рыдать.
Некоторое время меня не трогают, и я успеваю доплакать, вытереть лицо косами и начать по второму кругу проклинать себя и других. Только я решаю уже ехать назад, в Липецк, а потом позвонить родителям и все им рассказать, как сквозь подсолнухи пролезает Илья, поднимает голову и, чихая мне в лицо, спрашивает:
— Ва-арь… Чхи! Ты доревела? А то есть хочется.
— Ты что, нарочно?! Где я теперь возьму еду?!
— Чхи. Баушка говорит, что у нее денег — во! — Илья растопыривает пальцы веером. — Тогда мы можем всю дорогу в ресторанах есть и потом твоими лекарствами полечиться… Чхи! Ва-арь. Ну не плачь. А давай я тебе смешную историю расскажу! Итак, история номер шестьдесят восемь…
— Нет, нет! Пошли! — прерываю его я: слушать «истории» сейчас намного выше моих сил.
Пробка на трассе начинает двигаться пободрее, и очередной «ресторан» довольно скоро показывается на горизонте. Конечно же, он снова похож на барак, только склеенный из ярких пластиковых панелей и увешанный разнообразными вывесками с указателями типа «Шиномонтаж», «Душ» и «Мойка машин». Вокруг него, на территории, окруженной незамкнутым бетонным забором и напоминающей промзону, располагаются другие низкорослые зданьица — тот самый шиномонтаж, магазин запчастей и что-то там еще. На плохо положенном крошащемся асфальте стоят огромные грузовики и теснятся ряды легковушек — мы с трудом находим себе место где-то на отшибе под кустом. Илья сразу же выскакивает и убегает с криком: «Ура-а, еда-а!». Тетя Лена провожает его одобрительным взглядом и говорит мне, кивая направо:
— Смотри, эти-то ребята тоже сюда доехали. Иди вперед меня, может, пообщаешься с ними на ваши, молодежные, темы… — она подмигивает глазом с размазанной подводкой.
Я молча кошусь вправо: там торчит бирюзовый «Рено-Логан». Только этого не хватало! Я говорю:
— Тетя Лена, у меня лично нет с этими людьми никаких общих тем. То, что я того же возраста, не значит, что я такого же развития.
С тем я поворачиваюсь и ухожу в «ресторан».
В этом подозрительном заведении шумно, тесно и не очень чисто. Под низким потолком, ничуть не разгоняя духоту, медленно и задумчиво вращается вентилятор с длинными лопастями. От витрины, уставленной слежавшимися салатами, вьется хвост очереди. Сесть отдельно, как я мечтала, шансов никаких — столы тут рассчитаны на много человек и сделаны из мощных досок, закрашенных коричневой краской, а к ним намертво прибиты длинные лавки. Ушлый Илья, тем не менее, уже занял одну из них и сидит, растопырив руки и держа сразу три места. Я киваю ему, говорю зашедшей тете Лене, чтобы она взяла мне просто хлеб, воду и овощной салат — так меньше шансов отравиться — и с трудом залезаю за столик.
— О, ребят, это же люди из красного «ведра»! Привет! — вдруг звучит мерзко-гнусавый голос под аккомпанемент такого же мерзкого смеха. Я поднимаю взгляд — ну, конечно же! Напротив сидит та самая компания из «Логана»: девушка и три парня. Никто из них ни по виду, ни по воспитанию не приближается к моему молодому человеку Владимиру: это так называемые «обычные ребята», от которых я всегда стараюсь держаться подальше.
«Пошутил» (если можно так выразиться) с нами тощий, стриженый и ушастый парень в грязной белой футболке. У него маленькие блестящие глазки, широкий нос, неровные большие зубы — в общем, портрет дегенерата как он есть.
— Вась, да лан’ те, не все твои шутки тут понимают. У него все «Жигули» — «ведра», типа такой крутой он, — девушка похлопывает дегенерата по тощему плечу и хихикает так, что мне сразу видно: на самом деле она с ним согласна. Девушке, наверное, лет не больше, чем мне, но усиленное использование косметики состарило ее раньше времени. Даже через стол видно, что ее лицо блестит от густой темной тоналки, губы жирно накрашены светло-розовым, ресницы приклеены к круглым выпученным глазам, а брови нарисованы черным карандашом. По плечам ее, обрамляя большой выпуклый лоб, разбросаны хилые белые волосы. На ней малюсенький голубой топик и, наверное, шорты — мне под столом не видно. Сидящий рядом невысокий черноволосый парень с мелкими чертами лица выглядит не так глупо, зато вести себя тоже не умеет: он согнулся в три погибели и что-то ожесточенно листает в мобильнике, ну а последний парень, непричесанный блондин со сжатыми тонкими губами и длинным, как макаронина, носом, мне просто не нравится, потому что на нем ужасающая футболка-«сеточка», выдающая полное отсутствие вкуса. Этот непричесанный тоже смотрит на меня, открывает рот и вдруг говорит неблагозвучным голосом, гнусавым и надтреснутым, как у старика:
— А ты чего это… Холодновато, да, хе?
Я смотрю на него со всей недоброжелательностью, на какую способна, и интересуюсь:
— Ты про что?
— Да мы смотрим там… Пока ехали… Жара сорок, все без ничего сидят, а ты все мерзнешь, хе, — поясняет он прерывисто — видимо, его скудный мозг не может выдавать сразу длинное предложение.
— Ой, Аркаш, вот не надо сразу, может, человек болеет, — хохочет девушка.
— Я. Не. Болею, — выбрасываю я из сведенных губ по одному слову. — А почему я так хожу — это только и исключительно мое дело.
— Да ладно, не ерепенься, это я так, шучу, хе, — сообщает Аркаша, а Вася-дегенерат добавляет:
— Ты это, не в обиде будь, короче. Давай, короче, знакомиться. Меня Антон зовут.
— В смысле? — не понимаю я. — Разве вы не Вася?
— Вася — это его фамилия, — объясняет девушка.
— То есть вы Антон Вася?! — повторяю я.
Компания разражается оскорбительным гоготом. Когда я уже готова вскочить из-за стола и уйти ждать еду на улице, оторвавшийся от телефона черноволосый поясняет басом:
— Он Васильев. Меня зовут Андрей, это Вика, а это Аркадий.
Вика игриво машет пальцами с облупленным розовым лаком, Аркаша дегенеративно хихикает.
— Варвара, — представляюсь я неохотно.
— Илья! — поперек моих слов кричит мой неугомонный родственник и тянется пожать руку всем парням. Они пожимают, переглядываясь и посмеиваясь, но ребенок этого пренебрежения, конечно, не замечает.
— Это кто тебе, племяш? — интересуется Вася-Антон. — Хорош, братан… А вы, это, куда едете-то?
— Мы «это» едем, как и вы, на юг, — отчеканиваю я.
— А-а-а, — оторопело тянет он и примолкает. Наверное, словарный запас все-таки иссяк.
— А мы вот — в Анапу! — вступает вместо него Вика и начинает трещать: — Прям собрались — и поехали!.. Ой, а какие у тебя волосы длинные, долго растила? А отрезать не хочешь? У меня тоже были ниже плеч, а я остригла, чтоб с косичкой не ходить… Вот, короче, мы в Анапу едем. Мы с Васькой собирались, а нам одним как-то тухло… Вот, ребят решили взять! Ой, с этой дороги столько впечатлений, скажи?
— Это уж точно, — соглашаюсь я. — Надо было постараться людям создать такие нечеловеческие условия. Туалеты все забиты или не работают, из-за ремонта среди дня огромные пробки скапливаются, хотя дороги обязаны ремонтировать в неурочное время. Асфальт ужасный, стоит от Липецка отъехать: видимо, здешним властям на удобство людей наплевать. А эти заправки с непонятными названиями — им кто лицензию вообще дал? Страшно же в инжекторную машину такой бензин заливать! Я уже не говорю про то, как народ на дороге себя ведет: обгоняют, подрезают, фарами светят, все несутся куда-то, как будто умереть торопятся! И эти жуткие кафешки, даже взять то, в котором мы сейчас сидим. Никакой гарантии, что мы тут все не отравимся их едой, и…
— А, ну круто, — ни к селу ни к городу бормочет Антон-Вася. Остальные уже на меня не глядят и явно перестали слушать: Аркадий и Андрей усиленно копаются в смартфоне, Вика увлеченно ест суп, дуя на пластиковую ложку и разбрызгивая жидкость по подносу. Тут, к счастью, приходит и тетя Лена, набравшая гору подозрительной еды и океан непонятных напитков, и я пытаюсь успокоиться и пообедать.
Компания тоже ест и больше не пытается со мной заговаривать, а потом и вовсе уходит, естественно, не прощаясь. Я чувствую одновременно облегчение и досаду. Мне даром не сдались такие «друзья», но почему, как только я начинаю высказывать свое мнение, люди никогда не дослушивают и всегда куда-то удирают, даже если до того сами ко мне лезли? Я и при разговорах с одноклассниками это замечала. Современная молодежь разучилась воспринимать предложения длиной больше, чем в три слова?
— Че, Варь, хорошие ребята? — безмятежно спрашивает у меня тетя Лена. — Поболтали вы с ними?
— С ними не о чем разговаривать, — отрезаю я. — Мы не сошлись, так сказать, словарными запасами. Доедайте скорее и поехали: хорошо бы успеть в Ростов до закрытия магазинов, чтобы больше не заезжать в эти подозрительные кафе.
Глава 10
Еще часа два проходят довольно однообразно. Жара усиливается, небо из голубого становится каким-то ненормально-серым, с желтоватым оттенком. Поля по сторонам дороги качают скрюченными вялыми подсолнухами с коричневыми стеблями: кажется, здесь давным-давно не было дождя. Затяжные спуски сменяются такими же затяжными подъемами, и местность напоминает гигантскую стиральную доску, уходящую в бесконечность. С горки на горку параллельно нам едут все те же намозолившие глаза машины, иногда ревут над ухом, проскакивая мимо, мотоциклы. К своей досаде, я опять замечаю бирюзовый «Логан», который в очередной раз нас обгоняет. Илья машет ему, высунув пятерню в открытое окно, потом ныряет в свой мобильник, выныривает и говорит:
— А там снова пробка.
— Хос-с-споди, грехи наши тяжкие! — восклицает тетя Лена. — Да что ж это за наказание-то: то и дело стоим! И, главное, ни ветерка!
— Илья, может, твой навигатор знает какой-нибудь объезд? — спрашиваю я с надеждой.
— Да, конечно: щас я ему настройки поменяю…
— Через шестьсот метров поверните направо, — сообщает навигатор своим приятным баритоном. С облегчением вздохнув, я поворачиваю на небольшую узкую дорожку, и мы вдруг оказываемся в тишине. То есть на самом деле, конечно, это не так: колеса шуршат, мотор подвывает — но по сравнению с шумом трассы здесь значительно тише и даже, кажется, чуть прохладнее. Кругом желтовато-зеленые луга — в виде исключения, без подсолнухов. Слева проплывает целая пирамида, сложенная из квадратных стогов сена. Следом показываются вторая и третья, и мы все дружно провожаем глазами эти впечатляющие громадины. Потом встречается корова. Она коричневая с белыми пятнами, стоит у самой обочины и задумчиво чешется ногой. Илья и тетя Лена наперебой кричат «ой» и «смотрите», и даже я расслабляюсь и чувствую, как прохладный ветерок понемногу делает из меня человека.