Меня зовут Гоша: история сироты — страница 41 из 50

– Гоша, это что?

– Телефон, – я не понял, о чем она.

– Гоша, что это?!

Она показала длинным ногтем с дизайнерским маникюром на едва заметную царапину.

– А, это? Ма, ну прости, упал, чуть-чуть поцарапался. Бывает.

– Гоша, что значит чуть-чуть поцарапался?! – она была в ярости. – Значит, ты не уважаешь мои подарки?! Давай я все это у тебя заберу. Одежду, которую я тебе купила, обувь, телефон. Давай! Если ты все это не ценишь!

– Я ценю, – я пытался как-то ее успокоить, – это всего лишь какие-то царапки.

Ну и все, у нее началась истерика. Она стала орать. Потом позвонила Диане, снова кричала, жаловалась на меня. Я сидел в соседней комнате и все это слышал. Виолетта угрожала, что сдаст меня в полицию из-за испорченного телефона. Говорила, что вызовет наряд немедленно, и пусть меня забирают назад, в детдом. Что я какое-то отродье, вредитель. Что она сломала себе жизнь, взвалив на себя такой груз. Я лежал и думал: «Ну, все, пиздец». Время было уже за полночь, но Виолетта не прекращала разговор – не меньше часа мыла Диане мозги. Та вроде пыталась ее успокоить, отговаривала от полиции. Судя по всему, рассказывала про адаптацию. Чем там их разговор закончился, я не знаю – просто уже не выдержал, вышел на улицу покурить. Потом вернулся в дом, лег в свою кровать, но никак не мог уснуть. Через несколько часов ко мне входит Виолетта.

– Ну что, выдохнул? – то ли мириться приходила, то ли что, мне уже было неинтересно.

– Это я выдохнул?! – я сделал круглые глаза. – Ты должна была выдохнуть!

Она что-то пробормотала себе под нос и ушла. А я лежал и думал обо всем этом. Я же слышал, что хочет отдать меня обратно, даже готова вызвать полицию. В тот вечер я решил, что, пока не поздно, мне самому надо валить.

Глава 35Между небом и землей

Я считал, что и так долго продержался в ее семье – не косячил, не напивался, не воровал, ни с кем не трахался, даже в батор реально не ездил к пацанам. Жил как болванчик: школа – дом, школа – дом, школа – дом. Костюм, бабочка, пай-мальчик. Я ходил и думал обо всем этом целую неделю. А потом пришла мысль написать ей прощальное письмо и просто вернуться в детский дом. Жаль, письмо то не сохранилось. Я там благодарил ее за все хорошее, что она для меня сделала. За то, что я узнал, что значит жить в семье. За доброе отношение. И писал, что больше быть ее сыном не могу, возвращаюсь в детский дом. Это было 6 ноября 2015 года. Мы прожили под одной крышей три месяца.

Виолетта ничего мне не ответила, зато сразу переслала письмо Диане. Та была на какой-то пресс-конференции по поводу Всемирного дня сирот, но тут же вышла, стала созваниваться с главным психологом фонда «Арифметика добра», Натальей Валентиновной. Они договорились, что мы все вместе встречаемся вечером в фонде и думаем, как нам быть. После этого мне позвонила Диана и попросила приехать в фонд.

Сначала мы сели за круглый стол. Психолог с Дианой пытались нас с Виолеттой примирить, объясняли, что вначале всегда бывают сложности. Но Виола не могла молчать, она опять стала наезжать на меня. Уже при них. Тогда Наталья Валентиновна предложила, что они с Виолеттой пообщаются наедине, а мы с Дианой пока их подождем. Мы пошли в ближайшее кафе. Диана, пока сидели, рассказывала мне о том, что это адаптация и это нормально. Что отношения еще могут наладиться, если приложить усилия. Но я в это уже не верил и ничего не хотел. Я знал, что в баторе мне будет лучше. Мы немного пообщались, я, кстати, даже есть не мог от волнения, только кофе пил. И вернулись в фонд. Виола с психологом все еще разговаривали, уже больше двух часов прошло. Потом нас позвали, и мы вошли. Я повторил все то же, что писал в письме – что к Виолетте ни за что не пойду, возвращаюсь в детский дом. Я тогда еще не знал, что меня обратно в свой батор просто так не возьмут. Да и не понимал, что в пятницу вечером никто не станет ничего оформлять. Тогда психолог с Дианой предложили нам с Виолой какое-то время, несколько дней, пожить отдельно, чтобы мы спокойно все взвесили и обдумали. Стали перебирать варианты. Виолетте особенно некуда было уехать, мне тоже, тогда Диана предложила Виолетте или мне поехать на выходные к ней. Отдельно друг от друга успокоиться и подумать. Я сказал, что меня этот вариант устроит, и я поеду. Но Виолетта взбесилась. Не говоря ни слова, выбежала из кабинета, Диана бросилась вслед за ней. Пыталась поговорить, но опять ничего не вышло – Виола просто швырнула ей мой паспорт и ушла.

В тот вечер мы приехали к Диане. У них в гостях была бабушка из Казани, мама Дениса. Очень приятная, добрая, мне сразу понравилась. Она меня накормила, а потом меня положили спать в гостиной на диване. И утром я поехал с Дианой в командировку во Владимир. Она купила мне билет и взяла с собой. Всю дорогу мы разговаривали. Диана мне рассказывала, как трудно им с Дашей найти общий язык. Хотя вместе они живут уже семь месяцев. Но адаптация не закончилась, наоборот, в самом разгаре. Даша скучает по маме, которая сидит в тюрьме, а их семье как будто за это мстит. На любую просьбу огрызается. И нервы уже не выдерживают. И крик стоит, и слезы льются, причем у всех. Чего только они не наговорили друг другу! Только на днях Даша кричала: «Верните меня обратно в детский дом!» И все равно они остаются вместе. Потому что когда-нибудь это пройдет. И конечно, Дашу никто никогда не вернет в детский дом, а только маме, если они обе решат вместе жить. Но и это будет тяжело, все равно они уже привязались друг к другу. Я слушал все это, а про себя думал, что, может, и надо еще потерпеть, потом станет лучше: «Вот сейчас выдохну, друг от друга передохнем, и, возможно, если заскучаю по Виолетте, то ладно, ненадолго останусь с ней. А если нет, то нет». Я знал, что это у нас адаптация, Диана все мозги мне ею прополоскала. Но я знал еще и то, что мне такая адаптация не нравится. Поэтому мысль, что надо валить – рано или поздно, – никуда не делась.

Во Владимире мы были всего один день. Диана там выступала перед приемными родителями, потом отвечала на вопросы журналистов. Меня она тоже вовлекала – постоянно о чем-то спрашивала, просила на некоторые вопросы родителей за нее отвечать. Это было трудно – говорить перед таким количеством людей, – но мне, если честно, понравилось. Круто, когда спрашивают твое мнение, интересуются чувствами, которые были в детском доме. Той же ночью мы вернулись в Москву. А на следующий день, в воскресенье, Виолетта приехала меня забирать. Мы договорились, что встретимся в торговом центре недалеко от дома Дианы. Виола попросила, чтобы Диана меня ей с рук на руки передала, хотя я и сам мог прекрасно доехать. Зачем все эти церемонии? И вот мы приезжаем на место встречи, вижу, идет Виолетта: в своей шиншилловой повязке на голове, в спортивном костюме под норковой жилеткой. И с ходу начала рассказывать, как к ней только что мужик какой-то клеился: «Ой, а меня только что замуж позвали». И хихикает. И я понял, что совсем по ней не соскучился.

В тот день вернулся домой к Виолетте и дальше жил просто как квартирант. Приходил с учебы, смотрел, что есть на обед, обедал и уходил к себе в комнату. Вышел на минутку покурить, и опять к себе. Когда она приходила домой с работы, дверь я к себе закрывал – типа, все, сплю. Потихоньку только сбегаю в ванную, пока никого в коридоре нет, почищу перед сном зубы – и опять в кровать. Короче, вся жизнь проходила в комнате. Мы перестали общаться. Вообще не разговаривали. Я точно не помню как – в первые дни она пыталась там что-то наладить. А потом поняла, что бесполезно что-либо исправлять. Я тогда узнал, где находится наша опека – то ли у Виолетты спросил, то ли в Интернете посмотрел, не помню, но, короче, выяснил. И после школы пришел прямиком туда. Нашел кабинет, где сидел наш специалист, и с места в карьер:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – специалисты удивленно всем кабинетом на меня уставились.

– Вопрос, – говорю, – как сделать так, чтобы, когда ребенка заберут из семьи опекуна, его направили сразу в тот детский дом, откуда взяли.

Нашего специалиста звали Юлия, отчества я не помню, и вот она сразу, такая:

– Такого не может быть!

– Как не может?! – у меня аж все похолодело внутри. – У нас в детском доме такое было. Моих знакомых девочек забрали в семью, а потом они вернулись сразу в наш детский дом.

А про себя думаю: «Блин, вот попал! Не хочу, чтобы меня отправили в какой-то другой детский дом. Опять привыкать, новые питалки, новые люди. А вдруг вообще в коррекционный отдадут?!» А она продолжает настаивать:

– Нет, это невозможно. Забирают сначала в больницу, потом в приют, а оттуда уже распределяют в детский дом. Куда направление дадут. А почему у вас такой вопрос?

– Не, не, – я решил не палиться, а то вдруг прямо сейчас отправят в больницу и потом в приют, – я просто решил узнать.

– Я сейчас приведу нашего психолога, – она поднялась с места, – он с вами поговорит.

И вот мы, типа, с ней поговорили, с этой психологичкой. Я ей рассказал всю эту фигню, которая у нас с Виолеттой творится. Даже про фильмы с сексуальным сценами рассказал. И про то, что она ложилась рядом со мной в одной ночнушке. А психолог этот вместо того, чтобы меня поддержать и помочь как-то из ситуации выйти, стала пургу нести:

– Ну, переживи этот момент. Это совершенно нормально.

– Вы знаете, – я разозлился, – это ненормально! Типа, сразу совать мне алкоголь и ходить вокруг в ночнушке без трусов. Это ненормально!

А она опять мне одно и то же:

– Гоша, живи спокойно, это все нормально.

И я, такой: «Пипец! Ну, окай. Пришел, блядь, поговорили». Я понял только одно – тут мне поддержки не будет, они всеми силами станут удерживать меня у Виолетты в семье. А иначе – возврат. Он им зачем? Они же сами Виолетте заключение дали, что она может быть опекуном, сами все оформили. И теперь, если я в батор вернусь, статистика какая-то там у них пострадает, премии кого-нибудь лишат. Все. Бесполезняк. Я вернулся дом