Машина, будто в благодарность, сразу реагирует на нажатие газа, лихо взбирается на подъем с поворотом, и нас встречает каменный указатель на Благовещенскую. Море отсюда видно лучше: его синяя полоса становится шире, а перед ней появляется еще одна полоса воды, только почему-то серо-голубая.
— Лиман, — говорит тетя Лена и разминает себе руки. — Ох, наездилася я. На всю прям жизнь. Голова вся квадратная. Варьк, я тебе домик-то покажу, он по самому верхнему ряду… Щас приедем и Витьке сюрприз сделаем!
— Ха-ха! — радуется Илья.
В «Логане», который едет позади, тоже оживление: ребята лезут друг на друга, чтобы разглядеть море, и машина слегка виляет.
Наконец мы въезжаем в станицу. Ряды аккуратных белых домиков с невысокими заборами стоят вдоль дороги, утопая в деревьях, цветах и недозрелом винограде. «Самый верхний ряд» оказывается маленькой нижней улицей, на которую мы съезжаем по крутому склону после путаных указаний тети. «Рено» бодро следует за нами.
Маленькая улочка скупо вымощена асфальтом и более щедро — каменной и кирпичной крошкой. Сюрприза не получается, потому что когда мы двумя машинами подъезжаем к небольшому белому домику с голубым ставнями и с шумом и визгами вылезаем на улицу, из калитки как раз выходит пузатый мужчина в расстегнутой клетчатой рубашке. Редкие темные волосы его обрамляют загорелую лысину, а круглые карие, как у Ильи, глаза смотрят на нас с обалделым выражением.
— Витька-а!.. — берет пронзительно-визгливую ноту тетя Лена и, гремя серьгами, бежит обнимать сына. — Сюрприз! Глянь, кто приехал! Мы с Илюшкой! А это Варька! Родственница! Помнишь, машину-то нам чинила! Она-то нас и везла, молодец такая! Че у нас только в дороге не было, а она все починила!
Я неловко улыбаюсь и издали машу рукой. Дядя смотрит сначала на Ласточку, потом на меня. Судя по его взгляду, восторг тети Лены ему не близок.
— Ничего не сломалось, все в порядке! — спешу я успокоить его. — Тетя Лена немножко преувеличила… Зажигание окислилось от дождя, но двигатель уже прекрасно заводится, нам помогли…
— Мы думаем, чего мы в Липецке мучаимси! — перебивает тетя Лена. — Варька водить умеет, права вот только-только получила, она нас довезет!
— Дядь Вить, я тебе щас расскажу историю про Ласточку! — подпрыгивает Илья. — История номер сто семь: Как Варька разобрала и собрала обратно абсолютно всю машину…
— Я не разбирала ее всю! — мотаю головой я. — Просто чтобы добраться до замка зажигания, надо было снять кожухи…
— Ну ладно, че, — говорит вдруг дядя высоким, но хриплым прокуренным голосом и вздыхает. — Приехали и приехали. Хорошо, машина целая.
— Хорошо, хорошо! — соглашается тетя Лена. — Я тоже иногда думала: ну как не доедем! Особенно когда нас занесло… А мы доехали! Ну давай, Вить, чего стоим-то: куда нам с дороги? Ребятки устали все.
— Ну… В дом проходите, щас Марина вернется, за хлебом пошла, — бурчит дядя по-прежнему без восторга. Я начинаю чувствовать себя неудобно, и тут меня выручает Вика из компании:
— Варь, а поедем с нами к турбазе? Посмотришь, где живем, искупаешься! А вы пока обустроитесь, — улыбается она тете Лене липкими розовыми губами. Та, отрываясь от все еще ошарашенного дяди, тоже улыбается:
— Да-да, Варьк, иди сходи. Вещички нам Витька потаскает. Да там и вещичек-то нет: все забыли… — тетя с удовольствием хохочет.
Я говорю «хорошо», выкапываю из багажника купальник и запихиваюсь в «Рено» вторым слоем, поверх Вики и Андрея. Они ухватывают меня за запястья, и битком набитая машина, иногда ушибая нас об потолок, скатывается с крутого холма, на котором стоит станица. Внизу слева — большой серебристо блестящий от солнца лиман, а правее синеет море, сливаясь с небом мутной голубой полосой у горизонта. Становится прохладнее…
Вдоль моря тянутся заборы бесконечных турбаз. Та, на которой живет компания, называется «Спартанец» и состоит из ряда действительно спартанского вида синих вагончиков, стоящих среди подсохшей травы и песка.
— Как клево-о! — визжит Вика. — Какие они синенькие! А вон там пляж!
Местный охранник, скучный и жаркий, открывает нам скрипучие железные ворота. Машина въезжает, мы все выбираемся из нее, спотыкаясь друг об друга, и бежим к воде, потому что, как выразился емкий Вася-Антон, «Нафиг все, сначала купаться!»
Переодеваюсь я в местном, тоже спартанском, туалете-будочке. Купальник у меня единственный и старенький: его носила еще моя мама, поэтому он совсем закрытый, похож на шорты с майкой, а его когда-то ярко-зеленый цвет совсем поблек. Да, таким видом я точно не сражу наповал Андрея… За ним он, пожалуй, даже мою прекрасную душу не разглядит. Я вздыхаю, но тут же фыркаю от смеха: не могу я сейчас долго огорчаться! Не разглядит и не разглядит, ничего страшного! У меня и без него будет чем заняться…
В результате из деревянной кабинки я выхожу гордо выпрямившись и развевая вокруг себя волосами, которые забыла собрать. Ну и ладно: заодно вымою голову.
Пока я возилась, компания по большей части уже вся загрузилась в море. Вблизи оно смотрится не синим, а зеленовато-голубым, почти совсем не плещется, только чуть облизывает берег, и в остающейся на песке тонкой водяной пленке отражается небо… Нет, все-таки я забыла за эти годы: море не похоже на реку или водохранилище, даже большое. Оно какое-то… Успокаивающее. Я смотрю на чуть рябящую, как будто «клетчатую» воду у берега, поднимаю глаза на переливы густо-бирюзовых и синих цветов, постепенно тускнеющие к горизонту, выпрямляюсь и с облегчением вдыхаю тот самый запах соли, который чувствовался уже в Темрюке: только здесь он чистый, безо всякой духоты. На большущем, усыпанном прелыми водорослями и ракушками песчаном пляже, кроме нас, никого нет…
Я осторожно подхожу к воде и щупаю ее ногой. Немного прохладная.
Вика в крошечном желтом купальнике ездит верхом на Васе-Антоне, который то и дело бросает ее с плеч в воду. Недалеко, стоя по колена, похлопывает себя по костлявой груди и поправляет длиннющие шорты Аркаша. Андрей уже успел нырнуть — его черные волосы блестят, как намасленные — но, увидев меня, высовывается и приветливо машет белой худой рукой:
— Варя, заходи!
— Сейчас…
— Тут мелко. Или ты не умеешь плавать?
— Умею, но на глубине боюсь, — признаюсь я и потихоньку иду ему навстречу. Андрей без улыбки кивает:
— Понятно, фобия. Бывает. У меня мама, например, высоты боится, даже на табуретку встать не может… Ты не беспокойся, если хочешь, я тут рядом поплаваю. Не утонешь.
— Я как раз тонула, потому и боюсь, — снова признаюсь я и погружаюсь по шею. Вода оказывается совсем теплой. Андрей плывет рядом.
— Тонула — тогда понятно. Но вообще, к фобии нельзя серьезно относиться, — говорит он серьезно, да еще и хмурится так забавно, что я улыбаюсь. — Ты лучше, знаешь, попробуй понырять. Встань, где мелко, и опускай лицо под воду.
— Ладно, попробую, но пока лучше так поплаваю… — я представляю, как после нырка все остатки ядреной косметики тети Лены потекут по моему лицу ручьями. — А фобии — это вы в медицинском проходили?
— Нет, это я так читал. Мы пока только первый курс окончили. А ты где учишься?
— Я школьник… ца. Но потом хочу попробовать поступить на что-нибудь связанное с машинами. Автомобилестроение, например.
— Да, помню, ты же и свою машину починила, и колесо поменяла… Я бы не сообразил, честно говоря. Это здорово, я считаю, когда знаешь, чего тебе нужно в жизни.
— Я с тобой согласна, — говорю я от всего сердца и, перевернувшись на спину, вспоминаю, что еще пару недель назад не представляла, кто я вообще такая, не говоря уже о том, что делать в жизни. Правда, меня очень тревожит, что же будет, если родители узнают о поездке… Или о том, что я хочу поступать на автомобилестроение… Или…
— Что родители? — переспрашивает Андрей: оказывается, я бормотала вслух.
— Родители у меня… строгие, — отвечаю я неохотно. — Они вообще не знают, что я сюда поехала, иначе бы не пустили. И насчет поступления… В общем, они, скорее всего, будут против.
Андрей снова не удивляется:
— Да, у Аркашки родители тоже против были, чтобы он на врача шел.
— А он что?
— Ничего: в общежитие переехал. Сейчас они его, конечно, уже обратно зовут, но он сам не хочет… Можно еще комнату с несколькими людьми вместе снять… Ты говори, если что. Мы тебе поможем. Мы же, как и ты, в Москве, — он быстро глядит на меня и сразу отворачивается. Я бормочу «спасибо» и тоже перестаю на него смотреть, но меня даже в воде окатывает жаром. Неужели я могу ему нравиться?! Наверное, да, раз он со мной все время разговаривает…
— Варя, — вдруг прерывает Андрей мои мысли, — поплыли лучше к берегу. Если что, можешь меня за плечо взять.
— Зачем?
— Ну, ты сама сказала, что у тебя фобия…
Тут я наконец оглядываюсь по сторонами и понимаю, что мы отплыли от пляжа метров на сто. Но удивительно: во мне нет ни следа старой паники, которая раньше не пускала меня даже в маленькие речки. Может быть, потому, что морская вода хорошо держит… Или потому, что волн нет… Только вдруг Андрей теперь подумает, что я специально, для кокетства, выдумала себе «фобию»?
— Раньше я действительно боялась, — оправдываюсь я, повернувшись к нему в воде. — А сейчас что-то не получается… Может, от усталости?
— Не получается — и хорошо! За что извиняться-то? — и он впервые улыбается. Оказывается, зубы у него немного неровные — может, поэтому он и стесняется их показывать, но мне до этого нет совершенно никакого дела…
Андрей провожает меня до дома. Мы пешком поднимаемся на холм, и я зеваю и еле переставляю ноги, которые кажутся тяжелыми после долгой невесомости в морской воде. Иду я в купальнике, замызганное платье-халатик висит на плече, слипшиеся длинными сосульками волосы щекочут меня под коленками, а лицо наверняка все в черных потеках, потому что я все-таки попробовала немного понырять. Как приду, надо обязательно привести себя в порядок…
У домика на маленькой покосившейся лавочке сидит довольная тетя Лена с заново подведенными глазами, и, тряся огромными золотыми серьгами, ест из горсти черную смородину: судя по пыльному цвету, как всегда, немытую. Рядом Илья с ногами, сложенными кренделем, нам