Я поднялась и пошла к шалашу Ингрид. Она сидела на постели, закрыв глаза. Я посмотрела на нее. Она открыла глаза, улыбнулась и сказала:
— Все в порядке, — и потерла маленький шрам на щеке. Я ушла.
Поднялся ветер, который постепенно уносил туман. Внизу уже виднелись верхушки деревьев. Туман перекатывался волнами, как море. У меня быстро забилось сердце, и мне стало жарко. Грудь как будто чем-то перехватило, и я с трудом дышала. Ноги задрожали. Я отошла подальше от костра, а потом вдруг побежала.
Мо закричала: «Сол!» — но я бежала вперед, по лагерю, потом побежала вниз, в лес, к траве, папоротникам и круглым камням. Внизу туман был намного плотнее, и я не видела, что впереди, просто бежала и хватала ртом влажный воздух. Земля намокла, под ногами булькало и хлюпало, между листьев текли ручейки. Я держала в руке нож и краем глаза замечала его блеск, когда отмахивала руками на бегу. Я бежала и бежала, и кровь грохотала в ушах в такт шагам.
Я добралась до реки и сбежала к ней, перепрыгнула ее в узком месте и побежала дальше между камней, и тут какое-то дерево выступило из тумана прямо передо мной.
Я остановилась.
В голове шумело, ноги тряслись, в груди гудело. Я стояла и вдыхала туман. Я как будто оказалась в белой пещере, окруженной туманом и сероватыми стволами берез. Постепенно шум в голове умолк. Я глубоко дышала и слушала тишину.
Воздух плавно втекал в легкие. Кожу покалывало, мне стало тепло. Я как будто продолжала слышать слова Мо. Трезвость. Рак. Нельзя. Прятаться. Выжить. Честный. Правда. Боль.
Потом залаяла собака, где-то совсем близко. И я услышала голос. Кричал какой-то мужчина. И другой голос. Из-за тумана они казались плоскими. Потом послышались шаги. Мелькнуло ярко-желтое пятно. Что-то затрещало и пискнуло. Кто-то заговорил по рации, и мужской голос с ним согласился.
Я повернулась и побежала назад. Собака снова залаяла. Я рванулась вперед, промчалась через реку и побежала наверх. Туман немного рассеялся, и кровь опять зазвенела в ушах.
Я взбежала вверх по самой крутой части тропинки. Туман почти исчез. Мо с Пеппой сидели у костра. Увидев меня, Мо закричала:
— Сол! Опусти нож!
Я поняла, что до сих пор сжимаю нож. Пеппа подбежала ко мне вся в слезах. Я обняла ее, и мы вместе подошли к костру.
— Я ей рассказала, — объяснила Мо.
Туман снова поднимался вверх, и все вокруг заблестело от мелких капель воды. Я зашла к Ингрид, которая сидела на постели.
— Сол, тут в лесу люди и собаки. Я чувствую запах.
— Знаю, — отозвалась я.
Лица ее я не видела, поэтому зашла в шалаш и опустилась на колени. Она подняла голову и улыбнулась. Я увидела ее длинные белые зубы и шрам на щеке. Она смотрела на меня и улыбалась. А потом сказала:
— Боюсь, Сол, тут ты ничего не сможешь сделать. Ты уже сделала все возможное, но иногда ни на что повлиять нельзя.
Откуда-то появились слезы, но я не шевельнулась. Они просто потекли по щекам. Ингрид погладила меня по голове:
— Ты принесла мне свет. Спасибо.
Я встала и вышла, продолжая чувствовать тепло ее ладони. Вытерла слезы, чтобы Пеппа ничего не увидела. Она стояла у костра вместе с Мо и кусала губы. Костер почти погас. Только тоненькая струйка дыма тянулась вверх.
Я оглядела три шалаша: наш, Ингрид, Мо и навес из еловых лап над костром, и хлебную печь, и поленницу. С паракорда свисали трусы и футболка, в большой миске у костра стояли горшки и чашки. Винтовку я прислонила к нашему шалашу, а удочку — к шалашу Мо. Обструганные кусочки дерева, которые я приготовила для лука, лежали на плоском камне. Чашечка сосновой смолы притулилась у холодного очага. Было тихо. Мо положила руку на плечо Пеппе, и они обе смотрели на меня.
Вертолет появился внезапно. Мы не услышали даже, что он приближается. Он просто показался из-за деревьев. Винт свистел так громко, что приходилось кричать. Полиция. Я видела копов, которые выглядывали из вертолета и говорили что-то в рацию. Я схватила Пеппу за руку и велела ей бежать, а Пеппа закричала: «Мо!» — и мы побежали все вместе.
— Наверх! — крикнула я Пеппе. — К пустоши!
Пеппа вырвалась вперед, я бежала за ней, а Мо за мной. Она кричала мое имя.
Мы попыталась забраться наверх. Пеппа бежала впереди и все время оборачивалась. Мо тяжело дышала и отставала. Я подождала немного и потянула ее вверх за руку.
Вертолет сначала завис над лагерем, а потом поднялся выше. На боку у него было написано «Полиция». Мы забрались в рощу высоких сосен, где земля была покрыта толстым слоем иголок. Они насквозь промокли и хлюпали под ногами.
В голове крутились мысли: «Свали, не попадись», «Не бросай Пеппу», «Не бросай Мо». А потом я подумала об Ингрид.
Пеппа уже миновала сосны и остановилась на краю пустоши. Мы с Мо продрались к ней и встали. На пустоши неровными кусками лежал снег. Выше и ближе к Магна Бра его становилось больше.
— Куда? — спросила Пеппа.
— Нам не убежать, — сказала Мо, — нас поймают.
А я просто стояла и смотрела на камни, где снег был чистым и нетронутым, а кое-где рос вереск. Наверху снег казался особенно ярким. На мгновение ветер разогнал облака, и вся пустошь вспыхнула под солнцем, а потом снова стала серой и мрачной. Я глубоко дышала и думала. Надо остановиться и составить план. Мне нужен план. Небольшой и понятный, чтобы сразу начать воплощать его в жизнь.
— Куда, Сол? — спросила Пеппа. — Они близко.
Снег был серый и мокрый, и я не могла сделать ни шагу, и все звуки доносились откуда-то издалека. Иглы лиственницы под ногами казались совсем желтыми, а холодный воздух будто замер под серым небом. Что-то во мне менялось. Как будто внутри поселилась тишина. И белизна.
— Я не брошу Ингрид, — сказала я.
— А я тебя. — Мо обняла меня.
— Мы разделимся? — деловито спросила Пеппа.
— Нет.
Я все еще сжимала в руке нож Беара Гриллса. Я посмотрела на него и со всей силы швырнула вдаль. Он пропал в снегу и вереске.
Мы стали спускаться вниз, прошли мимо сосен и по лесочку вышли на склон. Туман почти исчез, ярко светило солнце, и все вокруг стало золотым.
Когда мы спустились в лагерь, вертолет все еще висел над полянкой, а внизу торчали трое копов. Один стоял у шалаша Ингрид и что-то говорил в рацию. Еще одного таскала по всему лагерю собака на поводке. А третий оказался женщиной, она заметила нас, буркнула что-то в рацию и пошла нам навстречу.
Глава восемнадцатаяДом
Пеппа танцевала по всему дому в одних трусах. Мо разговаривала по телефону, а я смотрела в окно на маленький садик. Потом Пеппа включила «Солт-энд-Пепу» на «Ютубе» и завыла: «Вперед, детка! Давай, детка!» — тряся при этом задницей.
Снова пошел снег, и улица побелела — скамейка перед дверью, садик, забор. Солнце клонилось к закату.
Мо повесила трубку.
— Иэн придет через пять минут, — пояснила она. — Пеппа, надень джинсы и новые кроссовки.
— Йо! — согласилась Пеппа, пытаясь изобразить американский акцент.
Машина Иэна загудела под окнами. Я увидела, как он выходит из машины, и пошла открыть ему дверь.
— Красотка Сол! — сказал он и обнял меня. Потом обнял Мо и спросил: — Ты как?
— Нормально.
Из комнаты выбежала Пеппа в джинсах и сказала:
— Иэн Леки похож на крекер…
— Привет, Пеппа.
— Поехали, — сказала Мо, — туда целый час добираться. Сол, холодно, надень флиску.
Я ушла в свободную комнату, где оставила шмотки. Там стояла кровать и вешалка из шалаша Ингрид, на которой висела вся ее одежда, включая китайский жакет. Пластиковые коробки с туфлями громоздились у кровати.
Пеппа села впереди, а мы с Мо сзади.
За дом заплатили социальные службы. Там было три спальни, прямо как в нашей квартире, и не было никаких лестниц. Иэн постоянно приезжал и возил нас повсюду. Он ходил с Мо на собрания группы, а со мной — к психологу и на допросы. Завтра он должен был отвезти меня в суд, где мне скажут, сколько времени я должна провести в тюрьме. Я собиралась туда с Иэном, и Мо беспокоилась, что мне будет одиноко. Я отвечала, что у меня есть адвокат, два работника социальной службы, психолог-педагог, полицейский психолог, психиатр и координатор из полиции. Да еще Иэн. И как мне тут может стать одиноко?
Меня четыре раза допрашивали в полиции, четыре раза я говорила с психологами и три — с социальными службами. Я узнала, что Мо ни в чем не обвинят, и рассказала полиции все с того момента, как я решила убить Роберта, и до побега в лес. Мне пришлось рассказать, как Ингрид угнала «роллс-ройс», потому что они все равно про это уже знали и поэтому нас и нашли. Правда, у них все равно ушло три дня, и первый день они просто шарили вдоль дороги и даже близко к нам не подошли. Я спросила, не выдал ли нас Адам, но они про него никогда не слышали. Меня допрашивали две женщины, и они были довольно милые. Не такие мерзкие, как мужики.
Меня постоянно сопровождал адвокат — Фиона Маккензи. Я ей понравилась, и она добилась того, что меня отпустили под залог. Она сказала, что в таких случаях это редко бывает, но суд прочитал отчеты психологов и социальной службы, и мне разрешили жить дома под наблюдением.
Она говорила, что меня не посадят в тюрьму, а отправят в специальное заведение для психически нездоровых детей, и что там можно кататься на лодке и лазать по скалам, и я даже решила, что это не так и плохо. Мы не знали, сколько времени я там проведу. Она говорила, что это зависит от мнения психологов, социальных работников и судьи.
Приставленных ко мне социальных работников звали Кэтрин и Нил. Они все время торчали рядом со мной и расспрашивали меня про Роберта. Они говорили, что я могу тыкать пальцем в куклу, если мне тяжело произносить слова «член» или «яйца», но я их легко говорила. Они спрашивали и про Мо, и тут мне приходилось быть осторожнее, потому что я не хотела, чтобы ее обвинили в пренебрежении родительскими обязанностями. Так что я сваливала все на Роберта и говорила, что Мо ничего не знала, готовила нам еду и даже пекла хлеб. Я даже не совсем врала, потому что она правда пекла хлеб в лесу. Они спрашивали, злюсь ли я, и я говорила, что нет. Но на самом деле я начинала злиться, когда они упоминали Пеппу. Я говорила, что с Пеппой ничего не случилось. У меня был план, и я все так рассчитала, чтобы с ней никогда ничего не случалось.