— Хоккей!
Пеппа кинула его назад, он проскользил по льду и ткнулся парню в ногу, и он пнул его обратно. Пеппа заулыбалась. Ледышка скользила между ними, сверкая на солнце.
Я отошла к берегу. Они перекидывались куском льда, Пеппа смеялась и кричала, иногда промахиваясь. Этих двоих разделяло метров двадцать. Сначала парень снял очки и положил их на лед, потом стянул одну перчатку и положил ее в двух метрах от очков.
— Смотри, ворота! — крикнул он, и Пеппа заскользила к нему, пиная перед собой ледышку, как футболист. Потом она изо всех сил ударила по ледышке, которая полетела в ворота. Парень потянулся к ней, поскользнулся и упал на живот.
Лед треснул, из трещины полилась вода. Парень пытался встать. Пеппа, которая все еще скользила вперед, попала ногой в воду. Он смеялся, положив обе ладони на лед, и скреб по нему ногами. Пеппа тоже поскользнулась, упала и засмеялась:
— У меня вся задница мокрая!
Он уже сидел, вытянув ноги.
— И у меня. Я, кстати, Адам. — На него светило яркое солнце, и он мне улыбался. Пеппа встала и подошла к нему поближе. Не успела я ее остановить, как она решительным тоном заявила:
— Я Пеппа. А это моя сестра Сол. Ты англичанин?
Он вытянул руку, она вцепилась в нее и помогла ему встать.
— Да. А ты из Шотландии?
Пеппа отошла поближе ко мне.
— Ну да. У нас как бы каникулы.
Он тоже похлюпал к берегу.
— И у меня. Я с ребятами из университета остановился на другой стороне Глентрула. Нежарко тут у вас.
— Ага. А ты мажор? — спросила Пеппа.
Он нахмурился, но потом снова улыбнулся.
— Ну, не совсем. Я студент. И беговые лыжи люблю. И играть в хоккей на озере с хорошенькими девочками.
Пеппа уже наполовину спряталась за мной и выглядывала у меня из-за спины с улыбочкой. Он напялил очки обратно и посмотрел на меня.
— Правда, она похожа на огонек?
Я ничего не ответила. Я толком не поняла даже, что он имел в виду. У него на лбу были золотые веснушки, а на подбородке росли рыжие волосы — он не побрился. А еще он был широкий, широкоплечий, а руки у него были большие, с длинными тонкими пальцами. Пеппа выскочила вперед и спросила:
— А у тебя девушка есть?
Он засмеялся, вытряхивая воду из перчатки, посмотрел мне в глаза и покачал головой, как будто говоря: «Ох уж эти дети». Пеппа уже стояла прямо перед ним.
— Есть? Она красивая?
Он сгреб ее и стал щекотать. Она завизжала, и он перевернул ее вниз головой. Я просто стояла. Даже когда он ее схватил. Она кричала и смеялась, и тогда он поставил ее на землю, и она прыгнула на него, ткнула его пальцем в грудь и спросила:
— Девушка есть?
— Да.
— Красивая?
— Не такая, как ты.
— А как ее зовут?
— Гермиона.
Пеппа засмеялась и запрыгала.
— Это как в «Гарри Поттере»?
— Ну да.
— А она ведьма?
— Да.
— Врешь!
Он вернулся к лыжам и стал их надевать. Пеппа снова подбежала к нему:
— Ты читал «Похищенного» Роберта Стивенсона?
Он остановился, подумал секунду и сказал:
— Да. Дэви и Алан.
— Ну да. Это я и Сол, — пояснила Пеппа.
— И кто из вас Дэви?
— Я, — ответила Пеппа.
Тогда он заулыбался мне:
— Значит, с Сол нужно поосторожнее? Она умеет драться на мечах?
— Нет, но у нее есть нож, и она хорошо стреляет, и ловит кроликов, и однажды поймала щуку, и умеет строить шалаши и разводить огонь. Мы преступницы. Ты можешь стать парнем Сол. Она уже женщина, у нее месячные начались.
Вот тогда я заговорила. Точнее, заорала. Мне стало жарко, и сердце у меня колотилось, а Пеппа прыгала вокруг и ржала. Адам улыбался и крутил головой. Он посмотрел на меня мягким взглядом и сказал:
— У меня тоже есть сестренка. С ума с ними сойдешь.
Я все еще злилась и ответила просто:
— Ага.
— Снежки! — заорала Пеппа и кинула снежком Адаму в плечо. Он засмеялся, надел очки и поехал прочь.
— Пока, Пеппа! — крикнул он.
Она кинула в него еще снежок и крикнула:
— Пока, Адам!
Он остановился, поднял очки на лоб, оглянулся и сказал:
— Пока, Сол.
Я попрощалась, и он поехал вдоль озера, а потом вверх по склону, к хребту.
— Он прикольный, — сказала Пеппа, — а тебе он понравился?
— Пошли, — буркнула я.
Мы пошли назад прямо по лыжне. Адам становился все меньше и меньше и наконец исчез за холмом.
— А он про нас расскажет? — спросила Пеппа, пока мы медленно возвращались.
— А зачем ты ему сказала наши имена? И что мы преступницы?
— Он никому не скажет. Он милый. И симпатичный.
— Может, и симпатичный, но это вовсе не значит, что он хороший.
— Значит, — возразила Пеппа, — люблю красивых. У него мышцы на руках. Он тебе понравился?
— Нет.
— А вот и понравился. Ты вся красная.
— Пеппа, заткнись.
Я не люблю ее затыкать, но иногда приходится. Она считает, что все вокруг смешно, и никогда не бывает серьезной. Нельзя же доставать людей только потому, что тебе смешно. Но ей всего десять лет. Вообще жизнь серьезная штука, и нужно постоянно строить планы, но Пеппа этого пока не понимает. Она была еще слишком маленькая и многого из того, что творилось дома, не запомнила. К тому же я от нее многое скрывала. Она не видела Мо совсем пьяную и не видела, как Роберт ее бьет или как он приходит ко мне по ночам. Но иногда приходится просто действовать, решать, что хорошо, а что плохо, и приводить свою жизнь в порядок. Например, обустраивать лагерь, если ты живешь в лесу. Если лагерь чистый, удобный и продуманный, ты выживешь и твой моральный настрой будет лучше.
С холма мы видели следы лыж Адама — он уехал от нас и нашего леса туда, где пустошь переходит в широкую долину, а потом снова поднимается вверх, к Магна Бра. Уже темнело, темно-розовое солнце повисло прямо над соснами. Я решила, что волноваться из-за Адама нет смысла. В любом случае, он знает, где мы живем, а найти лагерь Ингрид невозможно.
Ингрид уже развела костер и приготовила хлеб и суп, но у нее все еще болела спина, так что после чая она села передо мной на длинное бревно, и я долго растирала ей спину внизу, где было больно. Потом она приняла ибупрофен, а я приложила ей к спине горячий камень в полотенце. После этого она отправила меня набрать снег и положить ей на спину. Кожа у нее на спине была гладкая и пахла, как сосна. После снега я снова приложила горячий камень. Она сказала, что так можно освободить защемленные нервы и заставить кровь циркулировать.
— Я старая, и кровь у меня теперь медленная, — объяснила она.
Я еще раз растерла ей спину, и она сказала:
— Спасибо. У тебя легкие руки.
Стало реально холодно, так что мы завернулись в одеяла, а Пеппа надела кроличью шапку. Мы говорили о Мо. Ингрид сказала, что нужно забрать ее пораньше, пока ей не стало хуже. Я тоже так думала. Когда она пробудет в приюте четыре недели, ее выгонят. Пеппа сказала, что мы должны построить ей шалаш, и мы решили заняться этим завтра, а послезавтра поехать за ней.
Глава четырнадцатаяМашина
Ночью мы совсем замерзли. В конце концов я вытащила из костра камень, завернула его в полотенце и положила между нами. Камень помог. Утром я проснулась, раздула костер, приготовила кашу и чай, а потом пошла нарезать жердей для шалаша Мо.
Работа была тяжелая, так что Ингрид мы позволили остаться в постели, пока сами искали жерди и носили камни, чтобы сделать лежанку. Мне пришлось набрать очень много еловых лап, потому что стенки шалаша должны были быть толстыми — брезента у нас больше не было. Я целый день таскала эти лапы, а потом мы с Пеппой выкладывали ими стенки шалаша. Снова пошел снег, который дополнительно защитил новый шалаш от холода. Шалаш для Мо мы поставили рядом с очагом, на берегу реки, выходом к нашему шалашу. Теперь, когда три шалаша стояли вокруг костра, лагерь стал походить на индейское поселение. Пеппа вымела из шалаша снег и листья, мы застелили пол ровным слоем еловых веток и сделали стол из плоских камней. Ингрид дала нам одеял. Пеппа подвесила над входом звездочку из перьев и ленточек, очень милую. Сам вход мы завесили толстой зеленой тканью, которая была у Ингрид, а внутрь поставили свечек из березовой коры и корзинку, в которую можно было класть всякие мелочи. На кровать мы еще положили пару шарфов Ингрид, чтобы было покрасивее.
Спина у Ингрид болела весь день, но она сказала, что боль пройдет, если она отдохнет. Мы ели рис и фасоль с хлебом и пили чай с сахаром. Я начала волноваться, думая, как Мо будет жить с нами.
Когда мы встали утром, Ингрид сказала, что спина больше не болит, но ходила она все еще медленно. Она вытащила из ящика отвертку, кусок медной проволоки и маленький молоточек и сунула их в карман пальто. Шляпу она не надела, зато перетянула волосы шарфом.
Я взяла рюкзак, куда положила карты, компас, нож и подзорную трубу.
Мы поели каши, выпили чаю, а потом включили два налобных фонарика и пошли к дороге. Еще даже не рассвело. Идти вниз было скользко, зато мы увидели барсука, который направлялся в свою нору в маленькой лесистой долинке.
Мы вышли к самому гаражу и «Литл шефу» и, держась в тени деревьев, дошли до парковки. Мы с Пеппой остались в лесу. Ингрид сказала:
— Нужно найти старую машину. Новую я не заведу. Только старую, типа «фольксвагена» или «вольво».
И она пошла на парковку. Там стояли машины, в гараже и «Литл шефе» горел свет, но парковку оттуда было не видно. Мы смотрели, как Ингрид бродит среди машин. Иногда она наклонялась и всматривалась в бампер или капот. Потом она прошлась мимо крайнего ряда автомобилей, присела, встала и махнула нам. Она улыбалась и подняла вверх оба больших пальца.
Мы бежали к ней, когда я услышала тихий удар и гудение. Ингрид разбила окно своим молоточком, и рядом с машиной валялись осколки стекла. Она что-то сделала с замком и открыла переднюю дверь, а потом распахнула заднюю и велела нам садиться.
Она копалась под рулем, и мы слышали какие-то странные звуки, и Ингрид шептала что-то по-немецки. Мы с Пеппой сидели на заднем сиденье — широком, обитом красной кожей. Машина была старая и красивая, покрашенная серебряной краской, с мягкой гладкой кожаной обивкой в салоне. Сзади лежали два клетчатых пледа, и Пеппа немедленно вцепилась в один из них. Я выглядывала из окна, следила, чтобы никто не пришел.