я приду к ним с пустыми руками, просто им скажу, что меня убить хотят, они пошлют меня куда подальше.
– Вас?
– Да. Потому что у каждого сотрудника непременно есть какие-то враги. Кого-то ты когда-то посадил. Кого-то попросту помял при задержании. Да любая может быть причина. Вы же сами знаете, какая репутация у милиции. Не любят нас, мягко говоря.
– Менты – козлы, – с легким сердцем подтвердил догадку собеседника Демин.
Тропинин даже не обиделся. Уже привык, наверное.
– Вот видите, – сказал он мне спокойно. – Поэтому чье-то там желание убить сотрудника милиции считается пустым звуком, блефом, не заслуживающим внимания пустяком – до тех пор, пока действительно не убьют. Вот тогда все зашевелятся и начнут искать убийц, – невесело усмехнулся майор. – А семье даже выплатят небольшое пособие в связи с потерей кормильца. Теперь вы понимаете, зачем мне эта пленка? Это уже какой-то серьезный звоночек. От него не отмахнешься. Это уже материальное подтверждение того, что здесь не пустяк. Теперь Жоржем займутся всерьез и будут искать настоящие и серьезные основания для его ареста. Что-то такое, что даст возможность его закрыть.
– Арестовать? – спросил я.
– Да. Могу я вас попросить задержаться в Воронцове до вечера?
– Разумеется, – ответил я.
Вечером Тропинин приехал с молодым крепышом. Крепыш был вихраст, неулыбчив и одет в легкую куртку из плащевки, что не очень-то соответствовало погоде, если честно.
Увидев меня, крепыш покачал головой, будто сильно удивился, и сказал без улыбки:
– Мне товарищ майор говорил, а я не верил – пока вас лично не увидел. Вы – и в наших краях. В голове не укладывается.
Он пожал мне руку – без заискивания и подобострастия, как равный равному. Вы, мол, там у себя в телевизоре – звезда и все такое прочее, но и мы тут тоже не лыком шиты, преступников регулярно ловим и процент раскрываемости преступлений растет, так что в своей области мы тоже большие мастера и есть нам чем гордиться.
Я проводил их в ту комнату Светланиного дома, куда не так-то просто было заглянуть извне через окно, если вдруг у кого-то появится такое желание. Здесь нас дожидался Демин. На него вихрастый крепыш посмотрел с особым вниманием. Наверное, уже был наслышан от Тропинина о геройских подвигах Ильи.
Вечер был теплый. Наш гость сбросил с себя куртку, и я понял наконец, чего это он оделся так тепло. На вихрастом была плечевая кобура, а в той кобуре пистолет. При исполнении товарищ, так сказать.
– Это Михаил, – представил вихрастого Тропинин. – Служит в местном ОВД. Старший лейтенант. Будет заниматься нашим делом.
Вихрастый Миша не стал тянуть резину. Как всякий работающий на земле опер он сразу взял быка за рога.
– Вы встречались с Жоржем? – спросил он у Ильи.
– Так точно! – по-военному четко ответил Демин.
– Я видел пленку, – сказал Михаил. – И мне там все понятно. Но все-таки по ощущениям, скажите, как вы чувствовали – решительно настроен Жорж или это он спьяну так раздухарился?
– Да мы и не пили почти, – пожал Илья плечами. – Так, видимость одна.
– Значит, всерьез, – окончательно определился старший лейтенант. – Что ж, тем хуже для него.
Он выразительно посмотрел на Тропинина. Тот спросил с надеждой в голосе:
– Берете его в разработку?
– Да, – коротко ответил Михаил.
И тут я понял, что Жорик, в сущности, обречен. Вот сейчас, в эту самую минуту, он где-нибудь в ресторане, может быть, сидит, или дома телевизор смотрит, или вовсе даже с женой своей глуповатой забавляется и не знает, что судьба его дальнейшая уже предрешена и будет она печальна.