Через двадцать минут он вернулся с завтраком: крепкий кофе, яичница и гренки.
— Дэнни! — Майлс потрепал старика за плечо. — Дэнни, вставай!
Ответа не последовало. Майлс опять попытался разбудить старика, но тщетно. Он бился с ним еще четверть часа, пока, наконец, на него взглянули тусклые глаза. Старик осмотрел Майлса, затем вновь смежил веки.
— Сгинь, — пробормотал старик. — Сгинь, даже если я еще не в аду…
— Нет, нет, я не сатана, Дэнни, — сказал Майлс, — наоборот, я твой друг. Медведь-Тони и Омински велели мне позаботиться о тебе.
Старческие веки слегка приподнялись.
— Значит, эти сволочи все-таки отыскали меня, да? Так, понятно… Ловко они, черти…
Лицо его сморщилось от боли.
— О, господи, — простонал он. — Голова у меня раскалывается…
— Я принес тебе кофе.
Майлс помог старику сесть и подал кофе. Дэнни отпил глоток, сделал гримасу.
— Послушай, сынок, если хочешь, чтобы я пришел в себя, принеси мне чего-нибудь такого… Глоточек. Возьми у меня денег. Мои деньги…
Он пошарил вокруг себя трясущимися руками.
— С твоими деньгами все в порядке, — сказал Майлс. — Они в сейфе, я спрятал их там еще вчера вечером.
— Так я в «Двух семерках»?
— Ну да!..
— Сюда меня уже как-то привозили… Оʼкей. Значит, ты знаешь, что я кредитоспособен, сынок. Валяй, принеси-ка мне хоть глоток спиртного…
Майлс твердо сказал:
— Больше — ни капли! Сухой закон.
Глаза старика сверкали хитростью.
— Ну а, скажем, сорок долларов за бутылку, как ты на это посмотришь?
— Прости, Дэнни, я бы всей душой, но у меня приказ. — Майлс решил рискнуть и добавил: — Кроме того, если я попытаюсь реализовать твои двадцатки, меня арестуют!..
Казалось, в комнате прозвучал пистолетный выстрел: Дэнни подскочил, охваченный беспокойством и подозрением.
— Кто сказал, что…
Он замер, со стоном схватился за голову.
— Понимаешь, Дэнни, надо же было пересчитать твои деньги, вот я это и сделал…
Старик сказал едва слышно:
— Эти двадцатки хороши…
— Экстра-класс! — согласился Майлс. — Лучше из всего, что я видел. Будто прямо из монетного двора Соединенных Штатов!
Дэнни посмотрел на него с интересом, который боролся с подозрительностью.
— Ты что же, специалист, что ли?
— Видишь ли, до отсидки я работал в банке.
После долгого молчания старик спросил:
— За что сидел?
— За растрату. Сейчас на учете.
Дэнни заметно расслабился.
— Ну, тогда ты парень свой. Медведь-Тони плохих не держит…
— Это уж точно, — ухмыльнулся Майлс. — А теперь у меня задача довести тебя до такой кондиции, как твои купюры. Сейчас мы отправимся в парную.
— Э, э, не парная мне нужна! Мне бы хлебнуть! Совсем немножко, сынок… — Дэнни умолял. — Клянусь, на этом я и завяжу! Ну ведь ты не откажешь старому человеку в небольшом одолжении?..
— Сначала очухайся, приди в себя, а потом будет видно…
— Бессердечный ты, не сердце у тебя, а камень… — застонал старик.
Майлс застелил постель чистой простынью, и Дэнни, успокоившийся и послушный, пошел с ним в парную. Сразу же после парной он уснул ангельским сном.
На следующее утро, в среду, Майлс заставил старика повторить процедуру: парная, холодный душ, синий свет, и, наконец, когда Дэнни пришел в себя, они сели играть в шахматы. У старика оказался очень острый ум и прекрасная сообразительность, так что поиграли они на славу. Всем своим видом Дэнни давал понять, что общество и внимание Майлса его устраивало. После обеда старику захотелось поболтать.
— Вчера, — сказал он, — этот тип, Ля Рокка, говорил, что ты много знаешь о деньгах. Расскажи и мне что-нибудь!
— Ну, если хочешь, изволь, расскажу…
— А как ты догадался, что двадцатки доморощенные?
— Вначале я не заметил, но под лупой видно: некоторые разводы на портрете не отработаны.
Дэнни кивнул головой:
— В том-то и разница между казенной гравировкой, которой занимается монетный двор, и фотоофсетной пластинкой, хотя, в общем-то, мастер-офсетчик высокой квалификации может сделать картинку, совсем близкую к оригиналу.
— В данном случае это ему удалось, — сказал Майлс. — Остальной реквизит купюры — совершенство!
На лице старика появилось подобие улыбки.
— А как тебе нравится бумага?
— Она-то и ввела меня в заблуждение! Обычно фальшивые от настоящих мизинцем можно отличить, а попробуй эти…
Дэнни сказал:
— Все думают, что трудно достать настоящую бумагу. Ничего подобного! Если как следует поискать, все можно найти.
— Кстати, — сказал Майлс, — у меня есть несколько книг о деньгах, в моей комнате. Одна мне кажется чрезвычайно интересной, она опубликована секретной службой США.
— «Знаешь ли ты свои деньги?»..
Майлс удивленно взглянул на старика, тот захихикал:
— Как же, как же! Это настольная книга фальшивомонетчика. В ней все указано, как отличить фальшивку… Хорошая книга! Перечислены все ошибки, допускавшиеся фальшивомонетчиками. Даже с иллюстрациями!
— Да, — сказал Майлс, — верно.
Дэнни продолжал трещать:
— И подумать только, власти рассылают книгу по первому требованию. Пиши прямо в Вашингтон, и получишь ее почтой. Был такой фальшивомонетчик, настоящий зубр, по имени Майкл Ландрес, он тоже написал книгу. В ней он сказал, что «Знаешь ли ты свои деньги?»— настольная книга фальшивомонетчика, без нее не обойтись…
— И все-таки Ландрес попался, — заметил Майлс.
— Это потому, что он работал с дураками, у них не было организации. А ты вроде бы много знаешь об этом? А?
— Да нет, не так много…
Дэнни замолчал, взял настоящую купюру и сравнил ее с подделкой. Это явно доставило ему удовольствие. Он широко улыбнулся.
— А знаешь ли ты, сынок, что наши деньги легче всего подделывать? Видишь ли, в свое время они были сделаны с расчетом, что тогдашние гравировщики не смогут их воспроизводить имеющимися у них инструментами. Но ведь с тех пор появились машины и станки с огромными возможностями. В наше время, да с хорошим оборудованием, да с терпением, опытный гравер может сделать такую работу, что ни один эксперт в мире не подкопается!
— Я об этом слышал, — сказал Майлс. — А вот интересно, много есть таких умельцев?..
— Вот что я тебе, сынок, скажу, — Дэнни сиял от удовольствия, сев на своего любимого конька. — Никто точно не знает, сколько фальшивок печатается ежегодно и благополучно сбывается. Но сумма явно не малая. Правительство утверждает, что отпечатано тридцать миллионов долларов и примерно десятая их часть находится в постоянном обороте. Но это — официальные цифры, которые дает правительство, а они, как ты знаешь, либо серьезно завышаются, либо серьезно занижаются, в зависимости от ихней конъюнктуры. Так? В этом случае им выгодней занижать. Я думаю, что ходит примерно семьдесят миллионов, а может, и того больше…
— Не исключено и такое, — согласился Майлс, вспоминая, сколько фальшивых денег проскальзывало незамеченными. — Ходят слухи, — продолжал он, — что будут новые американские деньги, разноцветные. Для каждой купюры — свой колер, как в Канаде.
— Это не слух, это — факт! — заявил Дэнни. — Уже целая куча готовых разноцветных денег лежит в казначействе… Вот тогда наступят тяжелые времена… — Он улыбнулся, как проказливый мальчишка. — Но ведь и старенькие долго еще будут ходить наравне. Я лично так думаю, что на мой век хватит…
Майлс не перебивал, внимательно слушал, а затем сказал:
— Ты мне задал много вопросов, и я на них ответил. Теперь позволь я тебя спрошу.
— Не уверен, что на все отвечу тебе, сынок, но валяй, попытайся…
— Кто ты и что ты? — спросил Майлс.
Старик думал, потирая подбородок большим пальцем и одновременно оценивающе глядя на Майлса. Стремление выговориться боролось в нем с осторожностью. Наконец он решился:
— Мне семьдесят три года, — сказал он, — и я мастер-печатник. Был печатником всю жизнь. Пожалуй, одним из лучших в Штатах. Это не ремесло, а искусство! — он показал на двадцатидолларовые банкноты, лежавшие на постели. — Это моя работа!
— А водительские права и кредитные карточки? — спросил Майлс.
— Ну, это не деньги делать, — презрительно сказал Дэнни. — Это раз плюнуть!..
Нетерпение буквально душило Майлса, он ждал случая, чтобы передать Ноллану Уэйнрайту все, что узнал. Однако сделать это было невозможно. Незаметно покинуть клуб не удавалось, а рискнуть и связаться с Хуанитой по клубному телефону он долго не решался. Тем не менее, надо было что-то предпринимать… Позвонить Хуаните с телефона-автомата, что висел в коридоре? Он дождался полуночи, спустился к автомату и набрал номер Хуаниты. После первого же зуммера раздалось негромкое:
— Алло?..
Телефон, висевший на стене, находился неподалеку от бара, и Майлсу пришлось говорить шепотом, чтобы его не услышали:
— Ты знаешь, кто говорит, не называй моего имени…
— Да, — сказала Хуанита. — Хорошо.
— Передай нашему общему другу, что я обнаружил здесь кое-что очень важное. Вероятно, самое главное из того, что он хотел узнать. Больше я ничего не могу сейчас сказать, но завтра вечером приду сам…
— Ладно.
Майлс повесил трубку.
Одновременно в подвале клуба отключился спрятанный там магнитофон. Он включался и выключался, как только поднимали и опускали телефонную трубку…
•
Первым о трудностях «Сунатко» сообщило агентство «Ассошиэйтед пресс». Телеграмма была опубликовала во всех вечерних газетах. На следующий день появились подробные сообщения, снабженные комментариями. Полной картины, впрочем, не было, и многие не могли поверить, что такая корпорация, как «Супранэйшнл», могла оказаться в серьезной беде.
Однако надежды были вскоре развеяны.
В десять утра Нью-Йоркская биржа сообщила, что операция с акциями «Супранэйшнл» временно производиться не будет. Это означало, что сектор, занимавшийся куплей-продажей акций «Сунатко», был запружен требованиями продавать и продавать их акции, в результате чего баланс торговли ценными бумагами был нарушен. Надвигалась буря…