Угостите их тортом». Поэтому я и говорю: если мы хотим сохранить наш так называемый образ жизни и личную свободу, которую мы вроде бы высоко ценим, нам бы следовало начать думать и снова что-то делать в интересах отдельных людей.
Вопрос: И в вашей области вы бы начали с оказания банками больших услуг людям?
Вандерворт: Да».
– Дорогой, это замечательно! Я горжусь тобой и люблю больше, чем когда-либо, – заверила Алекса Марго, прочтя верстку за день до опубликования интервью. – Это самое честное из того, что я когда-либо читала. Но другие банкиры возненавидят тебя. Они тебя кастрируют.
Глава 3
– От распятия вас спасло, Алекс, – сказал Льюис Д'Орси, – то, что это появилось в «Нью-Йорк таймс». Если бы вы сказали это любой другой газете, директора вашего банка открестились бы от вас и выбросили бы на улицу, как прокаженного. Но с «Таймс» они такой штуки не сделают. Респектабельность газеты распространилась и на вас, впрочем, не спрашивайте меня почему.
– Льюис, дорогой, – сказала Эдвина Д'Орси, – не мог бы ты прервать свою речь и налить нам вина.
– Я вовсе не произношу речь. – Ее муж поднялся из-за обеденного стола и взял второй графин «Кло де Вужо» 1962 года. В этот вечер Льюис выглядел особенно тщедушным и недокормленным. – Я спокойно и ясно, – продолжал он, – говорю про «Нью-Йорк таймс», с моей точки зрения, это избалованная прокоммунистическая газетенка, чей необоснованный престиж является монументальным свидетельством американской глупости.
– Подписчиков у неё побольше будет, чем у твоего бюллетеня, – заметила Марго Брэкен. – Поэтому она тебе не нравится?
Они с Алексом Вандервортом были в гостях у Эдвины и Льюиса Д'Орси в их элегантной квартире на последнем этаже небоскреба «Кэйман мэнор». На столе в мягком отблеске свечей мерцал хрусталь, поблескивала льняная скатерть и начищенное серебро. Одна из стен просторной столовой представляла собой широкое утопленное окно, в котором, словно картина в раме, виден был сверкающий огнями город далеко внизу. Черной извилистой линией прорезала огни река.
Прошла неделя с момента появления в печати смелого интервью Алекса.
Льюис подцепил с тарелки кусок мясного рулета и высокомерно заявил Марго:
– Мой бюллетень, который выходит раз в две недели, является образцом качества и интеллекта. А большинство ежедневных газет, включая «Таймс», выигрывают примитивнейшим способом – за счет объема.
– Вы, двое, прекратите ругаться! – Эдвина обернулась к Алексу. – По меньшей мере десяток человек из тех, кто заходил на этой неделе в центральное отделение банка, сказали мне, что они читали статью и восхитились твоей откровенностью. Как отреагировали в башне?
– По-разному.
– Убеждена, что мне знакомы некоторые из тех, кому не понравилось.
– Ты права, – рассмеялся Алекс. – Роско не стоял в первом ряду поздравлявших.
Отношение к нему Хейворда в последнее время стало ещё более холодным, чем прежде. Алекс подозревал, что Хейворд завидовал не только вниманию, которое уделялось Алексу, но и успеху программы долгосрочных вкладов и денежных лавок, а Хейворд выступал против того и другого.
Не сбылось и ещё одно предсказание Хейворда и его сторонников в совете директоров, утверждавших, что долгосрочные вкладчики и кредитные компании заберут из банка свои восемнадцать миллионов долларов. Хотя руководство этих компаний охало и ахало, они по-прежнему остались клиентами «Ферст меркантайл Америкен». И похоже, так и останутся.
– Если не считать Роско и иже с ним, – сказала Эдвина, – я слышала, что у тебя появилось много единомышленников среди сотрудников.
– Возможно, мода на меня быстро пройдет. Вроде полосок на одежде.
– А возможно, к тебе пристрастятся, – сказала Марго. – Я нахожу, что ты умеешь вырабатывать у людей привычку к себе.
Он улыбнулся. Так приятно было получать всю неделю поздравления от уважаемых им людей – вроде Тома Строгана, Орвилла Янга, Дика Френча и Эдвины, даже от рядовых сотрудников, которых он раньше и по именам-то не знал.
Несколько директоров звонили, высказывали одобрение.
– Вы создаете из нашего банка олицетворение доброй силы, – сказал в телефонном разговоре Леонард Кингсвуд.
А когда Алекс отправился на другие этажи башни «ФМА», его появление всюду было поистине триумфальным – клерки и секретарши здоровались с ним и тепло улыбались.
– Разговор о ваших сотрудниках, Алекс, – произнес Льюис Д'Орси, – напомнил мне, чего не хватает в этой вашей штаб-квартире, башне, – Эдвины. Пора ей подняться выше. Вы, ребята, много теряете от того, что её нет с вами.
– Право, Льюис, ну как ты можешь? – Даже при свечах видно было, как сильно покраснела Эдвина. – У нас же здесь встреча друзей, – запротестовала она. – И даже в другой ситуации замечание подобного рода достаточно нетактично. Алекс, я приношу извинения.
Льюис, ничуть не смутившись, посмотрел на свою жену поверх очков со стеклами в форме полумесяца:
– Ты можешь извиняться, моя дорогая. А я не стану. Мне известны твои способности и чего ты стоишь – кто ближе к тебе, чем я? А кроме того, у меня в привычке привлекать внимание ко всему выдающемуся, что я вижу.
– Ну, Льюис, ты заслужил трижды «ура!», – сказала Марго. – Что скажешь, Алекс? Когда моя уважаемая кузина переберется в башню?
Эдвина начала злиться.
– Пожалуйста, перестаньте! Вы меня крайне смущаете.
– Нечего смущаться. – Алекс с удовольствием отхлебнул вина. – М-да! В шестьдесят втором хороший выдался урожай в Бургундии. Каждая капля ничуть не уступает шестьдесят первому, правильно я говорю?
– Да, – согласился хозяин дома. – К счастью, я достаточно запас и того и другого.
– Мы все четверо здесь друзья, – сказал Алекс, – поэтому можем говорить откровенно, зная, что это останется между нами. Не буду от вас скрывать, что я уже думал о повышении Эдвины, и на уме у меня есть одна должность. Насколько скоро я сумею это осуществить, как и некоторые другие перемены, зависит от того, что случится в течение ближайших месяцев, о чем хорошо известно Эдвине.
– Да, – сказала она, – я знаю.
Эдвина знала также, что в банке хорошо известно о её личной преданности Алексу. Со смерти Бена Росселли – и даже до того – она понимала, что с продвижением Алекса к президентскому креслу почти наверняка продвинется и её карьера. Если же, наоборот, успеха добьется Роско Хейворд, маловероятно, чтобы она могла сколько-нибудь продвинуться в «Ферст меркантайл Америкен».
– Кроме всего остального, мне хотелось бы видеть Эдвину, – продолжал Алекс, – в составе совета директоров.
Марго просияла:
– Вот теперь ты дело говоришь! Это будет скачком вверх для женского движения.
– Нет! – резко возразила Эдвина. – Не ставь знака равенства между мной и женским движением – никогда! Все, чего я достигла, было завоевано мной в честном соперничестве с мужчинами. Женское движение – его лозунги, требующие предпочтения и особого отношения к женщине, потому что она женщина, – отбрасывает равенство полов назад, а не продвигает вперед.
– Чепуха! – Вид у Марго был возмущенный. – Ты так говоришь теперь, потому что выбилась в люди и тебе сопутствует удача.
– Удача тут ни при чем, – сказала Эдвина. – Я работала.
– И тебе ни разу не улыбнулась удача?
– Ну, немного.
– Без удачи не могло обойтись, – возразила Марго, – потому что ты женщина. Насколько я помню, банки всегда были исключительно мужским клубом – и без малейшего на то основания.
– А опыт – разве это не основание? – спросил Алекс.
– Нет. Опыт – это дымовая завеса, созданная мужчинами, чтобы не пускать женщин. Ничего мужского в банковском деле нет. Для этого требуются лишь мозги – и у женщин они есть, иногда больше, чем у мужчин. Все же делается либо на бумаге, либо в уме, либо в ходе разговора, так что единственная физическая работа в банке – это таскать мешки с деньгами в бронированные машины и из них, чем женщины-охранники, без сомнения, могли бы тоже заниматься.
– Я с этим спорить не стану, – сказала Эдвина. – Только рассуждения твои устарели. Безраздельное господство мужчин уже нарушено такими, как я, и нарушается все больше и больше. Кому же нужны борцы за женские права? Мне они не нужны.
– Не так уж ты глубоко внедрилась, – парировала Марго. – В противном случае ты уже сидела бы в башне, а не рассуждала бы о такой возможности сегодня.
Льюис Д'Орси хмыкнул:
– Touche , моя дорогая.
– Другим сотрудницам банка нужно женское движение, – заключила Марго, – и будет нужно ещё долгое время.
Алекс откинулся на спинку кресла, по обыкновению получая удовольствие от спора, в котором участвует Марго.
– Что ни говори, а наши совместные ужины, – заметил он, – скучными не назовешь.
Льюис кивком согласился.
– Позвольте мне сказать, поскольку я все это начал, мне приятно, что у вас есть такие намерения в отношении Эдвины.
– Ну хорошо, – решительно заявила его жена, – я тебя тоже благодарю, Алекс. Но и хватит. Давайте оставим эту тему.
Так они и поступили.
Марго сообщила, что подала в суд на универсальный магазин, систематически обманывавший покупателей по кредитным карточкам. Общие суммы на ежемесячных чеках, пояснила Марго, всегда на несколько долларов превышали положенную сумму. Если кто-то жаловался, разницу объясняли ошибкой, но жаловались редко.
– Когда люди видят напечатанную автоматом сумму, они предполагают, что она должна быть точной. Они забывают или не знают, что ошибка может быть запрограммирована в автомате. В этом случае так оно и было. – Марго добавила, что магазин получил десятки тысяч прибыли, что она и намеревается доказать в суде.
– В банке мы не программируем ошибки, – сказала Эдвина, – но они случаются – с участием или без участия автоматов. Вот почему я призываю людей проверять получаемые ими уведомления.
В расследовании дела с универсальным магазином, рассказала далее Марго, ей помогал частный детектив Вернон Джэкс. Он был прилежен и изобретателен. Она очень хвалила его.