— Кавказская мудрость гласит: «Имеющий жену красивую — уже не беден. Имеющий жену умную — богат. Имеющий жену красивую, умную и хозяйственную — подлинно богат». Так, выпьем же за подлинное богатство нашего друга! За тебя, Михал Юрич!
— Богатство твоего друга — жена, балбес! — с иронической улыбкой заметила Ольга и невзначай добавила, — Соколовы в нашей истории ни при чём…
— Кхе-хе, — поперхнулся вином Михаил, — точно?
— Точно! — подтвердила Ольга, — Купава Татьяну, сильно обидела, но в то же время дала понять — её муженёк — не судьба, а несчастный случай. Она это осознаёт, но вернуть хочет.
— Слышь, Михал Юрич, тебе не кажется, что пока пацаны в детстве играют в машинки, стрелялки и погонялки, девчонки с не обсохшим молоком на губах уже учатся управлять человеками — играют в куклы.
Не реагируя на очередную шутку товарища, Исайчев раздражённо стукнул ладонью по столу:
— Копилка, дело Игната Островского пропало… кто-то не только с ней, но уже давненько и со следствием играет в прятки!
Ольга присела на стул рядом с мужем, спросила:
— Когда оно пропало? Время? Меня интересует год.
— За год до приезда Мизгирёвых в Россию, — за Исайчева ответил Васенко. — Я уже крутил года-лета и так и эдак ничего не получил вразумительного. «Дело» открыли на следующий день после гибели Игната. Приостановили через два месяца. Мизгирёвы уехали в Исландию через три недели после катастрофы. Пробыли там пятнадцать лет. Вернулись три года назад. «Призраки Игната» появились полгода как. Выходит, два с половиной года семейство никто не беспокоил. Брата Игната Славку видел на его могиле в Хвалыни также полгода назад. Здесь есть над чем подумать. Получается, призраки появились с его приездом в Россию. Где он был семнадцать лет, никто не знает. И ещё: он брат Игната и может быть сильно на него похож. Он мог играть роль Леля в инсценировках. Фотографию Вячеслава можно найти, как вы думаете?
— А, может, и не быть похож! — усомнился Исайчев. — Славке в год гибели брата было восемнадцать лет. Сейчас ему почти тридцать шесть, вполне зрелый мужик…
Исайчев извлёк из кармана телефон и, пролистав группу контактов, провёл указательным пальцем по дисплею, при этом нажал на кнопку «громкая связь». На пятом гудке посылки вызова Михаил, Ольга и Роман услышали бодрый голос на фоне гула турбин:
— К вашим услугам, майор. Вы внесли дополнения в 51-ю статью Конституции России?
Исайчев иронически хмыкнул:
— Приветствую вас, Борис! Уезжаете куда? Слышу звук турбины самолёта.
— Это поёт моя кузнечная печь, просит работы. Говорите, что хотели…
— Опишите мне брата Игната в его сегодняшнем воплощении. Это не противоречит статьям Конституции? Братья похожи друг на друга?
На фоне гула пламени из трубки донёсся иронический смех.
— Будто из преисподней, — заметила Ольга.
— Исходя из температуры, оно так и есть, — ещё громче засмеялся абонент — Судя по вопросу, вы всё же склоняетесь к тому, что над Сонькой и Мизгирём подшучивал Малыш? Зря, но вам виднее… Похожи ли братья? Лель и Малыш были от одной матери, но от разных отцов. Лель в мать — высокий, статный, светловолосый. Малыш-Славка, вероятно, в неизвестного никому отца — невысок, не волосист, рыжеват и рыхловат.
— Получается это не он, — заметил Роман.
— Получается, — согласился Михаил. — Спасибо. Вы удовлетворили моё любопытство. Отбой.
— Премного благодарен за отбой! Целую руку вашей супруге. — трубка потемнела и затихла.
— Кто ещё знает историю с Игнатом? — задался вопросом Исайчев.
— Тот, кому Софья успела испортить жизнь, — бросил Роман, потягивая из бокала «Напареули». — А почему мы не вспоминали о биологическом отце Игната Степане Островском? Он как-то тенью мимо нас прошмыгнул.
— Какие у него могут быть претензии к Софье? Она девочкой была, когда он уехал, — заметила Ольга.
— Я у вас сегодня девушкой-телефонисткой работаю? — Михаил вновь достал из кармана брюк телефон, и поводив по дисплею пальцем, приложил трубку к уху:
— Майор Конопушкин, привет Исайчев, Тимофей прости за поздний звонок. Пришли завтра по факсу в СК материалы по отцу Игната Островского? Как нет! Почему? Хорошо, можешь прислать фотографии с похорон Игната, у кого-то из твоих земляков они обязательно есть. Кружочком выдели лицо отца. Как нет? Почему? Ну, фамилия имя-отчество назвать можешь? Так! Островский Степан Степанович, спасибо и на этом. Что-о? — засмеялся Михаил, — Ты для меня в рабочее время майор Конопаткин, а вне как был Конопушкин, так и остался… Да-а? Как скажешь! Исправлюсь…
Нажав на кнопку «отбой», Исайчев сообщил:
— Отец Игната более сорока пяти лет отсутствует в родных пенатах. В Хвалыни он женился, и не дождавшись рождения сына, смылся. Документов на него нет. Сроки хранения прошли. На похоронах тоже не был. Никто не знал куда сообщить. Интереса к семье не проявлял. Роман, надо найти Степана Степановича Островского, разузнать, отчего он так резко оборвал связи с роднёй? По слухам, Островский-старший обосновался в Астрахани.
— Слушай, Михал Юрич, — Васенко поёрзал на стуле, заглянул в пустой бокал и вопросительно воззрился на Ольгу. — Мы вроде ищем злодея, который подтолкнул Софью к гибели, именно поэтому возбуждено уголовное дело. При чём здесь родственники Игната Островского, так мы закопаемся… Оль, плесни ещё…
Ольга отрицательно покачала головой и, состроив фигуру из трёх пальцев, показала её капитану.
— Мы что уже всё выпили? — Роман смастерил на лице смешную просящую гримасу.
— Нет! — строго ответила Ольга — остались чай и кофе. Чего тебе налить?
— Слушайте, давайте серьёзнее! — возмутился Исайчев. — Мне, пожалуйста, кофе. Роман, ты забыл? В предсмертной записке чёрным по белому: «Меня убил Лель». О ней и о нём мы должны знать всё! Всё-ё-ё…
— Мцыри прав, — поддержала мужа Ольга, — я носом чую — это «дело» родом из детства…
— Завтра встречаюсь с Анной Долговой компаньонкой Софьи. — продолжил Исайчев, — Копилка, не обессудь, тебе придётся отыскать отца Леля и невесту. Пётр Мизгирёв называл её имя, кажется Полина. У нас с капитаном других срочных дел невпроворот. Помоги будь ласка! Роман поезжай к профессору. Надо ещё раз всё перетереть, может, что новенькое скажет и зацепи уволенного Софьей водителя, он работал у Мизгирёвых со дня их возвращения в Россию, что-то наверняка слышал-видел… Но, главное, ищем по разным каналам очевидцев гибели Игната, хорошо бы откопать инструктора парашютного спорта тех лет. «Дело о гибели Игната Островского» придётся восстановить…
— Вот именно откопать, — с сомнением в голосе произнёс Васенко, — Он же не Дункан Маклаод! Ему сейчас лет сто…
Ольга сняла со стула свой пиджак и, порывшись в карманах, извлекла многократно сложенный листок бумаги:
— Вот тебе координаты инструктора парашютного спорта тех лет Солозобова Виктора Николаевича. И вовсе ему не сто лет, а всего шестьдесят три.
— Вай, молодец, женщина! — обрадованно воскликнул Роман, — цены тебе нет!
Глава 11
Исайчев докуривал сигарету, когда парадная дверь Следственного Комитета открылась и из неё пуча глаза, выскочил дежурный офицер. Он схватил Михаила за рукав с криком: «Тебя полчаса как ищут, всех по щелям разогнал!» потащил упирающегося майора в помещение.
— Стой! — Михаил выдернул рукав из ухватистых пальцев дежурного. — Объясни: кто? Кого? Куда? Зачем?
— Полковник Корячок. Тебя. В кабинет. Зачем не знаю. Морда у «шефа» красная, глаза навыкате, слюна пока не идёт…
— Хоть это приятно, — хмыкнул Исайчев, поправил рукав кителя и быстрым шагом, перепрыгивая ступени, помчался к кабинету начальника Следственного комитета.
— Слушаю вас, Владимир Львович, — козырнул Исайчев, влетая в кабинет. — Где пожар? Кого спасаем?
— Иди, иди сюда, — охрипшим голосом пригласил Корячок. — Дело Софьи Мизгирёвой закрыть, как самоубийство без отягчающих обстоятельств. Сдать на хранение. Вопрос задашь, уволю.
— Увольняйте! — вскинулся Исайчев, — Там криминал, Владимир Львович!
— Пётр Мизгирёв повесился! — рявкнул полковник. — Мизгирёв — старший с сердечным приступом госпитализирован… но вроде не инфаркт… Вас с Васенко затаскают если там есть превышение… ты это понимаешь…
— Мизгирёв записку оставил?
— Он не до смерти повесился, слава богу. Откачали вроде. Люстра оборвалась! В результате череп раскроил, ключицу сломал, два ребра и что-то с тазобедренным суставом. Галина Николаевна сказала, что жить будет, когда склеят. Сейчас он в медикаментозной коме. Дружбан мой — Владислав Иванович, просил не звенеть, чтобы в его сынка студенты пальцами не тыкали. Перподаватель, ешь твою медь! Перподаёт чего-то…
Корячок поднялся с кресла и жестом пригласил Исайчева пересесть к журнальному столику:
— Пойдём, покурим!
Прикурив сигарету и, водрузив мощное тело в кресло, Корячок попросил:
— Майор, давай закругляй это дело без шума, Мизгирёв-старший настаивать не будет. Мне кажется, оно ему самому поперёк горла стоит…
Исайчев упрямо замотал головой:
— Нельзя, товарищ полковник! Там криминал, Владимир Львович и ещё — когда мы глубже копнули «дело Леля», оказалось оно пропало…
— Когда он погиб?
— Восемнадцать лет назад…
— Так, чего ж ты хочешь?! — нахмурился Корячок. — Его три года как должны списать за давностью лет. По нему уже никто неподсуден…
— Так, оно не вчера пропало, а за год до неподсудности.
— Да-а? Почему не доложили?
— Владимир Львович, вы три года как начальник СК, может быть, вашему предшественнику докладывали, только он не среагировал. Расскажите, что Петр Мизгирёв написал в своей записке? Оперативники, как я понимаю, по просьбе Владислава Ивановича на место не выезжали? — съязвил Исайчев.
— Слышу, слышу твой ироничный тон… В общем, так — я по инстанциям доложу, что дело по самоубийству Софьи Мизгирёвой мы закрываем без отягощающих обстоятельств. Владислав Иванович по жизни обычный рыбак, но рыбачил он с такими московскими персонами, что мне быстро нос подотрут и веничком звёзды с погон подметут…