— Тьфу, дурак! — в сердцах выругался Исайчев, и бросил ноги мужика. Сел рядом на землю, устало поглядывая на приближающуюся жену. Она подбежала, обессилив от страха и бега, плюхнулась рядом с Михаилом. Исайчев обнял, прижал её к себе, повалился на спину, увлекая Ольгу за собой. Рядом мирно посапывал спасённый им мужчина. Михаил, повернул голову в его сторону и с интересом рассматривал улыбающееся во сне лицо.
— Живой! — восстанавливая дыхание и, глядя на плывущие в небе облака, спросила Ольга.
— Не слышишь? Живой! По всему видно, мы с тобой, Копилка, влипли в грязь прямом смысле слова. Ты б себя видела! Рваные колготки! А белый плащ?
Ольга тоже повернула голову, но рассматривала не спящего мужика, а затылок мужа:
— Достаточно, что я вижу тебя, мой дорогой! Рубашечка и штаники, как будто ты по сырой глине на пузе до самого свиного корыта ехал, господин майор. — рассмеялась Ольга и, завертела головой, принюхиваясь к воздуху, напоённому запахами горелого дерева, воскликнула:
— Шашлыком пахнет… есть хочу…
— Не шашлыком, а головешками. Наш шашлык вон лежит в две ноздри сопит, — Исайчев, опять взглянул на спящего мужика. Мужик зашевелился, почмокал губами отчего в воздухе появился запах вчерашнего спиртного.
— Фу! — фыркнула Ольга, поднялась и пошла в направлении деревянного корыта с дождевой водой. — Иди умойся, брюки пусть сохнут, а рубашку снимай. У меня в сумке смена есть. Взяла, чтобы ты не ходил в дорожной в присутственные места.
— Запасливая ты моя, — плескаясь в корыте, радовался Михаил. — Не жена — золото!
Вытирая лицо носовым платком, Михаил заметил, как по кромке забора, отделяющего участок спящего мужика от соседского, побежала чья-то макушка. По всей видимости, мужская, так как среди седых взъерошенных волос поблескивало озерцо проплешины. Ольга увидела макушку раньше и теперь шла именно к ней.
— Стой! — резко приказала Ольга, — Поговорить надо…
— Чё-ё? — уныло послышалось по ту сторону забора и через секунду над его кромкой показалось не менее унылое лицо старика. — Чё-ё?
— Вы, почему дерево не тушили? — строго спросила Ольга, — Человек мог сгореть!
— Ну, уж! — обиженно засопел мужик, — Борька живучий, отполз бы…
— А если бы не отполз? — этот вопрос задал Михаил, который поодаль очищал от грязи чуть подсохшие брюки, — Зачем он дерево поджёг? Белая горячка?
— Чёй-то белая горячка? Вы, вообще, кто? Чё делаете на Борькином участке?
Михаил подошёл к забору, развернул удостоверение, приблизил его к лицу старика:
— Идите сюда. Поговорить надо.
Старик, шевеля губами, прочитал удостоверение и, поняв, кто перед ним исчез. Михаил с Олей в ожидании собеседника присели на лавочку. Ольга по дороге подняла щепку, и теперь принялась чистить каблуки. Михаил осматривал участок. Собаке, видимо, надоело попусту брехать, достать непрошеных гостей ей мешала цепь и она прилегла наблюдать из будки. Михаил уже несколько раз осмотрел все уголки сада, Ольга успела припрятанной в сумке иголкой с ниткой зашить рваные дыры на колготках, а старик, так и не появлялся. Михаил решил поторопить соседа, крикнул:
— Эй, уважаемый! Мы вас ждём…
Но с той стороны никто не откликнулся. Исайчев ухватился за край забора, подтянулся. Старик сидел под яблоней, ел из алюминиевой миски что-то жидкое и, видимо, горячее, потому что поднося ко рту ложку дул на неё.
— Вы что, уважаемый, не слышали приглашения? — возмутился Михаил. — Может, наряд вызвать?
Старик не среагировал, продолжал есть, что-то бурча под нос. Михаил прислушался.
— Напугал, еть! Вызывай! Тебе надо ты и иди…
Исайчев спрыгнул с забора, отряхнул ладони и миролюбиво сказал:
— Хорошо. Мы не гордыне, сами придём. Калитку открой.
Старик недовольно покряхтел:
— Лаз потайной рядом с тобой, глаза разуй, может, увидишь…
Исайчев пригляделся и действительно обнаружил маленькую дверцу. Михаил с Ольгой согнулись в три погибели и почти на корячках, кое-как проникли на участок соседа. Старик молча наблюдал за действиями непрошенных гостей. А когда они подошли к столу, предложил:
— Щей похлебаете? Тока сварил с мясцом. На базаре по три сотни за кг отдал.
Михаил хотел отказаться, но подступившая к горлу голодная слюна сделала своё дело:
— Давай, отец, по тарелочке хлебанём. Мы тебе за обед заплатим…
— Ещё чё, — возмутился хозяин, — щей и так налью, а обеда у меня нет. Щи да картоха с огурцом, пойдёт? Барышне яблочного сока набуравлю. В этом году яблок видимо-невидимо уродилось. Так, чё вы сюда приехали граждане приследователи…
Щи у старика оказались знатными, на мясном бульоне со свежей капустой и морковкой, с порезанными большими кусками крутыми яйцами. Сметаны хозяин не пожалел. Ольга ела жадно и душа её добрела. Старик, казавшейся раньше угрюмым и дурным, на сытый желудок выглядел вполне симпатичным и далеко себе на уме. Михаил тоже ел с удовольствием, улыбался, похрустывал огурцом.
«Что человеку надо? — подумала Ольга, — чтобы собака не тявкала, желудок не урчал, муж рядом был сытый и улыбчивый, — взглянув на старика, додумала, — и хозяин приветливый… вот и счастье… вот и покой, однако, дело надо делать…
— Как вас величать? — спросила Ольга, — Меня Оля, а этот с виду суровый приследователь Михаил Юрьевич…
— Меня уже лет семьдесят Серёжкой зовут по отчеству Сергеевич… вот так…
Хозяин сгрёб грязную посуду и метнул её в прилаженный к яблоне умывальник. Посуда, шмякнулась, позвенела и успокоилась.
— Метко вы… — улыбнулся Михаил. — Вы Сергей Сергеевич давно здесь живёте?
На лице старика расплылась блаженная улыбка:
— Сер-р-ргей Сер-р-ргееви… как звучит, а? Песня… да и только. С детства Сергуней был, потом Серый, после дед Серёга, а живу-то давно… с портянок…
— С чего? — удивилась Ольга. — Вы здесь в армии служили?
— В армии не служил, пальцы в детстве отморозил. Пальцы отрезали. Зато обувь на два размера меньше ношу. В нашем магазине большие размеры вмиг уходят. Мужики стонут. Обувь, особливо в летнюю пору, как солома горит. А у меня стопка маленькая, на неё всегда обувка есть. А в батьковы портянки меня матушка в сиськину пору заворачивала, мягонькие, тёпленькие… Так что живу в Хвалыни, с самых портянок…
— Вы семью соседа хорошо знали?
— Я и сейчас её знаю. Повариху Ирку и алколева Бориску… хороший рукастый парень, девчонка ещё у них была Сонька. Ту по малолетству знал, а сейчас вроде сгинула за границами, отсюда не видать. Так, что Соньку не знаю, совсем забыл.
Ольга глянула в глаза хозяина, они чёрным омутом всколыхнулись, смешинкой подёрнулись.
«Э, нет, мил человек, и Соньку ты не забыл, только говорить чужакам с вишнёвыми удостоверениями не хочешь» подумала Ольга и выпалила:
— Убила она себя, девять дней как…
— Убила?! Мать твою! — крякнул дед, — она вроде на прошлой неделе здесь была… С Борькой скандалила… выходит, прощаться приезжала… ну, дела-а-а…
— Когда была? — всполошилась Ольга. — Вы Сергей Сергеевич ничего не путаете? Точно вспомните, когда здесь была Соня.
Дед опустил голову, помотал ею, как маятником, замычал:
— У-у-у фильм старый по телевизору показывали… там ещё Олег Стриженов лётчика играл… ну как его…
— На каком канале, дед, вспоминай, — с мольбой в голосе попросил Исайчев.
Ольга вытащила из кармана плаща телефон и, поглаживая дисплей, уверенно сказала:
— На пятом канале 11 числа в 14:30 фильм «Неподсуден» в главной роли Олег Стриженов. Значит, она была здесь за день до смерти… Сергей Сергеевич вспомните хоть словечко из того, что она с братом говорила…
— Чё словечко?! Она ему кричала: «Я этой мрази ноги вырву… и ты, алкаш, скажешь где его найти…
— Конкретно какой мрази не уточняла? — полюбопытствовала Ольга. — Может имя какое проскользнуло?
— Имя не называла. Но визжала сильно, аж захлёбывалась и Борьке досталась. Она его водой из ведра окатила, а он её пинками за калитку выпроводил.
— Та-ак! — задумался Исайчев, скрестил на груди руки привалился на спинку лавочки, вытянул ноги, — скажите-ка словечко, Сергей Сергеевич, ещё об одном персонаже… меня интересует старший Мизгирёв, что он за человек?
Старик удивлённо вскинул пучкастые брови:
— Вот о ком ничего сказать не могу, так это о Удиле. Его в Хвалыне так прозвали. Он как из армии комиссовался и здесь с семьёй определился, так всё время на реке. У него бизнес был — рыбаков к себе заманивать со всей области. Сараюшку для них построил почище моих хором будет. Мы местные к нему допущены не были. Когда Удило усадьбу продал, я сбегал, подглядел чего у него в сараюшке. О-о-о! Обоины цветастые, говноприёмники белые, корыто тоже белое, а занавески парчовые, в общем, всё как у барчуков не меньше. Я в таком жилище не живал… А общаться? Не-а! Ни с кем из наших не общался. Жена его дружбу водила с матерью Игната Островского. У той муж, как только она живот показала, в Астрахань на рыбалку уехал там и остался. Семью новую завёл… Машутка Островская поначалу бедствовала, кака-така зарплата у сельской училки, а потом ничего приспособилась… даже хозяйством обзавелась… ну там куры… утки… Жена Удилы ей помогала. Машутку девчонкой Стёпка Островский из города привёз. Привёз, свадьбу сыграл, полгода пожил и утёк… Думаю она ему как баба не по нраву пришлась. Не вышло у них друг к другу приноровиться. Машутка вроде ладная, учёная, на лицо красава, а вот не склеилось. Уехал, даже на сына глянуть не являлся… так-то. Девки с почты говорят, деньжат он ей подкидывал, пока Игнатка паспорт не получил.
— Извините, Сергей Сергеевич, меня больше интересует Мизгирёв… — тихим голосом, боясь спугнуть старика, сказал Михаил и неожиданно получил от жены торчок пальцем вбок.
— Не перебивай… пусть говорит… — прошептала Ольга.
— Чё? — глянув на Михаила, спросил старик.
Михаил покивал:
— Ничего-ничего, продолжайте…
— А чё продолжать?! Я больше ничего не знаю… — Сергей Сергеевич всей пятернёй почесал шею, оставляя на коже красные полосы, — Удила хорошо зарабатывал. Говорят, он в Сартове дворец себе прикупил на нашей рыбке-то… Я было, попробовал так же как он деньжат подсобрать… так кто ж в мой сарай поедет?