Продажа акций «Сунатко» вновь началась в 11 часов утра. Было дано указание продать пятьдесят две тысячи акций. Но к этому времени их котировка упала с сорока восьми пунктов до девятнадцати, а к вечернему звонку — до десяти!.. Нью-Йоркская биржа, по всей вероятности, задержала бы операцию по «Сунатко» и на следующий день, но на этот раз инициатива была вырвана из ее рук. Федеральная комиссия по ценным бумагам и биржам объявила, что начинает расследование дел «Супранэйшнл», и до его завершения любые расчеты и дела с «Сунатко» приостанавливались. Наступило томительное ожидание. Оно должно было длиться пятнадцать дней, в течение которых владельцы ценных бумаг и кредиторы «Сунатко», чьи интересы в этой компании составляли многие миллионы долларов, должны были беспомощно и безропотно ждать. Среди них, охваченных паникой, были и руководители Первого Коммерческого Американского банка…
Вопреки надеждам Вандервоорта и Паттертона, «Сунатко» не продержалась и нескольких месяцев.
Вандервоорт давно предсказывал, что как только заварится каша с «Супранэйшнл», пресса немедленно начнет атаку на Первый Американский. И предсказание это сбылось.
Репортеры, которые в недалеком прошлом были достаточно избалованы всевозможными пикантными расследованиями, в том числе и «Уотергейтским делом», погрузили свои персты в язвы корпорации «Супранэйшнл». Надо сказать, что им это удалось не без успеха. Буквально через пару дней корреспонденты получили из разных источников как вне «Супранэйшнл», так и внутри ее, кучу материалов и о фирме и о самом Дж. Дж. Квотермейне. Выплыл на свет божий и пятидесятимиллионный заем, выданный Первым Коммерческим.
Когда было официально сообщено о том, что ПКА тесно связан с «Супранэйшнл», Дик Френч потребовал, чтобы его немедленно инструктировали на высшем уровне. На инструктаже присутствовали Джером Паттертон, Роско Хейворд, Алекс Вандервоорт и сам Дик Френч, который мрачно сидел со своей традиционной огромной незажженной сигарой.
— Через час, а может быть, и раньше, — сказал вице-президент по связям с прессой и общественностью, — на меня спустят всех собак. Корреспонденты будут забрасывать меня вопросами о наших отношениях с «Сунатко». Я хочу получить от вас авторитетное заявление для печати и ответы, которые я должен буду им давать.
— А что, мы еще обязаны и отвечать? — спросил Паттертон.
— Нет, — сказал Френч, — так же, как никто не обязан делать себе харакири!
— Почему же, в таком случае, действительно не признать, что «Супранэйшнл» у нас в долгу, — сказал Роско Хейворд, — и на этом — баста?
— Потому что в нас вцепятся не простачки, вот почему! Потому что вопросы будут нам задавать самые опытные финансовые репортеры, которые великолепно знают банковское дело и банковские законы. Потому что их второй вопрос будет: каким это образом наш банк вложил так много денег в дела одного заемщика?
— Не одного, — возмутился Хейворд. — Наши ссуды были распределены между пятью подразделениями «Супранэйшнл».
— Хотел бы я посмотреть, — сказал Френч, — как нам поверят…
Он вынул сигару изо рта и положил перед собой блокнот.
Они состряпали сообща заявление, не отрицавшее, что Первый Коммерческий находится в финансовой связи с «Супранэйшнл», и в то же время выражающее озабоченность и надежду на то, что пострадавший гигант, возможно, сможет оправиться при смене правления. ПКА окажет ему всемерную поддержку…
Дика Френча заверили, что он имеет право варьировать ответы на вопросы по своему усмотрению. Ему также гарантировали, что он будет единственным представителем банка с правом голоса в прессе.
Френч, однако, предупредил:
— Пресса будет пытаться найти каждого из вас по отдельности. Если вы хотите, чтобы мы не проврались, всех, кто бы вам ни звонил, направляйте ко мне, и не забудьте предупредить ваших сотрудников.
Завершая совещание по разработке срочных мер спасения банка, Алекс сказал:
— На сегодня это, увы, все. Встретимся завтра в то же самое время.
Но встретиться им больше не пришлось. На следующее утро управляющий отделением Первого Американского в городе Тайлерсвилле позвонил в Главный корпус и потребовал, чтобы его немедленно соединили с Вандервоортом.
— В чем дело? — спросил Алекс.
— Нашествие! — сказал управляющий Гаттвин. — Более ста наших постоянных клиентов выстроились с чековыми книжками, и многие, наверняка, на подходе. Все хотят забрать вклады до цента и закрыть свои счета.
— Фергюс, — сказал Алекс, — ты и весь твой штат должны делать вид, будто ничего серьезного не произошло. Платите и не задавайте никаких вопросов, независимо ни от чего! И не бегайте с перекошенными лицами. Улыбайтесь!
— Легко сказать!.. Хотя мы и пытаемся…
— Советую не просто пытаться. Сейчас будущее банка в ваших руках!
— Слушаю, сэр.
— А мы постараемся помочь вам и как можно быстрее. Как у вас с наличными?
— У нас около ста пятидесяти тысяч, — сказал управляющий. — При таком темпе, как сейчас, мы продержимся не более часа…
— Наличные мы вам пришлем. Тем временем разложите все имеющиеся деньги на столах сотрудников, да так, чтобы их видели все, и выйдите к посетителям. Разговаривайте с ними, заверяйте их, что банк находится в исключительно благоприятном положении, несмотря на все газетные басни. Скажите им, что свои деньги они могут получить в любой момент…
Алекс повесил трубку. По другому телефону он немедленно связался со Строэном.
— Том, — сказал Алекс, — нарыв лопнул в Тайлерсвилле. Отделение нуждается в наличных, и к тому же экстренно. Приведите в действие план чрезвычайных мер номер один!..
•
Бобина с пленкой, на которой был записан разговор из телефона-автомата клуба «Две семерки», лежала на полке уже неделю.
Вонг-Чудотворец покушался на нее несколько раз. Ему не хотелось стирать ее, и вместе с тем не очень-то он торопился продать полученную информацию. Нынче с записью телефонных разговоров было сложно, даже опасно. Еще опасней было передавать запись посторонним лицам. И, тем не менее, Чудотворец знал, что Марино с наслаждением выслушал бы эту часть пленки и за предоставленную ему привилегию недурно бы заплатил. «Медведя»-Тони в отсутствии щедрости обвинить было нельзя, особенно если оказанная услуга была значительной. Именно поэтому Вонг-Чудотворец оказывал ему кое-какие услуги.
Марино был профессиональным бандюгой. Вонг — нет.
Чудотворец (его подлинное имя Уэйн), смышленый молодой американец китайского происхождения, был специалистом по электронным подслушивающим устройствам. Особый талант в этой области снискал ему отличную репутацию.
Список клиентов, пользовавшихся его услугами, был велик, и среди них были не только бизнесмены, но и более тонкие фрукты. Все они хотели, чтобы Вонг проверял их жилища, дома, конторы и телефоны: а вдруг у них установлены подслушивающие устройства? С удивительной легкостью Вонг находил хитроумнейшие микрофоны, и это очень впечатляло клиентуру и развязывало кошельки. Несмотря ни на какие официальные заверения и клятвы, выданные подчас даже на президентском уровне, подслушивание и запись разговоров в Соединенных Штатах по-прежнему цвели буйным, махровым цветом…
Главы промышленных фирм тоже нередко прибегали к помощи Вонга. Банкиры, издатели, кандидаты в президенты, крупные адвокаты, два или три иностранных посольства, кучка сенаторов, три губернатора и даже один из членов Верховного Суда! Не говоря уже о мафии: сам Дон, советники его и многие рангом пониже, среди которых был Тони Марино.
Своим криминальным клиентам Вонг-Чудотворец ставил железное условие: он не хотел принимать никакого участия в их делах. Он и так неплохо зарабатывал почти в рамках закона. Однако Вонг не видел смысла отказывать в услугах, поскольку само по себе помещение подслушивающего устройства куда-либо ничем особенно страшным не грозило. И надо сказать, так называемый организованный преступный мир частенько прибегал к помощи Чудотворца, особенно если Вонгу попадалась интересная информация. За нее недурно платили. Порой он продавал сведения, поддаваясь самому простому и самому древнему из искусов — жадности.
Сейчас он был терзаем соблазном.
Неделю назад Вонг-Чудотворец проверял телефонную сеть в царстве Марино с целью обнаружения «клопов»— подслушивающих устройств. В эту сеть был включен и клуб «Две семерки», вызывавший особое беспокойство Тони. Обследование показало, что все было чисто, но Вонг-Чудотворец взял да и подключил магнитофон к общественному автомату, висевшему в коридоре клуба. Он проделывал это частенько и в других местах, отчасти для забавы, а отчасти считая, что из-за услуг, которые Вонг оказывал в области технической экспертизы, он имел право узнать, что говорят в учреждении, где он занимался своим делом. В подвале «Двух семерок» Чудотворец оставил на двое суток включенный магнитофон, который автоматически срабатывал при манипуляциях с трубкой.
Конечно, это было незаконно, и Чудотворец это понимал, но с другой стороны это никого не касалось, поскольку знал об этом он один. Однако когда он прослушал пленку, один из разговоров его заинтриговал.
И вот сейчас, сидя в своей лаборатории звукозаписи, он опять взял пленку и прокрутил эту часть записи еще раз.
…Вот опускается монета, набирается номер: звук набора слышен на пленке. Зуммер, только один зуммер, после чего женский голос говорит — Алло?
Мужской голос (шепотом) — Ты знаешь, кто говорит, не называй моего имени…
Женский голос — Да… Хорошо.
Первый голос (по-прежнему шепотом) — Передай нашему общему другу, что я обнаружил здесь кое-что очень важное. Вероятно, самое главное из того, что он хотел узнать. Больше я ничего не могу сейчас сказать, но завтра вечером приду к тебе сам.
Женский голос — Ладно…
Щелчок. Мужчина, звонивший из «Двух семерок», повесил трубку.
Вонг-Чудотворец был уверен, что «Медведь»-Тони заинтересуется этим разговором. Чутье его почти никогда не подводило и, как правило, отлично окупалось. Решившись, он нашел записную книжку, номер телефона и набрал его. Как выяснилось, «Медведь»-Тони мог повидаться с ним только в понедельник после обеда. Чудотворец договорился с ним о месте встречи и попытался выудить что-нибудь большее из таинственного разговора. Он перемотал пленку и проиграл ее несколько раз подряд…