Несколько колов времени Сусанин лежал на земле и прислушивался, но, не слыша ничего подозрительного, осторожно приподнял голову и осмотрелся. На дворе никого не было, если не считать свиньи, которая, вывалившись из корыта, валялась теперь в грязной луже. Иван Сусанин озираясь подобрался к воротам. Ворота по счастию были открыты и патриот Иван Сусанин, извиваясь по земле как червь, пополз по направлению к Елдыриной слободе.
Вот эпизод из жизни знаменитого исторического лица, которое положило свою жизнь за царя и было впоследствии воспето в опере Глинки.
Федя Давидович
Федя долго подкрадывался к масленке и наконец, улучив момент, когда жена нагнулась, чтобы состричь на ноге ноготь, быстро, одним движением вынул пальцем из масленки все масло и сунул его себе в рот. Закрывая масленку, Федя нечаянно звякнул крышкой. Жена сейчас же выпрямилась и, увидя пустую масленку, указала на нее ножницами и строго сказала:
– Масла в масленке нет. Где оно?
Федя сделал удивленные глаза и, вытянув шею, заглянул в масленку.
– Это масло у тебя во рту, – сказала жена, показывая ножницами на Федю.
Федя отрицательно покачал головой.
– Ага, – сказала жена. – Ты молчишь и мотаешь головой, потому что у тебя рот набит маслом.
Федя вытаращил глаза и замахал на жену руками, как бы говоря: «что ты, что ты, ничего подобного!». Но жена сказала:
– Ты врешь, открой рот.
– Мм, – сказал Федя.
– Открой рот, – повторила жена.
Федя растопырил пальцы и замычал, как бы говоря: «Ах да, совсем было забыл; сейчас приду», – и встал, собираясь выйти из комнаты.
– Стой! – крикнула жена.
Но Федя прибавил шагу и скрылся за дверью. Жена кинулась за ним, но около двери остановилась, так как была голой и в таком виде не могла выйти в коридор, где ходили другие жильцы этой квартиры.
– Ушел, – сказала жена, садясь на диван. – Вот черт!
А Федя, дойдя по коридору до двери, на которой висела надпись: «Вход категорически воспрещен» – открыл эту дверь и вошел в комнату.
Комната, в которую вошел Федя, была узкой и длинной с окном занавешенным газетной бумагой. В комнате справа у стены стояла грязная ломаная кушетка, а у окна стол, который был сделан из доски, положенной одним концом на ночной столик, а другим на спинку стула. На стене висела двойная полка, на которой лежало неопределенно что. Больше в комнате ничего не было, если не считать лежащего на кушетке человека с бледно-зеленым лицом, одетого в длинный и рваный коричневый сюртук и в черные нанковые штаны, из которых торчали чисто вымытые босые ноги. Человек этот не спал и пристально смотрел на вошедшего.
Федя поклонился, шаркнул ножкой и, вынув пальцем изо рта масло, показал его лежащему человеку.
– Полтора, – сказал хозяин комнаты, не меняя позы.
– Маловато, – сказал Федя.
– Хватит, – сказал хозяин комнаты.
– Ну ладно, – сказал Федя и, сняв масло с пальца, положил его на полку.
– За деньгами придешь завтра утром, – сказал хозяин.
– Ой, что вы! – вскричал Федя. – Мне ведь их сейчас нужно. И ведь полтора рубля всего…
– Пошел вон, – сухо сказал хозяин, и Федя на цыпочках выбежал из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Анегдоты из жизни Пушкина
Пушкин был поэтом и все что-то писал. Однажды Жуковский застал его за писанием и громко воскликнул: «Да никако ты писака!»
С тех пор Пушкин очень полюбил Жуковского и стал называть его по-приятельски просто Жуковым.
Как известно, у Пушкина никогда не росла борода. Пушкин очень этим мучился и всегда завидовал Захарьину, у которого, наоборот, борода росла вполне прилично. «У него – растет, а у меня – не растет», частенько говаривал Пушкин, показывая ногтями на Захарьина. И всегда был прав.
Однажды Петрушевский сломал свои часы и послал за Пушкиным. Пушкин пришел, осмотрел часы Петрушевского и положил их обратно на стул. «Что скажешь брат Пушкин?» спросил Петрушевский. «Стоп машина», сказал Пушкин.
Когда Пушкин сломал себе ноги, то стал передвигаться на колесах. Друзья любили дразнить Пушкина и хватали его за эти колеса. Пушкин злился и писал про друзей ругательные стихи. Эти стихи он называл «эрпигармами».
Лето 1829 года Пушкин провел в деревне. Он вставал рано утром, выпивал жбан парного молока и бежал к реке купаться. Выкупавшись в реке, Пушкин ложился на траву и спал до обеда. После обеда Пушкин спал в гамаке. При встрече с вонючими мужиками, Пушкин кивал им головой и зажимал пальцами свой нос. А вонючие мужики ломали свои шапки и говорили: «это ничаво».
Пушкин любил кидаться камнями. Как увидит камень, так и начнет ими кидаться. Иногда так разойдется, что стоит весь красный, руками машет, камнями кидается, просто ужас!
У Пушкина было четыре сына и все идиоты. Один не умел даже сидеть на стуле и все время падал. Пушкин-то и сам довольно плохо сидел на стуле. Бывало сплошная умора: сидят они за столом: на одном конце Пушкин все время со стула падает, а на другом конце – его сын. Просто, хоть святых вон выноси!
Начало очень хорошего летнего дня(симфония)
Чуть только прокричал петух, Тимофей выскочил из окошка на крышу и напугал всех, кто проходил в это время по улице. Крестьянин Харитон остановился, поднял камень и пустил им в Тимофея. Тимофей куда-то исчез. «Вот ловкач!» закричало человеческое стадо и не́кто Зубов разбежался и со всего маху двинулся головой об стену. «Эх!» вскрикнула баба с флюсом. Но Комаров сделал этой бабе тепель-тапель, и баба с воем убежала в подворотню. Мимо шел Фетелюшин и посмеивался. К нему подошел Комаров и сказал: «Эй ты, сало!» и ударил Фетелюшина по животу. Фетелюшин прислонился к стене и начал икать. Ромашкин плевался сверху из окна, стараясь попасть в Фетелюшина. Тут же невдалеке носатая баба била корытом своего ребенка. А молодая, толстенькая мать терла хорошенькую девочку лицом о кирпичную стену. Маленькая собачка, сломав свою тоненькую ножку, валялась на панели. Маленький мальчик ел из плевательницы какую-то гадость. У бакалейного магазина стояла длинная очередь за сахаром. Бабы громко ругались и толкали друг друга кошелками. Крестьянин Харитон, напившись денатурату, стоял перед бабами с расстегнутыми штанами и произносил нехорошие слова.
Таким образом начинался хороший, летний день.
Пакин и Ракукин
– Ну ты, не очень-то фрякай! – сказал Па́кин Раку́кину.
Ракукин сморщил нос и недоброжелательно посмотрел на Пакина.
– Чего глядишь? Не узнал? – спросил Пакин.
Ракукин пожевал губами и, с возмущением повернувшись на своем вертящемся кресле, стал смотреть в другую сторону. Пакин побарабанил пальцами по своему колену и сказал:
– Вот дурак! Хорошо бы его по затылку палкой хлопнуть.
Ракукин встал и пошел из комнаты, но Пакин быстро вскочил, догнал Ракукина и сказал:
– Постой! Куда помчался? Лучше сядь, и я тебе покажу кое-что.
Ракукин остановился и недоверчиво посмотрел на Пакина.
– Что, не веришь? – спросил Пакин.
– Верю, – сказал Ракукин.
– Тогда садись вот сюда, в это кресло, – сказал Пакин.
И Ракукин сел обратно в свое вертящееся кресло.
– Ну вот, – сказал Пакин, – чего сидишь в кресле как дурак?
Ракукин подвигал ногами и быстро замигал глазами.
– Не мигай, – сказал Пакин.
Ракукин перестал мигать глазами и, сгорбившись, втянул голову в плечи.
– Сиди прямо, – сказал Пакин.
Ракукин, продолжая сидеть сгорбившись, выпятил живот и вытянул шею.
– Эх, – сказал Пакин, – так бы и шлепнул тебя по подрыльнику!
Ракукин икнул, надул щеки и потом осторожно выпустил воздух через ноздри.
– Ну ты, не фрякай! – сказал Пакин Ракукину.
Ракукин еще больше вытянул шею и опять быстро-быстро замигал глазами.
Пакин сказал:
– Если ты, Ракукин, сейчас не перестанешь мигать, я тебя ударю ногой по грудям.
Ракукин, чтобы не мигать, скривил челюсти и еще больше вытянул шею и закинул назад голову.
– Фу, какой мерзостный у тебя вид, – сказал Пакин. – Морда как у курицы, шея синяя, просто гадость!
В это время, голова Ракукина закидывалась назад все дальше и дальше и, наконец, потеряв напряжение, свалилась на спину.
– Что за черт! – воскликнул Пакин. – Это что еще за фокус?
Если посмотреть от Пакина на Ракукина, то можно было подумать, что Ракукин сидит вовсе без головы. Кадык Ракукина торчал вверх. Невольно хотелось думать, что это нос.
– Эй, Ракукин! – сказал Пакин.
Ракукин молчал.
– Ракукин! – повторил Пакин.
Ракукин не отвечал и продолжал сидеть без движения.
– Так, – сказал Пакин. – Подох Ракукин.
Пакин перекрестился и на цыпочках вышел из комнаты.
Минут четырнадцать спустя, из тела Ракукина вылезла маленькая душа и злобно посмотрела на то место, где недавно сидел Пакин. Но тут из-за шкапа вышла высокая фигура ангела смерти и, взяв за руку ракукинскую душу, повела ее куда-то, прямо сквозь дома и стены.
Ракукинская душа бежала за ангелом смерти, поминутно злобно оглядываясь. Но вот ангел смерти поддал ходу, и ракукинская душа, подпрыгивая и спотыкаясь, исчезла вдали за поворотом.
<Письмо к А. И. Введенскому>
Дорогой Александр Иванович,
я слышал, что ты копишь деньги и скопил уже тридцать пять тысяч. К чему? Зачем копить деньги? Почему не поделиться тем, что ты имеешь, с теми, которые не имеют даже совершенно лишней пары брюк? Ведь, что такое деньги? Я изучал этот вопрос. У м