Я перешагнул через него и помог перебраться Сол. Оставив его бормотание за спиной, мы прошли мимо неподвижных тел в дальний конец отсека, где нашли то, зачем спустились в эту человеческую помойку — воняло здесь еще хуже, чем от тех, шестью ярусами выше.
— Луна, — позвала Солар, наклоняясь к девушке в углу — та сидела, уронив голову на грудь, и на свое имя никак не отреагировала.
Спала? Умерла? Я не на шутку перепугался — не за нее — за Солар. Я потряс девушку за плечи. Ее голова задергалась, как у шарнирной куклы, но глаза она открыла.
— Луны нет, — сказала она.
Пять лет назад они были похожи — она и Солар — я видел ее сестру, когда забирал своего первого помощника с «Аркадии». У обеих рыже-золотистые волосы, веселые голубые глаза, веснушки на носу и скулах, а улыбка — увидишь такую, непременно улыбнешься в ответ. Луне тогда было лет десять, Солар хотела взять ее с собой на Морриган, но их мать не разрешила. И вот к чему это привело: в этом бледном, прогнившем насквозь существе я почти не узнавал ту улыбчивую девочку.
— Ты есть, — заспорила Солар. — Ты здесь, передо мной. Я говорю с тобой.
— Нет, — прошептала она, поднимая на Солар свои рыбьи глаза. — Не знаю, с кем ты говоришь. Не с Луной. Луна умерла. — Поразительное прозрение. Жаль вызвано оно болезнью. Синдром Котара, так, кажется, это называется. Пси-пыль спекает мозги раз и навсегда. Луна не верит в свою смерть, Луна знает, что мертва, так же твердо, как раньше знала, что жива.
— Тогда кто ты? — спросила Сол. Будто не знала, что та ответит — Солар, как и я, успела насмотреться на любителей рыбьей крови.
— Никто, — ожидаемо откликнулась она. — Луны нет. Луна мертва. — Мне было жаль ее, правда, жаль рыжеволосую девочку, провожавшую Солар на Морриган, жаль и это несчастное создание, но, к моему стыду, отвращения во мне было куда больше. Сегодня, завтра, через неделю или через год другой бедняга, выполняющий ту же работу, что и я в свое время, отвезет тело Луны в утилизатор, а тот, кто заменил Солар, нажмет кнопку, и огонь сожжет ее в пепел. Его спрессуют в аккуратный брикет и выбросят в космос. Но для Луны, по сути, ничего не изменится.
— Мы можем взять ее на Морриган. Положим в капсулу, — что делать с ней, когда придет время просыпаться, я не знал.
— Нет, Артур, — Солар старательно прятала от меня глаза. — Она права — Луна умерла, — Сол не без усилия разжала пальцы сестры и вложила в них пластиковый прямоугольник кредитки.
— Украдут, — предупредил я.
— Она биометрическая — другой ей не воспользуется.
— Ты знаешь, на что она потратит твои деньги.
Солар не ответила.
Позже, сидя за капитанским пультом на Морриган, я вспоминал слова Нуаду про величайшее искушение в жизни. Для него им была пси-пыль, для меня стала «Аркадия».
Мы уже отлетели далеко, но я еще видел станцию на экране — огромный человеческий улей на черном фоне космоса.
Несколько сказанных слов, мысленный приказ, и Морриган выжжет всю мерзость, которая гнездится в «Аркадии», размелет станцию в пыль, так, что и памяти о ней не останется.
Я мог уничтожить ее одним ударом. Глупо обладать самым смертоносным оружием во Вселенной и не сделать это с тем, что не должно существовать, верно?
— Если сияние тысячи Солнц, — слова, такие же древние, как род людской, казалось, звучали раньше, чем я произносил их. Будто кто-то подсказывал, что я должен говорить, — одновременно зажжется в небе, — нет, не кто-то, а Морриган — она шепчет мне их с первого дня, как назвала своим капитаном, — это будет…
Я не закончил. Пусть делают, что хотят. Пусть захлебнутся рыбьей кровью — их право. Я им не судья и не палач. Я человек, которому надо экономить энергию.
Сложно выбрать день собственной смерти. Два месяца и пять дней назад Морриган покинула «Аркадию». Энергии мы набрали больше, чем нужно, а из двух с лишним миллионов темпоральных капсул свободными оставались всего три — для Солар, л'Амори и Нуаду.
Все было готово, но я тянул. В который раз перепроверял расчеты Морриган. Вернее, она перепроверяла — мне эта мешанина цифр и формул ни о чем не говорила. Я ждал, не понимая, чего — знака, голоса с неба, или чтобы кто-нибудь из команды сказал наконец: «Хватит тянуть резину, капитан. Сделаем это». Но они молчали, будто напрочь забыли о том, зачем Морриган собирала людей по всему Млечному Пути.
Сложно выбрать день собственной смерти, и не знаю, сколько бы я еще оттягивал неизбежное, но за меня решение принял Нуаду.
— Жаль, капитан, — пистолет появится в его руке будто из неоткуда — секунду назад его не было, и вот уже дуло смотрит мне в сердце. — Действительно жаль, — Нуаду в самом деле будет выглядеть расстроенным. — Я привязался к вам. К Солар и л'Амори тоже. Но я четвертый по старшинству на Морриган и, чтобы стать капитаном, мне придется убить их тоже.
— С л'Амори ты не справишься, — пообещаю я.
Он не ответит — выстрелит.
А началось все мирно: вечером первого октября — самайна по календарю Туата Де Даннан — принц Нуаду Авалонский пришел ко мне в каюту.
— Помните, я хотел предложить другой вариант спасения человечества? — спросил он. — Без прыжков в черную дыру и иных реальностей, где, может, и нет пригодных для жизни планет, — выглядел он не лучшим образом — бледный, исхудавший — будто с «Аркадии» ничего не ел. И не спал — если судить по черным кругам под глазами. Даже киборг Бан-ши, его неизменный спутник, казался смертельно усталым. Едва Нуаду сел на предложенный ему стул, ворон засунул голову под крыло и заснул. — Слышали о теории Большого Отскока? — я покачал головой. — Вселенная расширяется с момента Большого Взрыва — с тех пор, когда время еще не родилось, и до сегодняшнего дня. Звезды, галактики разлетаются дальше друг от друга — все быстрее и быстрее. Теория Большого Отскока предполагала, что расширение однажды сменится сжатием, затем — изначальная сингулярность и новый Большой Взрыв. Вселенная перезапустит сама себя, понимаете, капитан?
— Оптимистично. Жалко, не сбудется, — насколько я знал, Вселенная не собиралась сжиматься.
— Новый Большой Взрыв, и вновь из молекулярных туманностей рождаются первые звезды. Мы, человеки разумные с маленькой планеты на окраине Млечного Пути, покорившие его весь, сделаны из праха тех сверхновых, которые умерли, чтобы мы могли жить. Они в нашей крови, наши сердца слеплены из них, — с глазами у Нуаду было что-то не в порядке, что-то, что мне не нравилось, но что именно, я понять не мог. — Через девять миллиардов лет из облака межзвездной пыли появляется новое Солнце и новая Земля. Новый человек умелый делает из камня и палки первый топор. Новый Цезарь ведет в бой легионы нового Рима, — это еще кто такой? — Новый Гагарин летит в космос. Новая Федерация Туата Де Даннан создает новую Морриган. И новый Шаманин Артур вновь на ее борту.
…Когда он выстрелит, раздастся грохот, и пуля, которая непременно убила бы меня, пройдет мимо — так мне покажется сначала. Я обернусь и увижу дырку в обшивке каюты ровно напротив моего сердца. Невозможно. Я просто не мог выжить. Никоим образом.
— Тысячи задыхаются в газовых камерах нового Гитлера, — наверное, я догадывался, к чему приведет этот разговор, и постарался охладить его пыл. — Новый крестовый поход Дискордианской Империи — ядерные бомбы сыплются на планеты, отказавшиеся принять новую веру. Новая Интергалактическая Корпорация выпускает из лабораторий наночуму. Из-за новой аварии на ускорителе Эридана в сингулярность проваливается целая звездная система. Новый Нуаду Авалонский пятнадцать лет ждет Морриган — один на мертвой планете.
— Не зря ждет. И ждал. И будет ждать. С начала и до конца времен, — принц болезненно поморщился. — Различия между старой и новой Вселенной неизбежны. Один не там расположенный атом способен изменить всю историю. Может, добра в новом мире станет больше, может, больше станет зла. Но он должен быть — новый мир.
— К чему этот разговор, Нуаду? — устало вздохнул я. — Вселенная не сжимается — она умирает. Тихо, без огня, дыма и предсмертных воплей.
— Когда вы сказали, как попали на Морриган, я сперва не поверил. Но потом понял — иначе и быть не могло. Пятнадцать лет, капитан. Пятнадцать отравленных тишиной лет я слал сигналы в космос и надеялся, что Морриган найдет меня, — Нуаду вскочил на ноги, Бан-ши проснулся и захлопал крыльями, чтобы удержаться на его плече. — Но это буду не я, как думал всегда. Это будете вы — и Морриган знала, потому спасла вас, — я наконец осознал, чем мне не нравились его глаза. Очень похожие были у Морта в дискордианской церкви — белые глаза ослепленного верой фанатика. — У вашего корабля, капитан, особые отношения с пространством-временем. Знаете, почему Туата Де Даннан построили всего один такой? — ответа он не ждал. — Не потому, что создали совершенное оружие, и в другом таком же не было необходимости. Вторая Морриган невозможна физически.
— Знаю. Морриган одновременно находится во всех точках пространства, — я лихорадочно прикидывал, как выбраться из каюты мимо Нуаду. Только теперь я заметил, что его плащ странно топорщится на правом боку. Пистолет. Откуда он у него? Взял в оружейной? Нет, Морриган бы предупредила меня или л'Амори. Купил на «Аркадии»?
…Не имея ни одной идеи, как я смог остаться в живых, я повернусь к Нуаду. И прочитаю изумление в его зеленых глазах — такое же, как он, наверное, увидит в моих.
Нет, пойму я. Вернее, Морриган объяснит. Так она общается — не словами — просто в один момент ты будто сам понимаешь то, что она хочет тебе втолковать. Раньше она никогда не разговаривала со мной, пока я не надевал нейрошлем. Не думал даже, что без него она на это способна.
— Не только пространства, но и времени, — Нуаду улыбнулся. — Я придумал это на Авалоне, когда мне было пятнадцать. Попав на Морриган, я загрузил ее компьютер расчетами. Так вот — у нас получится, капитан. Каждый момент истории: прошлое, настоящее, будущее, какое еще осталось у обреченного мира. Каждая точка пространства, которая была, есть или будет, притянутся в одну. Все Морриган сольются вместе. Бах, — он щелкнул пальцами, — новый Большой Взрыв.