Утренний сбор закончился. Легионеры поспешили из кабинета, отдавая дежурную честь. Не торопился лишь центурион. Единственный толковый человек во всем Управлении. Поймав взгляд Луция, Тит Пуллий улыбнулся. Он вообще улыбался часто, хоть ему это категорически не шло. Шрамы, крест-накрест пересекавшие щеки, разъехались к ушам. Левая, биометаллическая половина лица осталась неподвижной.
Странное зрелище.
– Как ты? – неожиданно фамильярно спросил он. Отвечать не хотелось. Луций предпочел бы говорить только о расследовании.
– Неплохо, спасибо.
Хотя бывало и лучше.
– Отправил соболезнования супруге Миния, она любезно их приняла.
Тит Пуллий кивнул все с тем же отцовским участием. Не намного старше Луция, лет на десять, но пережил в десятки раз больше – Луций видел его досье. Бывший центурион отряда быстрого реагирования. Под его кожей таилось больше стали, чем под капотом служебной машины.
– Поступили данные по А-206. Его уже подготовили к отправке на орбиту. Крио на четыре года.
– За передачу посылки? Четыре года?
– По новому кодексу.
Опоздали, не успели допросить. Луций снова сжал кулаки. И как он мог забыть «гелиос» дома? Идиот.
С пойманными на месте преступления особо не церемонились. Порой даже по базе не пробивали; так, вводили номер осужденного в автомат, указывали код преступления, сканировали чип легионера, который провел задержание. Машина выплевывала талон, и осужденный отправлялся в предварительный отдел на заморозку.
Безликий и как минимум несовершенный подход.
– Когда отправка?
– Через две недели обещают челнок. В любом случае у нас все равно недостаточно причин для его расконсервации.
Тит развел руками, открещиваясь от происходящего. «О, жестокий мир, – будто говорил он. – Жестокий, несправедливый…»
Луций нехотя кивнул. Чему удивляться? Судебная система Нового Рима была далека от совершенства.
– И только что ответили с Десятой. Последний раз I-45 отмечалась по месту регистрации пару месяцев тому назад. Дом пуст, вещи на месте. Ничего подозрительного.
Вот это было сомнительно.
– Я хочу проверить сам лично.
Луций выдержал тяжелый взгляд центуриона. Подавил желание скрестить руки на груди и вновь заложил их за спину, сцепив пальцы в замок.
– Луций, зачем? Я уверен, там и без тебя все отлично проверили. И… – Тит замялся, подбирая слова. – Ты пойми, это был всего лишь несчастный случай.
В повисшей тишине тихо потрескивала вентиляция. За тонкой стеной слышались голоса, шаги и звяканье кофейного аппарата.
Луций упорно молчал, поджав губы.
Тит Пуллий изучал его еще несколько мгновений, затем усмехнулся и выудил из кармана блокнот. Растянул экран, и пластина экрана засветилась изумрудным. По ней побежали полученные письма. Тит свернул их движением пальца и открыл таблицу учета центурии.
– Пара дней, Луций. В понедельник жду тебя с результатами.
– Так точно.
– Сейчас, конечно, не лучшее время, но я должен назначить тебе напарника. – Заметив, что Луций собирается возразить, Тит Пуллий жестом велел ему заткнуться. – Обязан по закону.
Луций торопливо сморгнул гнев, белой пеленой застивший глаза. Спокойствие, только спокойствие. Еще не хватало, чтобы его сняли с дела за неповиновение.
– Прошу. Мне не нужен напарник. Не сейчас, – он накрыл блокнот центуриона ладонью.
Тит сощурился:
– Пойдешь со служебным нюхачом, раз не хочешь напарника.
Еще лучше: номер, марсианин, необразованное животное. Луций даже понимал их с трудом, хотя по долгу службы знал воровской жаргон подземных уровней. Пропасть между гражданами и низшими слоями Нового Рима была непреодолимой, и он не имел ни малейшего желания ее форсировать.
Стоило выезжать немедленно. Сесть на ближайший рейс, и прости-прощай непрошеный нюхач. Даже наемники-марсиане со своей выносливостью не могли догнать уходящий состав Трансзонального экспресса.
Он щелкнул каблуками и пулей вылетел из зала в длинный, уже опустевший коридор. Помчался мимо панелей с изображениями разыскиваемых преступников и целей. Каждого из них он знал в лицо. Бородатый громила Корнелий Сулла, анархист и мародер. Три-Семь, известный серийный убийца с самодельными окулярами вместо глаз. Десятки голографических взглядов скользили по выправке Луция со злостью и презрением. Под каждым из лиц бежали строчки данных. Рост, особые приметы, гражданство или регистрационный номер.
Лифт звякнул, открывшись.
– Поедешь? – поинтересовался женский голос за спиной. Луций кивнул, не глядя, шагнул внутрь. Разлиновал таблицей экран блокнота. Мысли кипели, грозя вылиться через уши и нос.
Столько версий ждали проверки. Свежий след тянул за собой.
Высотки Четвертой, космопорт Пятой и гелиобатареи Шестой курий исчезли в ночном тумане одна за другой. Следом пропал укрывавший их голубоватый защитный купол; его сменили радиоактивные дюны и тонны рыжего от пыли воздуха. Выжженная веками и войнами земля.
Состав влетел в тоннель, и в купе резко стемнело; лампы тлели только в скрытых нишах под потолком. Поворот, рывок ускорения, и экспресс снова устремился в алые поля. Путешествие через зону отчуждения всегда было своего рода экстримом. Слабонервных, беременных и страдающих эпилепсией просили лишний раз его не совершать, чтобы не бередить психику и не провоцировать припадки.
Луций ощущал лишь легкий дискомфорт – видал кое-что похуже. Например, расчлененное тело, забившее сток в канализации. К тому же он пересекал зону не впервые.
В первый раз он ехал на Трансзональном вместе с Минием. Они вырвались из академии на выходные и решили смотаться в Седьмую курию – просто так, интереса ради. Кто-то из однокурсников сказал им, что девушки там особенно развратные. Охочие до богатеньких сынков из центра.
Дать им тогда, конечно, дали, но не так чтобы очень развратно. По роже. Луцию наложили с десяток швов, Минию Аэлию имплантировали искусственный глаз вместо выбитого живого.
Луций поморщился. Спину и шею вновь начало сводить. Он выудил из кармана пузырек с «гелиосом» и сунул плоскую таблетку за щеку. На подушечках указательного и большого пальцев остался серебристый фосфорический мазок – приставучая штука. Луций привычно натянул перчатки. Затем открыл блокнот и в который раз включил видео с места аварии. Вот напарник двинулся через перекресток. Смотрел точно на I-45, нейтрализатор оставил в кобуре (почему, почему, Миний?!). Светофор переключился, машины двинулись, грузовик завис над застывшим в ужасе Минием, и…
Луций перемотал запись назад. Затем еще немного, до предыдущего зеленого сигнала. Ровно сто двадцать секунд. Включился красный, затем снова зеленый. Он опять засек время. Проезжую часть пересекла девчонка. Остановилась на тротуаре, обернулась, и Миний побежал следом. Луций увеличил изображение смазанного профиля. I-45 чуть подняла голову. Смотрела не на легионера – выше.
Зеленый сигнал сменился красным.
На браслете Луция светились сто одиннадцать секунд. Сбой в программе, сказали техники.
Луций откинулся на спинку сиденья и позволил записи доиграть до конца. После чего смял блокнот до размеров сигаретной пачки, швырнул его на стол. Пластиковый квадрат проехался до смятой обертки от бутерброда, ткнулся в нее и остановился.
Теперь он был уверен – Миний погиб не случайно. Может, девчонке поставили имплантат с дистанционным управлением. Она же нашла деньги на окуляр. Правда, ни один хакер не мог взломать одновременно систему светофора и грузовика… Слишком быстро.
Луций растянулся на мягкой скамье – как обычно, не снимая ботинок и перчаток, – положил голову на свернутую валиком куртку и закрыл глаза. Стоило поспать; путь предстоял неблизкий.
«Гелиос» наконец подействовал, и напряжение отступило. Тело расслабилось, растеклось по сиденью. Звуки стали глуше и мягче, темнота – медовой и уютной. Это обезболивающее, мягко говоря, не приветствовалось командованием легиона. Но старые ранения, мешающие выполнению воинских обязанностей, приветствовались еще меньше. А Луций не хотел остаться без работы.
Пустыня за подголовником выла, навевая дрему. Перед глазами замелькали полустертые картины прошлого: дым подбитых челноков, бегущие легионеры, собственные ноги, утопающие в песке. Экипировка совсем не рассчитана на условия планеты, где они оказались. Ботинки экзоскелета проваливаются глубоко. Приходится выдергивать, ловить равновесие. Прилетает зеленая волна снаряда, и защита на груди проминается так, что невозможно дышать…
Луций поморщился и провалился в знакомый кошмар.
– Доброго тебе утречка и привет от Пулли.
Он сразу ее узнал. К-326-3, марсианка на службе Управления, выделялась на фоне стерильной чистоты Трансзонального вокзала, как пятно дерьма в операционной. Высокая – чуть ниже Луция, – с крепкими и заметными округлостями, сильным телом и гривой цвета южной ночи. На смуглой скуле распустился узор татуировки, в рваном ухе блестело кольцо. Одета не по форме, в который раз. Терпели ее только из-за таланта: находила любой след. Особенно если этот след пах наркотиками.
Ее голос он тоже узнал. Вчера, у лифта, она говорила мягче, не так хрипло. Похоже, ночь в экспрессе оказалась несладкой.
Стоило помнить, что центурион всегда видел его насквозь. Послал нюхача вдогонку.
– Не слишком оно доброе, Три-Два-Шесть.
– Без официоза, ладно? Просто Бритва.
Она затянулась кривой сигаретой. Уголек почти обжигал перчатки для аэроцикла. Под накрашенным глазом темнел свежий синяк. Выглядела Бритва как проститутка из лупанария. Вела себя так же.
– Не знал, что ты куришь.
Она процедила облачко дыма через зубы.
– Моей работе курево не мешает.
– А моей – мешает, – отрезал Луций и разблокировал двери лишь после того, как окурок полетел на обочину. Он и сам курил, но на марсиан у него развилась особая аллергия – при каждой встрече хотело