Глаза у Роберта всегда красные от травы и выпивки и вечно полузакрытые, как будто он щурится. Крошечные участки белков, которые можно было разглядеть у него между век, давно пожелтели.
Брезент, охотничий нож, раму-подставку для костра и даже кроссовки для Пеппы доставили почтой. Я купила их на «Амазоне» и оплатила с карточек, которые Роберт приносил домой и складывал в тумбочку. Я всегда очень осторожно таскала карточки или доставала его бумажник. Однажды он пьяный лежал на диване, и я попыталась вынуть бумажник из его заднего кармана, а он наполовину проснулся, схватил меня и заорал: «Я отрежу тебе руки нахрен!» — а потом снова отрубился, и тогда я достала деньги.
Единственным, за чем он пристально следил, оставалась я.
— Все норм, детка? — любил спрашивать он. Однажды он сказал мужику в магазине, что я его дочь. Я хотела возразить, что нет, нахрен, не дочь, но Роберт был огромный, обнимал меня за плечи и говорил: «Моя малышка Сол». Если бы я сказала что-нибудь, потом стало бы только хуже, так что я заткнулась и просто мрачно посмотрела на того мужика.
Пеппа проснулась.
— Сол, а Коннор все еще здесь?
Я пошла и сняла камень с жабьего дома. Коннор по-прежнему сидел там. А чего бы ему не сидеть в мокрой грязи и листьях.
— Круто, — сказала Пеппа, вылезла из спального мешка и надела кроссовки. Они стоили восемьдесят четыре фунта на «Амазоне», наверное, из-за подошвы «вибрам», которая лучше всего подходит для длинных переходов и лазанья по горам.
Мне кажется, что Пеппа бегает быстрее всех в мире. У нее очень длинные ноги, и она носится, как ветер. Она быстрее любого мальчика в школе, даже тех парней, которые старше. Вообще она все делает быстро. Либо сидит неподвижно, либо очень быстро шевелится. Она быстро ест и быстро разговаривает.
А еще она ест все подряд и всегда голодная.
Когда мы были маленькие, мы часто голодали, потому что Мо где-то шлялась или напивалась, или у нас не было денег, и Пеппа приучилась ходить по соседям и просить еду. Она привыкла есть все, а не как другие дети, которые терпеть не могут салат и требуют только жареной картошки.
Пеппа выпрашивала чипсы в магазине и просила еду у детей в школе. И даже у учителей. В конце концов я велела ей прекратить, и тогда мне пришлось самой добывать ей пищу, потому что если бы кто-нибудь об этом рассказал, нас забрала бы опека. Опека постоянно отнимает детей и обязательно разделяет братьев и сестер. Так что я никому ничего не сказала. Мо предупредила, что нас могут забрать и разделить. Я часто крала для Пеппы еду, приносила ей салат, морковку, а один раз даже вареную свеклу в пакете, которая ей очень понравилась. Пеппа перестала выпрашивать еду, и опека про нас не узнала.
А когда Роберт занялся мной, он тоже предупредил меня, что, если я кому-нибудь расскажу, даже Мо, нас заберут и разделят. Он сказал, что Пеппу отдадут на воспитание, и ее усыновят африканцы, потому что она наполовину африканка, а меня отдадут каким-нибудь старикам, и мы больше никогда не увидимся. Но теперь нам это не грозит.
Способность есть что угодно для выживания полезна, а вот постоянный голод — нет. Пеппа пожаловалась:
— Сол, я умираю от голода.
Я дала ей немного кекса с сухофруктами и четыре печеньки «Белвита».
— Мы будем ловить кроликов, — сообщила я.
— Чтобы съесть?
— Ага.
— Круто.
Она полюбовалась на Коннора в домике, вытащила его оттуда, посадила на ладонь и немного поговорила с ним. Рассказала, как зовут ее и меня, откуда мы взялись и почему живем в лесу. Потом сунула его обратно в домик и надела свою непромокаемую куртку «Хелли Хансен».
Кролики не впадают в спячку. В Галлоуэйских лесах их очень много, живут они у подножия холмов и на склонах, потому что там растут низкие кустарники и трава. Эти зверьки питаются травой, а вовсе не морковкой и листьями салата, как кролик Питер из фильма. На большинстве сайтов написано, что осенью кролики очень активны и что нужно искать кроличьи тропы в траве и ставить силки там. Я никогда не ставила силки, не потрошила кроликов и не свежевала их, но я тыщу раз видела на «Ютубе», как это делается.
Я выкопала силки из листьев и сунула в карман куртки. На поясе у меня висел нож в ножнах.
Мы выбрались из своего убежища и пошли вдоль ручья. Залезли вверх по камням на склон холма, где деревья росли гуще, а еще было полно травы и папоротников. Пеппа побежала вперед.
Папоротники уже пожелтели, но все еще оставались очень высокими, так что Пеппа совсем скрылась из виду, и я только временами видела в просветах ее рыжие волосы. Я смотрела на землю и пыталась найти кроличьи тропы. Там было довольно много звериных троп, я увидела отпечатки оленьих копыт в грязи и разные другие следы, которые нужно было проверить по «Руководству для выживания». Верхушка у холма была плоская, а длинный склон спускался к озерцу прямо у подножия. Пеппа рванула вниз. Она наверняка распугала всю дичь, но, когда она так несется, ее ничем не остановишь. Я и раньше видела, как Пеппа бегает, перепрыгивая через бревна и кусты папоротников, как мчится вперед, быстро и плавно, словно у нее колеса вместо ног. И вдруг она резко остановилась примерно на полпути до низа и крикнула:
— Сол!
Я спустилась к ней. Деревьев там росло меньше, в основном старые березы и дубы. Ветки спускались до самой земли — некоторые потолще меня. Пеппа стояла у большого серого камня, торчащего из травы, и показывала куда-то вниз.
— Смотри!
Там оказались кроличьи норы, три штуки, и помет вокруг них. Оглядевшись, я увидела и другие, поближе к дубу, повыше по склону, прикрытые травяной бахромой. Всего их оказалось девять, некоторые явно заброшенные, потому что вокруг них ничего не было. Зато рядом с другими лежали пирамидки свежей темной земли, которую кролики выбрасывают наружу. Я видела следы, расходящиеся от нор, — узкие тропинки, чуть светлее травы вокруг. В основном они спускались вниз по склону, к озеру. Книзу трава становилась зеленее и гуще, а деревья и папоротники постепенно исчезали.
— Тут живут кролики, — сказала я.
— Ну тогда ставь силки, — предложила Пеппа.
— Нельзя ставить их прямо тут, тогда кролики их просто обойдут. Беар Гриллс[4] говорит, что нужно отойти подальше, вдоль кроличьих следов, и поставить силки там.
— Я видела эту серию, и он там никого не поймал! Он купил кролика в магазине. Дебил.
Вообще она была права, но Беар Гриллс все равно знал, о чем говорит, он же служил в десанте и может выжить везде, и прыгает в болота и ледяные озера, даже если этого не нужно делать. Он, конечно, и правда дебил, но это, наверное, потому, что он мажор и англичанин. Почти все герои программ о выживании — англичане и мажоры, например Рэй Мирс и Эд Стаффорд. А большинство англичан-мажоров — дебилы. Но я все равно купила на «Амазоне» нож от Беара Гриллса, очень крутой, такой же, как у него.
— Пеппа, не смей звать его дебилом!
Она тут же нарочно завопила: «Дебил!» — и побежала вниз.
Я засекла след и пошла по нему сквозь бурые папоротники, оглядываясь на камень. Примерно через пятьдесят метров я нашла пятачок, где росла только трава, бархатистая трава с толстыми стеблями, светло-зеленая. Кроличья тропа проходила прямо через нее. И тут Пеппа заорала: «Кролик!» — и бросилась обратно ко мне, вспугнув зверька. Он продрался через папоротники и оказался почти рядом со мной, но, увидев меня, резко свернул в сторону. Пеппа скорчила ту же гримасу, которую всегда корчила во время бега — нижняя губа прикушена, язык упирается в губу изнутри. Когда кролик бросился в сторону, она тоже попыталась изменить направление, но споткнулась и упала в папоротники, которые громко затрещали.
— Сволочь! — выругалась она.
— Беги к тому дереву и принеси пару веток, — велела я, и она помчалась к дубу. Ветки нужны, чтобы удерживать силки в открытом положении. Их надо поставить на высоте кроличьей головы, на расстоянии ладони друг от друга.
Я вытащила силки и натерла их землей, чтобы замаскировать запах человека. У кроликов не такое острое обоняние, как у крыс или кротов, зато они хорошо слышат и могут предупредить друг друга, топая по земле. А еще у них хорошее зрение, так что для маскировки я обмотала блестящие металлические детали травой.
Пеппа вернулась с веточками, которые я воткнула в землю, и растянула петлю по ширине кроличьей тропы. Колышек я вбила рукояткой ножа.
— Мы кого-нибудь поймаем? — спросила Пеппа.
— Обязательно. Придется оставить его на ночь, но зато у нас будет кролик.
Я в это верила. Если ты веришь, что что-то случится, так и будет, так что нужно быть поосторожнее со своими мыслями. Я почти год верила, что остановлю Роберта и спасу Мо. Так и вышло.
Мы поставили еще три силка, один на той же тропе, пониже, и еще два на другой тропе, параллельной. Потом мы ушли оттуда, где, наверное, жили кролики, чтобы не спугнуть их.
— Айда к озеру! — предложила Пеппа и тут же побежала к воде между папоротниками и деревьями. Я попыталась прикинуть, на каком расстоянии от озера нахожусь. Получалось метров семьдесят. Ширина моего шага — девяносто сантиметров, я мерила. Так что я посчитала, что, если сделать семьдесят семь шагов по прямой, я пройду примерно семьдесят метров (если поделить семь тысяч сантиметров на девяносто, получится примерно семьдесят семь и семь десятых). Я специально училась оценивать расстояние, и я хорошо считаю, знаю таблицу умножения и умею делить в уме. Если мне понадобится, я смогу понять, как далеко что-то находится и сколько времени у меня уйдет, чтобы туда добраться, а это очень полезно для выживания. Я сделала семьдесят семь шагов по прямой и оказалась на берегу озера, на маленьком пляже из плоских камней. До воды оставалось примерно пятьдесят сантиметров. Не так уж плохо.
Озеро было длинное и загибалось, так что с пляжа я не видела тот его край, который был виден со склона. Со всех сторон к воде вплотную подступали деревья, если не считать того пляжика, на котором мы стояли. Прикинув угол склона за своей спиной, я решила, что на расстоянии трех метров от берега глубина озера должна составлять около полутора метров, но это неточно, потому что на дне могут находиться ямы и омуты. Вода была спокойная, гладкая. Северный ветер утих, и поверхность походила на лист стекла или полированной стали. Цвета она была желтовато-коричневого, но при этом оставалась очень прозрачной, потому что сильного дождя не было уже почти три недели. Перед побегом я проверяла погоду каждый день.