аснел до корней волос.
– Гоша, Гоша, успокойся!
Я продолжаю, не могу остановиться.
– Георгий! Придите в чувство!
– А я не могу прийти в чувство! – орал я. – Вот на фига она так нагло врет?! Я только купил один маленький коньяк! Все остальное они сами организовали.
Она еще пуще зарыдала. И я тоже стою и плачу, потому что ненавижу несправедливость. Устроили мы там концерт. Я перед директором нашим реально преклоняюсь – как он всех нас терпел? И ведь с каждым уважительно, вежливо. Всех воспитанников знал, постоянно нас защищал, а мы только и делали, что косячили. Один раз, по слухам, его какой-то старшак чуть в окно не выбросил. И то он его потом защищал. Ну а питалки – да, разные у нас были, всем голову свою не приставишь. И потом – детей сто человек, борзые подростки в основном, сотрудников не меньше, и каждый со своими тараканами.
Но это я отвлекся. В общем, когда я приходил в комнату к Насте и Юле, то сначала к одной в кровать ложился, а потом переходил ко второй, и с ней тоже развлекался. Всегда по очереди. Конечно, никакого секса там не было – так, поцелуйчики невинные, шмыры-пыры. Но с Настей у меня было больше и чаще, чем с Юлей. С Юлей мы только несколько раз петтингом занимались, а в основном просто лежали и обнимались. Но один раз у нас с ней был очень яркий, я его до сих пор помню. В ту ночь Настя спала. Я к ним, такой, прихожу и спрашиваю:
– Девчат, вы спите?
Никто не отвечает. Я опять:
– Девчат, вы спите?
И тут Юля голос подает:
– Настя да, а я нет.
– Окай! Привет!
Я залез к ней в кровать, полежал немного, начал потихоньку гладить ее, щупать повсюду. Потом предложил ей спуститься, прошептал на ушко:
– Давай под кроватью продолжим.
– Давай.
И мы перебрались под кровать. Постелили на пол одеяло и сначала просто лежали молча, а потом снова начали трогать друг друга. Я ее гладил, забирался рукой в пижамные штанишки. Она в ответ тоже ко мне тянулась. Залезла своей ладошкой мне под пижаму. Но почему-то я был не уверен в себе, так и не решился в тот раз ее поцеловать. Ступил. Лежал и думал: «Вот сейчас подходящий момент, можно будет ее засосать», а сам целовал только в лоб, глаза, щеки.
– Спасибо, облизал! – она на меня за это обиделась. Наверное, ждала, когда я ее нормально поцелую. А на меня какой-то ступор нашел.
Потом было так стыдно, что я не решился ее в губы поцеловать! Но несколько лет спустя мы с ней, кстати, наверстали. Какое-то время даже мутили.
А с Настей у нас было больше всего. И в кровати, и под кроватью, и в туалете, и к стенке я ее прижимал. И даже – сам не могу поверить – за сценой перед концертом. Она была такая миленькая, в русском народном платьице, в своем дурацком кокошнике. И я тоже в сценическом костюме – вот прямо так, перед выступлением мы и умудрились заняться петтингом. Но, несмотря на бурные ласки везде, где можно и где нельзя, сексом мы с ней так и не занялись. А жаль. Я бы очень хотел. Конечно, когда мы встречаемся в общих компаниях, можем пообниматься, пососаться, но дальше этого дело никогда не идет. Настя, кстати, как и Некит, оформляет документы в Италию – планирует навсегда переезжать. Она тоже ездила туда каждое лето, все время в одну и ту же семью. Но как же я в нее был влюблен! Добивался эту девочку, просто пипец как. Но она параллельно мутила с одним парнем – он ей нравился – а со мной только петтингом занималась, и все. Даже в поцелуях мне постоянно отказывала. Я – раз – к ее губам, а она ускользает. Позволяла мне целовать ее только в шею. Я, конечно, страшно обижался и очень злился.
– Ты нормальная вообще?! – вскипал как чайник после очередных ее уверток. – Я хочу целовать тебя в губы! А ты мне отказываешь.
– Прости, не могу.
Конечно, я потом уже понял, что она любила другого – того, с кем встречалась. А я для нее был так, ночное привидение, правда, надеюсь все-таки, приятное. Но в итоге однажды я добился того, что мы с ней начали встречаться. Жаль, что это продлилось совсем недолго. Мы были уже в восьмом классе, как раз только вернулись после лета – я из лагеря в Подмосковье, она из Италии. А все, кто ездил в лагерь на море, тогда еще не вернулись. Приехали только наши «итальянцы» и мы. Вот тогда она подошла ко мне и спросила:
– Ты что, Гынжу, все-таки меня любишь?
– Конечно, да! Ты давно могла бы заметить.
– Ну ладно.
И мы начали с ней как-то незаметно мутить. Но встречались всего три дня и поняли, что мы все-таки друг другу не предназначены. Есть такое выражение «половая жизнь», а у нас получалась только «петтинговая жизнь» – причем она оказалась намного лучше, чем отношения. От того, что мы, типа, начали встречаться, мало что изменилось. Мы с ней чем до этого занимались, тем и продолжали заниматься. Как она сама в итоге сказала: «Мы друг друга ничем не удивили».
Один раз я решил зайти чуть дальше, но она сразу заявила: «Не надо, больно», хотя я с ней обращался как с хрустальной вазой. Понятно, что она просто не хотела никакого развития отношений. И мы с ней продолжали только обжиматься. Закончилось все внезапно и очень «весело». Мы, как всегда, лежали у нее в комнате под кроватью, и я ее ласкал. Потом она говорит:
– Подожди, Гош, я сейчас приду.
И ушла. Три минуты прошло. Пять минут прошло. Десять минут. Я лежу как дурак под этой долбаной кроватью, уже закипаю. Что и где можно так долго делать? Выхожу из комнаты, иду ее искать, нахожу.
– И что это было?!
– Ой, прости, – она отвела взгляд, – я о тебе забыла.
– Ну, и на фига так делать?!
Конечно, она ничего не ответила. И без того все стало понятно: пока ей было скучно и не с кем общаться, я ей понадобился. А потом народ вернулся из летних лагерей, и все. Я опять стал не нужен. Так и расстались. Но зато в памяти остались приятные моменты.
Несмотря на всех этих ночных воспитателей, дневных воспитателей, охранников, администрацию и прочих людей, которые работают в детском доме – персонала всякого-разного у нас было больше, чем воспитанников, – мы оттягивались в баторе как хотели. На самом деле в детском доме можно делать все, что угодно. Заниматься не только петтингом, но и сексом. Прятать спиртное и напиваться. Про сигареты я вообще молчу. Кому надо было, те и наркотиками баловались, правда, у нас таких ребят было мало. Главное, просто знать правильные места и находить правильное время.
Но еще больше свободы, несмотря на «неусыпный» контроль, у нас было летом, в лагерях. Да и в зимних, куда нас всех свозили на Новый год, в принципе тоже.
Глава 21Уходящее детство
В летнем лагере у меня случился первый секс. Причем еще до всех этих невинных приключений с Настей и Юлей. Мне тогда только-только исполнилось двенадцать лет. Шла вторая лагерная смена. Это вроде было в том самом лагере в Анапе, «Счастливое детство». Да, суперсчастливое детство – в клетке. Повеситься там можно было от скуки. Поэтому мы и бухали там постоянно, а заодно выискивали другие способы себя развлечь.
Первая смена в том лагере прошла ужасно. Я еще не разобрался, что к чему, и просто привыкал. У меня так всегда было, каждое лето. В первую смену я ко всему привыкаю. Во вторую смену раскачиваюсь. В третьей я на полной раскачке и в четвертой на полную катушку отрываюсь. Вот как раз в третью смену мы и встретились с той девчонкой, с которой у меня случился первый в жизни секс. Сейчас я не помню, как ее звали, но пусть будет Лена. Она оказалась немного младше меня, ей было одиннадцать. Детдомовская она была или домашняя, этого я не помню. Мы с ней тоже познакомились на медляке, и, как всегда, сработал мой любимый приемчик.
На первом медленном танце на дискотеке я обычно просто сидел и смотрел, кого не приглашают. Если не приглашают ту, на которую я запал, и она весь танец сидит в сторонке с подружками, то на второй медляк я иду к ней и приглашаю ее. Девушка не отказывается, потому что у нее все равно никого нет. Мы с ней танцуем. А я за это время изучаю ситуацию: здесь поглажу, тут стисну, там прижму. К тому времени я уже знал более-менее, где у девушек эрогенные зоны – и, конечно, знаниями охотно пользовался. Если девушка мне все это позволяла, даже вот такой минимум, значит, она ко мне расположена. Можно дальше стараться. И я продолжаю ее приглашать еще и еще, мы танцуем всю дискотеку вместе. Где-то на третий или на четвертый медляк я говорю свою коронную фразу:
– Слушай, я не умею целоваться. Научишь?
Понятно, что девушка соглашается – у нее инстинкт такой, помогать.
– Конечно, научу!
Все. Дело в шляпе.
В тот раз после этих слов мы ушли с танцпола и направились к воротам, через которые приехали в лагерь. Около них была такая красивая площадка с мостиками и детскими домиками. Туда ночью никто не ходил – только если приспичит покурить так, чтобы вожатые не спалили. А в эти домики можно было залезть. И там еще стояло дерево из гирлянд, оно по ночам светилось. Это было так романтично. Там, на этой площадке в одном из домиков, мы с ней пососались, пообнимались, и с этого вечера я начал с ней мутить. Мы гуляли, держась за ручки, смотрели вместе фильмы, на всех дискотеках вместе танцевали, на пляже тоже сидели рядом – даже сосались там, дразнили всех своей страстью. Конечно, вожатые нам запрещали целоваться. Мне двенадцать, ей одиннадцать – переживали за нас. Постоянно подскакивали.
– Гынжу, отойди от нее!
– Нет, – я даже с места не двигался.
– Отойди быстро!
– Нет, – я спокойно продолжал ее обнимать, – не отойду.
– Отойди, кому сказали!
– Нет.
– Черт с тобой, – они уставали без толку орать и махали на нас рукой.
К середине смены все – от начальника лагеря до вожатых – уже смирились и просто на нас забили.
– Где Гынжу?
– Вон там.
– Ясно. Значит, и Лена там.
А под конец смены у нас все случилось. В тот вечер показывали фильм – кажется, «Я и Мармадюк», если память меня не подводит. Этот фильм я уже смотрел, поэтому мне было неинтересно, а Лена полностью зависела от моего мнения – куда мы пойдем, что будем делать. Все решения принимал я, полностью распоряжался и командовал ею. Оттуда, наверное, у меня и пошло это желание командовать девушками, доминировать и управлять.