Островский ответил без раздумий:
— В то время девушки нечасто теряли себя до свадьбы. Не принято было. Позор! Наша с Машей первая брачная ночь была чистой… такой какой я хотел…
— Тогда почему решили, что она изменила и Игнат не ваш сын? — Ольга задала вопрос с плохо скрываемым недоверием.
— Когда я уходил в армию, врач при осмотре, познакомился с моими анализами и медицинской картой, после чего сказал, что детей у меня не будет, так как в период полового созревания я переболел краснухой. Их и не было.
— Погодите, — остановила Степана Степановича Ольга, — когда мы говорили по телефону, вы выгуливали внуков на детской площадке?
— Они выгуливали меня, — согласился Островский. — Грешен, тяжёл на подъём. Всю жизнь на рыболовецком судне, а там не разгуляешься. Внуки есть от приёмных сыновей. Их у меня двое.
— Так-а-ак! — удивилась Ольга, — Почему сбежали из Хвалыни? Вас поразило её предательство? Но вы же не сразу сбежали, а почти перед самыми родами…
— Скажите, милая девушка, — скрипнув зубами и поигрывая желваками, спросил Островский, — какое это имеет отношение к чьей-то жизни и смерти? При чём здесь я? Моя семья и эта давняя история?
Ольга схватила салфетку и принялась ожесточённо вытирать ложку, которой ела суп, пыталась подавить возникающий в ней гнев.
— Да, Степан Степанович! Все давно умерли. Последняя Софья, подруга детства Игната, умерла три недели тому назад, написала в записке «Меня убил Лель», и бритвой вскрыла себе вены. Лель — это сын Маши. Я предполагала, что и ваш. Чтобы понять истоки её самоубийства нам нужно знать об Игнате всё. Предполагаем, что её смерть может быть криминальной!
— Мехман! — в панике воскликнул Островский, — неси второе блюдо! Извините, бога ради. Давайте возьмём паузу.
Ольга с силой стукнула ложкой по столу, воскликнула:
— Не хочу я брать паузу! И есть больше не хочу! И мы с вами ни кисейные барышни. Давайте всё же проясним вопросы, которые задаю не от праздного любопытства.
Над ширмой возникло испуганное лицо хозяина ресторанчика:
— Гюнезим меним19, чего кричишь? Не хочешь кушать? Плохой повар?
— Всё хорошо, Мехман! — поспешил успокоить друга Островский, — Тебя это не касается и кухни твоей тоже. Спасибо, всё очень вкусно.
Лицо исчезло, но за ширмой послышалось тихое бормотание:
— Женщина кричит на мужчину, куда годится?
— Она большой начальник, — пояснил незнакомый детский голос, — вопросы задаёт. А мужчина отвечает и сильно переживает…
Звук затрещины прервал речь мальчишки.
— Иди отсюда, негодник! Не подслушивай! Планшет отниму…
Ольга дождалась, когда затихнет звук убегающих детских ног, попросила:
— Извините, не сдержалась. Время поджимает, а вопросов ещё уйма. Продолжайте, Степан Степанович. Так, почему сбежали перед самыми родами. Ведь до этого, понимаю, вас всё устраивало?
— Устраивало! Хотя, когда сообщил ей о своём бесплодии, увидел Машино лицо и стало мерзко, обидно. Она не испугалась! Она обрадовалась! Лицо загорелось каким-то небесным светом. Маша обняла руками живот, зажмурилась, улыбнулась, прошептала: «Не бойся сынок! Ты моё дитя и больше ничьё». Через три дня я успокоился, подумал. Хотел же взять приёмыша, чего тогда горюю? Пусть будет приёмышем Машин сын. Только потом я увидел их…
— Кого-о… — выдохнула Ольга.
Островский вновь встал, вынул из кармана брюк сигарету, отошёл к ограждению веранды, закурил:
— Маша любила ночью купаться в реке. Ходила каждый день. В тот день тоже пошла. Её долго не было, я заволновался. Седьмой месяц шёл. Побежал встречать. Вышел на берег, увидел: она голая стоит. Живот вперёд выставила, голову откинула и услаждается тем, как ОН, на коленях, гладит его и целует.
— Кого его-о-о? — эхом отозвалась Ольга.
— Живот! — вскинулся Степан Степанович, — гладит и приговаривает «сыночек мой, сыночек мой…» Ну я ломанулся, не разбирая дороги через кустарник, домой прибежал, покидал в рюкзак барахлишко, взял малую деньгу и утёк.
— Вы опознали, кто это был? — Ольга поняла, что Островский узнал, но не была уверена, скажет ли.
Островский ещё две сигареты смотрел куда-то вдаль, а Ольга тихонько просила: «Ну, давай, Степаныч, решайся, наконец, скажи…»
— Мизгирь! Мой старый закадычный друг. Повезло ему — свадьбу сразу с двумя невестами играл, а я на той свадьбе просто соглядатаем был.
«Ой, мамочки! — внутри себя воскликнула Ольга, — где мои сердечные капли?!».
По дороге в аэропорт Ольга больше не задавала вопросов. Было над чем подумать. Она иногда посматривала на сосредоточенное лицо Степана Степановича, и ей очень хотелось дотронуться до его шершавой руки и, сказать хорошие добрые слова. Только она не могла подобрать какие. Он не казался жалким, он был великодушным: не стал делить нажитое его родителями имущество по большому счету с посторонней женщиной. Она и женой-то ему была всего одну неделю. Он помогал ей много лет деньгами, вырастил двух сыновей и сейчас растит внуков. «Это он имеет право жалеть, — подумала Ольга, — А Лель? Что Лель? Он унаследовал не только внешность матери, но, вероятно, и её характер. Расследование длится уже почти месяц, а ни Михаил, ни Роман, ни она сама всё ещё не составили представление об Игнате Островском. Кто ты Лель? Почему через столько лет ты всё ещё загадка?»
Размышления Ольги прервал возглас Степана Степановича:
— Быстро ребята работают! Туда ехали не было щита для наружной рекламы, а сейчас смотри-ка и щит есть и реклама на нём. Молодцы! Раньше так быстро не работали…
Ольга подняла глаза, действительно, появился щит с красочной рекламой, возвещающей о том, что в Астрахань привезли новую цирковую программу «Летающие Ихтиандры». По всей ширине плаката красовался бассейн, из которого «чешуёй как жар горя», взлетали, будто выстрелянные, устремляясь вверх-вверх к куполу цирка группа гимнастов. Далее, крича разноцветьем букв, шла надпись «… под руководством Народной артистки России Пелагеи Татищевой».
— Стой! — закричала Ольга, — Стойте, Степан Степанович!
От резкого торможения Ольга улетела вперёд, но страховочный ремень удержал её и отбросил назад. Она охнула, больно ударилась затылком о подголовник.
— Что ж ты так орёшь! — Островский со злостью ударил обеими руками по рулю и откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, пытался успокоить дыхание. — Ты что машину не водишь? — спросил, он едва оправившись.
Ольга не ответила, она вспомнила эту цирковую афишу на рекламном щите в Сартове.
«Вот откуда у меня праздничные ассоциации с именем Пелагеи Татищевой. Цирк! Как же я забыла?!» — голова гудела и от радости узнавания сердце билось учащённо. — Степан Степанович, дорогой, простите меня, дуру, но давайте назад в Астрахань. Хочу посмотреть цирковую программу Пелагеи Татищевой.
— Может, к врачу? У тебя, деточка, всё с головой в порядке? — недоверчиво спросил Островский.
— А чё? Заметно? — Ольша игриво подмигнула и вокруг её глаз появились гусиные лапки счастливых морщинок, — Просто я нашла человека, с которым очень, очень нужно поговорить. И я, кажется …мммм — Ольга в раздумье сильно сжала губы, боялась, что рождённая мысль может выскочить и упорхнуть. — Я поняла, кто эта женщина и зачем она приходила в фирму «Нас не догонят». Можете отвезти меня в гостиницу поближе к цирку?
— Запросто! — помягчел лицом Степан Степанович.
Ольга с любопытством наблюдала за прыжками группы гимнастов — ихтиандров. Парни бесстрашно выскакивали из воды, цеплялись за смонтированные на разных высотах купола трапеции, выполняли головокружительные кульбиты и, сверкая разноцветными костюмами, имитирующими рыбью чешую, возвращались обратно в воду вновь и вновь устремляясь вверх. На кромке бассейна работой группы руководила гимнастка в костюме вуалехвостой рыбки, она негромко издавала разные по звучанию и частоте звуки-команды. Артисты подчинялись им с завидной чёткостью.
Номер заслужил шквал аплодисментов. Ольга в нетерпении досидела до антракта, решила не дожидаясь окончания представления и завершающего поклона навестить руководителя аттракциона Пелагею Татищеву.
Уже в кулисах Ольга предъявила охране удостоверение консультанта Следственного Комитета и пошла по указанному ими направлению к гримёрной Народной артистки России Пелагеи Татищевой. Тихонько постучала в дверь, услышав утомлённое «войдите», вошла.
Пелагея вопрошающе взглянула на гостью, спросила:
— Что же такое вы сказали охране? Почему они пропустили вас к моему обиталищу?
Ольга вновь вынула вишнёвую книжицу, предъявила её хозяйке:
— Здравствуйте, Поля!
Татищева выпрямила спину, слегка откинула голову, посмотрела на гостью, как будто сверху вниз:
— Здравствуйте, Ольга Анатольевна! Я правильно прочла имя в документе? У меня тоже есть отчество, я Ильинична. Чем, обязана?
Ольга не смутилась, она была готова к любому приёму:
— Поля, так называли вас все, кто в своё время знал Леля.
— Леля? — брови артистки поползли вверх, на лбу образовались горизонтальные морщинки, — вы имеете в виду моего погибшего жениха Игната Островского? Он умер семнадцать лет назад, — она усмехнулась, — неужели появились новые обстоятельства и вы решили, наконец, разобраться с теми, кто его убил! Не верится… Извините, присаживайтесь…
Ольга воспользовалась приглашением, села в кресло напротив:
— Софья покончила с собой. Вы знали об этом?
Пелагея усмехнулась:
— Накануне отъезда прочитала в интернете: «В семье профессора химии Мизгирёва Петра Владиславовича произошло несчастье: покончила с собой его жена Софья». Какой удар судьбы, ая-яй!
Ольга отметила на лице собеседницы выражение призрения, поспешила спросить:
— Она была вашей соперницей в состязании за внимание Игната?
Татищева вздохнула:
— Будет вам, соперницей! Однажды в юности она попыталась меня побить, но вы руки мои видели? Я ей так накостыляла, она неделю из общежития не показывалась. Она дрянь! Ей поделом! Они квиты.