[46].
– Что это значит? – вздохнул Эмброуз, пыл его поубавился.
– Думаю, это значит, что нам не дано понимать всего. Порой на некоторые вопросы сложно найти ответы. Не потому, что их в принципе нет, а потому, что, даже отыскав истину, мы ее не поймем.
Эмброуз внимательно слушал.
– Может, есть высший замысел, в котором мы – лишь маленькие части пазла. По одному из тысячи других ты ни за что не догадаешься, как будет выглядеть целая картинка. Даже рисунок на коробке не подскажет, – осторожно говорила Ферн, сомневаясь, что смысл слов понятен Эмброузу. – Быть может, каждый из нас – кусочек такого пазла. Никто не знает своей истинной роли, не знает, чем все обернется. Возможно, чудеса, которые с нами случаются, – лишь вершина коварного айсберга, а трагедии чуть позже обернутся благом.
– Ты странная, – мягко ответил Эмброуз. – Я видел, какие книги ты читаешь. На обложках – девушки с грудью наружу, а парни рвут на себе майки. И при этом цитируешь Библию. Не думаю, что до конца разгадал тебя.
– Библия меня успокаивает, а романы дарят надежду.
– Серьезно? На что же ты надеешься?
– На то, что в ближайшем будущем я буду не только обсуждать Библию с Эмброузом Янгом. – Ферн сильно покраснела и опустила голову.
Он не знал, что ответить. В неловком молчании Ферн завела машину и вырулила на дорогу. Эмброуз вспомнил слова Бейли о синдроме дурнушки. Может, Ферн подкатывала к нему только потому, что он был уродлив и она думала, что не найдет парня получше. А может, у него теперь тоже этот синдром, и он радовался даже тем крохам внимания, которые оказывала хорошенькая девушка? Но нет, Ферн на самом деле щедрая. Решение оставалось только за ним.
– Почему? – прошептал он, глядя перед собой.
– Что «почему»? – Она спросила непринужденно, но Эмброуз все же понял: ей стыдно, она явно не привыкла откровенничать с парнями.
– Почему ты ведешь себя так, будто я прежний? Как будто хочешь, чтобы я тебя поцеловал. Словно ничего не изменилось со школы.
– Некоторые вещи не изменились, – тихо ответила Ферн.
– Это нонсенс, Тейлор! – рявкнул Эмброуз, хлопнув рукой по бардачку так сильно, что Ферн подскочила. – Изменилось все! Ты красива – я отвратителен и больше тебе не нужен. А вот ты мне чертовски нужна!
– Ты считаешь, что любви достойны только красивые люди? – огрызнулась Ферн. – Я л-любила тебя не только за красоту! – Она произнесла слово на букву «л» вслух, хоть и запнулась на нем.
Въехав во двор дома Янгов, Ферн резко затормозила. Эмброуз покачал головой. Когда он стал шарить в поисках ручки на дверце, терпение Ферн лопнуло. Прилив злости придал ей достаточно храбрости, чтобы высказать все те слова, на которые в иной ситуации она бы не решилась. Схватив Эмброуза за руку, Ферн заставила посмотреть ей в глаза.
– Я была влюблена в тебя с тех пор, как ты помог мне похоронить паука в саду. Ты пел со мной так, словно это была «О благодать»[47], а не песня про Итси-Битси. Я любила тебя с тех пор, как ты начал цитировать мне «Гамлета», с тех пор, как сказал, что любишь колесо обозрения больше, чем американские горки, потому что мы должны наслаждаться каждым моментом, а не мчаться по жизни на полной скорости. Я перечитывала твои записки Рите. Мне казалось, это частички твоей души, и каждое слово сияло блаженным светом. Они писались не для меня, но это было не важно. Я влюбилась в каждое слово, в каждую мысль, в тебя… Очень сильно!
Эмброуз понял, что непроизвольно задержал дыхание, и шумно выдохнул, не сводя глаз с Ферн, которая говорила уже шепотом.
– Когда я услышала о взрыве в Ираке… Ты знал, что сначала позвонили моему отцу? Он сообщал весть семьям вместе с офицерами.
Эмброуз покачал головой – он не знал, потому что никогда не хотел знать, как в городе встречали новость о смерти его друзей…
– Я только о тебе и думала. – Ферн едва сдерживала слезы. – Мое сердце болело и за других… особенно за Поли. Но думать я могла только о тебе. Мы не сразу узнали, что с тобой стало. Я пообещала себе, что, если ты вернешься, я не побоюсь признаться тебе в своих чувствах. Но мне по-прежнему страшно. Насильно мил не будешь.
Эмброуз привлек ее к себе. Объятия вышли неловкими: на обоих была мокрая одежда. Но Ферн положила голову ему на плечо, и Эмброуз погладил ее по волосам, поражаясь тому, насколько приятнее заботиться о ком-то, чем получать внимание самому. Мама, папа, врачи заботились о нем все то время, что он находился в больнице. У него же не было возможности кого-нибудь утешить, разделить с кем-либо беду.
Немного погодя Ферн отстранилась и вытерла слезы. Эмброуз не ответил ей взаимным признанием, надеясь, что она и не ждет. Он не понимал своих чувств. Словно связанный миллионом узлов, не хотел произносить слова, в которых не был уверен. Но его тронула ее смелость, и, несмотря на смущение и отчаяние, он ей верил. Верил: она любила его. Может, когда-нибудь все узлы распутаются, и этот момент окончательно свяжет их жизни. А может, она просто позволит ему уйти.
20. Завести питомца
Удивительно, но после признания общаться с Эмброузом стало проще. Он больше не скрывал лицо, не прятался постоянно на кухне, чаще улыбался, смеялся, дразнил Ферн. Однажды вечером он застал ее за кассой с книгой.
Ферн читала романы с тринадцати лет. Она влюбилась в Гилберта Блайта, героя «Энн из Зеленых Крыш»[48], и с тех пор жаждала все новых и новых сюжетов, а потом наткнулась на книги издательства «Арлекин»[49]. Мать упала бы в обморок, узнай, сколько запретных любовных романов прочла ее дочь летом перед восьмым классом. С тех пор Ферн встречалась с миллионами книжных бойфрендов.
В тот день Эмброуз выхватил у нее книжку. В ужасе она попыталась ее отнять, не желая, чтобы он увидел то, чем она так увлеклась, а он просто поднял книгу к самому лицу и обхватил Ферн свободной рукой. Эмброуз напоминал большого и сильного вола – любые попытки высвободиться из его объятий были совершенно напрасными. Она сдалась и затаила дыхание в ожидании взрыва хохота, щеки ее пылали.
Янг несколько минут читал в тишине.
– Что ж. – Казалось, он был немного смущен. – Это… интересно. – Эмброуз немного ослабил хватку, Ферн тотчас вынырнула из-под его руки, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо и глядя куда угодно, но не на друга.
– Что именно интересно? – живо спросила она, забыв о смущении.
– И часто ты такое читаешь? – вопросом на вопрос ответил Эмброуз.
– Эй, не списывай эти книги со счетов, пока сам не прочитаешь хоть одну до конца, – мягко возразила Ферн и пожала плечами.
– Но ведь это все… ты не пробовала ничего из того, о чем здесь пишут. Или пробовала? – Эмброуз ткнул ее пальцем в бок.
Ферн скривилась и хлопнула его по руке.
– Так пробовала? – не унимался Эмброуз, не сводя с нее глаз.
– Пробовала что? – удивленно прошептала Ферн.
– Что ж, давай поглядим. – Он пролистал несколько страниц. – Как насчет этого? – Он начал читать – медленно, томно, сердце Ферн бешено заколотилось. – «Он толкнул ее на подушки и провел рукой по гладкой коже. Ее грудь вздымалась в лихорадочном предвкушении…»
Ферн в отчаянии бросилась на Эмброуза и на этот раз выбила книжку у него из рук, отчего та перелетела через несколько касс и шлепнулась в продуктовую тележку.
– Так пробовала или нет? – Голос его был совершенно серьезен, но по взгляду Ферн понимала: он смеется над ней.
– Да! – выпалила она. – Конечно! Много раз. Это было… прекрасно! Мне очень понравилось! – Ферн схватила тряпку и принялась полировать безупречно чистую кассу.
Эмброуз подошел ближе и прошептал ей на ухо:
– С кем же тебе было так хорошо?
Волосы, выбившиеся из ее хвоста, щекотали щеку. Ферн бросила тряпку и, возмущенная, обернулась, оказавшись с ним лицом к лицу.
– Перестань! Ты меня смущаешь.
– Знаю, – усмехнулся Эмброуз. – Не могу ничего поделать, ты слишком милая.
Слова вырвались совершенно случайно, и он напрягся, а потом, внезапно смутившись, отвернулся.
Монотонная музыка в магазине сменилась композицией Барри Манилоу[50], и Ферн тут же пожалела, что так резко ответила Эмброузу: нужно было разрешить ему еще немного ее подразнить. Он вел себя так непринужденно и вот теперь снова закрылся. Не сказав больше ни слова, Янг пошел в пекарню.
– Не уходи, – окликнула его Ферн. – Ты прав. Все это мне незнакомо. Ты единственный, кто меня целовал. И ты был пьян, так что можешь дразнить меня этим сколько хочешь.
Эмброуз обернулся. Он несколько секунд размышлял над ее словами, а потом спросил:
– Ты с упоением читаешь романы и пишешь поразительные любовные письма. – Сердце Ферн замерло. – Как тебе удалось закончить школу и ни с кем не поцеловаться?
Ферн сглотнула, сердце заколотилось снова. Эмброуз смотрел на нее, очевидно, дожидаясь ответа.
– Это довольно легко, если ты рыжая тощая девчонка в очках и с брекетами, – сухо ответила она как ни в чем не бывало.
Эмброуз снова улыбнулся и немного расслабился.
– Так поцелуй на озере был первым?
– Да. Мой первый поцелуй украл единственный и неповторимый Эмброуз Янг. – Ферн улыбнулась и наигранно похлопала ресницами.
Но он не засмеялся. И даже не улыбнулся. Его глаза что-то искали в лице Ферн.
– Смеешься надо мной?
Ферн отчаянно замотала головой. Ну почему она вечно несет чушь!
– Нет! Прости, глупо получилось. Я только хотела, чтобы ты снова улыбнулся.
– Да, это, должно быть, весело, – сказал Эмброуз. – Единственный и неповторимый Эмброуз Янг… да. Этим и впрямь можно гордиться. Поцелуй уродливого подонка, которого половина города не желает видеть.