— Нет! Не имел! — уточнила Ольга и перевела русло разговора на другую тему, спросила. — Это дом вашего отца?
— Это наш с ним дом. Мой и его. Я после смерти мамы унаследовала её часть по завещанию. Отец женился, сотворил мне братишку. Здесь пока живу на иждивении родителя, благо с его половиной у нас давние хорошие отношения: в одном классе учились, за одной партой сидели.
— Ваш муж тоже живёт здесь?
Татьяна ещё раз отвернулась и Ольга услышала звук проглоченного в горле кома.
— Мы развелись, как только вернулись в Россию. Володя работает управляющим в фирме Софьи. Бензин бодяжит по её формуле. Он хороший химик. Хозяйка его ценит. Ой! Извините, ценила. Спала с ним. Мы не виделись и не слышались уже год.
— Извините. — Ольга тихонько кончиками пальцев дотронулась до плеча собеседницы, — Не могла обойти этот вопрос стороной.
— Куда же от него денешься, — вздохнула Татьяна, — не хотела вспоминать… не могу, люблю его до сих пор. … Зачем мы поехали в эту проклятую Исландию?!
Ольга остановилась, указала на лавочку:
— Давайте присядем. Действительно, зачем? Я навела справки: ваш тандем и здесь был успешен. Вы вели собственные проекты. О вас говорят, как о талантливых химиках. Что погнало в Исландию?
Татьяна присела и попыталась ногтем счистить с комбинезона прилипшую каплю краски.
— Свободы захотелось… свободы от родителей, начальников, подружек, друзей, от старинных связей… И потом Мизгирёв очень просил. Для разработки темы нужны были свои люди, говорящие с ним на одном языке. Мы с Володей взяли в России ипотеку и поехали в Исландию зарабатывать деньги. Разве ж я могла тогда предположить, что наша с мужем давняя ещё школьная привязанность разобьётся о скалу по имени Софья? — Татьяна наклонилась вперёд, согнула спину, поставила локти на колени и, закрыв лицо ладонями, всхлипнула. — Тяжело вспоминать… А надо? Скажите, надо?! Разве это имеет отношение к её смерти?
— Извините… вся жизнь Софьи имеет отношение к её смерти… — Ольга вслед за Татьяной присела на садовую скамейку, но села так чтобы Соколова не видела её лица, решила, так ей будет легче рассказывать.
— Я в Исландии увлеклась работой, не видела ничего рядом. Тема была серьёзная. Страна диковинная… Знаете, — Татьяна обернулась, и Ольга увидела, как в её глазах зажёгся огонь удивления, — они едят протухшее акулье мясо и считают это деликатесом, морщатся, плюются, запивают не менее противным напитком, подчёркивая тем самым свои исландские корни. Эдакая кичливость… Мы как-то с Володькой… — она запнулась и, растерянно взглянув на гостью, замолчала.
Пауза затянулась и чтобы её прервать Ольга попросила:
— Давайте всё же походим, у меня спина замерзает…
Татьяна встревожилась. Неуверенно предложила:
— Может быть, в дом? Напою вас кофе. Бразильским. В Исландии кофе не растёт. Я здесь по приезде употребляю его в диких количествах, никак не могу напиться…
— Так, в России оно вроде тоже не растёт…
— Не растёт! — согласилась Соколова, — но, знаете, здесь у кофе родной бразильский вкус, а там от него только привкус. Дело, по-моему, в воде.
— А как же тяжёлые воспоминания? Вы не хотели тащить их в дом. — Ольга виновато взглянула на собеседницу.
— Не хотела, — согласилась Татьяна, — их там и так полным-полно. Все уголки забиты и заплаканы. — Она в нерешительности потопталась на месте, а потом взглянула на Ольгу с надеждой, спросила, — вы принесли мне горькую, по сути, весть, но она может быть началом моей надежды. Ведь может быть, может быть?
— Вы думаете он захочет вернуться? — с удивлением спросила Ольга, а сама подумала «На её месте, я не пустила бы эту мысль к себе в голову. Хотя…»
— Осуждаете? — печально и как-то по-детски спросила Татьяна, — Осуждаете! Сколько лет уже прошло, а я ведь никого лучше не встретила.
В уютной, небольшой кухоньке дома Соколовых Ольга, уселась в уголок, постаралась прислониться озябшими ногами к батарее. Татьяна принялась варить в турке на две чашки ароматный с нотками миндаля кофе, а Ольга незаметно глотала возникшие во рту слюнки.
Кофе, действительно, был классным. Отхлебнув из чашки, она усмехнулась.
— Что невкусно?! — всполошилась Татьяна.
— Нет! Что вы! Очень вкусно… — скороговоркой выпалила гостья, — ваш кофе заставил меня вспомнить однажды прочитанную фразу придворного лекаря царя Алексея Михайловича: «кофе изрядное есть лекарство против надмений, насморков и главоболений». Хорошо, правда?! Главоболений…
— Хорошо, — согласилась Татьяна, и тоже отхлебнула из чашки, — давайте закончим с моим главоболением. В общем, история обычная, наверное, даже примитивная — жена вернулась не вовремя и в своей кровати обнаружила давно знакомую ей женщину. Знаете, у меня тогда ноги ослабли, присела на корточки там, где стояла… Софья не торопилась, вальяжно потянулась, встала, не спеша начала одеваться, даже попросила Володю застегнуть бюстгальтер, — Татьяна виновато улыбнулась, зябко поёжилась. — Извините за подробность… он ведь сделал то, что она просила, не глядя на меня… потом спохватился и тоже начал одеваться. Когда они выходили из квартиры, она похлопала меня по плечу, сказала: «Не горюй, не мыло — не смылится. Черви выбирают только лучшие плоды…». Я просидела так до самого вечера, а потом поняла — встать не смогу, ноги закаменели, упала набок, так до утра у двери и провалялась. Хотела позвонить подруге, но было стыдно… стыдно. … Очнулась в больнице с двусторонним воспалением лёгких. Пролежала два месяца…
— Он навещал вас?
— Да, однажды…
— Пытался объясниться?
— Нет. Сообщил, если подниму скандал, нас вышвырнут из страны. Здесь такого не прощают и тогда тю-тю наша квартира. Ипотеку нечем будет выплачивать. Жилплощадь оставлял мне вроде как компенсацию… Ольга вы когда-нибудь ненавидели так, что хотелось убить?
— Вам хотелось стать палачом? — усмехнулась Ольга, — вы попробовали?
— Что? — не поняла Татьяна.
— Мстить ей, вы пробовали?
— Зачем? Ей с лихвой отомстила жена профессора Сигурдура Тимресона. Софья повторила «фокус» и с её мужем. Но Свана оказалась проворнее меня. Она расцарапала ей физиономию, выгнала под зад коленом из института и из страны, а мужа заставила прилюдно каяться. Когда мы уезжали, Свана пришла проводить. Извинилась, что не может нас оставить. И ещё она сказала: «каждая овечка будет подвешена за свой хвостик». Видите, так оно и получилось… Может быть, сейчас выскажу парадоксальную мысль, она пришла ко мне в больнице. Вот уж, где было время подумать… Я там вспоминала свою жизнь в городке, мужа, поступки Софьи и поняла, вероятно, долгие и великие страдания делают человека тираном… Она смеялась, кривлялась, совершала дурные поступки и была абсолютно несчастна… может быть поэтому ей долго всё прощали… Где-то я прочла, не помню где — каждый тиран должен знать размер своей шеи или насколько остро наточена его бритва… или… — Татьяна зажмурилась и скривила лицо, как от зубной боли, как будто мысль, которую она собиралась высказать пришла ей только сейчас, — … или она делала это от скуки, что ещё хуже…
— Почему? — не поняла Ольга.
— Что почему? — переспросила хозяйка.
— Почему ей было скучно? Разве ей не нравилось то чем вы занимались.
Татьяна кисло улыбнулась:
— Софья не работала в Исландии ни одного дня. Она положила свой красный диплом под подушку. Мизгирёв и так обеспечивал её всем.
— Не понимаю, зачем нужно было столько лет учиться, чтобы…
Соколова вскочила и, приложив указательный палец к губам, оборвала Ольгу на полуслове, секунду подумала и сказала:
— Вы ведь не просто так спросили про Леля? Правда? — Татьяна обрадовалась пришедшей к ней догадке, — Да… да… да… Боже мой, как я не догадалась раньше! Однажды она проговорилась о человеке, которого любила больше жизни, о том, что он погиб. Точно это Лель! Они были из одного города… Софья училась с ним на одном факультете. Хотела быть рядом! Ей совсем не нужна была химия… ей нужен был он! Я это чувствовала, но поняла только сейчас. Все остальные люди были для неё мусор! Хуже всего, что она сама испытывала любовь, знала, как больно расставаться, и всё же рвала чужие жизни, рвала как ненужные тряпки…
— Вам её жалко?
— Жалко? — Татьяна сжала кулаки и с силой стукнула ими по столу, заговорила, выкрикивая слова, — Собак, заражённых бешенством, отстреливают! Вы уверены, что она сама? Хотя зачем спрашиваю? Вот вы прежде чем войти ко мне в дом пожалели меня. Когда я высказала мысль о возвращении мужа тоже пожалели, а она не пожалела ни тогда ни позже. Нет! Не жалко!
— Мне пора. Спасибо за кофе, — Ольга встала, протянула хозяйке руку, — Всего вам доброго. У вас всё будет хорошо…
Татьяна схватила обеими ладонями протянутую руку Ольги, принялась потряхивать её резкими и быстрыми движениями, будто боясь опоздать, заговорила:
— Мёртвым не нужна ни жалость, ни прощение. То и другое нужно живым. Я его, конечно, прощу… если он вернётся…
«… если вернётся» — про себя повторила Ольга.
Глава 10
Ольга открыла дверь, в доме пахло разогретой «долмой» и виноградным «Напареули» со сливой. Из кухни доносился неспешный разговор двух сытых и слегка пьяненьких мужчин.
— Конец моим припасам… — подумала Ольга, сморщила нос и сунула голову в приоткрытую дверную щель, тихонько заметила, — с тех пор, как люди придумали варить пищу, они едят в вдвое больше чем надо, а пьют втрое. Разоряете наш бар, безобразники? Что празднуем?
Роман обернулся на голос и, сверкнув бесоватым глазом, засуетился:
— Вай, женщина! Как ты можешь говорить такое? Мужчины просто вкусно едят… — Он подбежал к Ольге, чмокнул её в щёку. — Михал Юрич, хочу произнести тост.
Исайчев долил в бокалы вина, протянул один из них Ольге, торжественно произнёс:
— Давай, генацвале12, пусть после твоего тоста вино закипит у нас в руках!
Роман приосанился: