– Завтра созвонимся, – пообещала Ольга.
– Погоди, полицейский сказал, что сейчас в городе просто эпидемия самоубийств. За последнюю неделю несколько подобных случаев.
– Вика, каждый день что-нибудь случается. Про эпидемию среди подростков слышала. «Синий кит» у всех на слуху. Но это в целом по стране. У нас, слава богу, пока случаев детских суицидов не было. Да и взрослые не так часто в петлю лезут или прыгают с крыши. Во всяком случае, нам на пятиминутках не докладывали о поголовном желании горожан свести счеты с жизнью. Скорей всего, полиция и впрямь не хочет возбуждать уголовное дело. Вот и ссылается на мнимую эпидемию. Кстати, чем ближе весна, тем чаше у людей с психическими отклонениями случаются обострения, но до крайности мало кто доходит.
– Спасибо, Оля. Ты меня успокоила.
На следующий день, в половине восьмого я проводила Никиту в университет. Он читает студентам лекции, поэтому опаздывать не должен ни при каких обстоятельствах. Его подопечные – крайне пунктуальные товарищи. Если преподаватель опоздает на пять минут, то уже через шесть минут в аудитории никого не будет – разбегутся.
Обычно я выхожу из дома через час после мужа, поскольку мой рабочий день начинается в девять утра. Сегодня же я выскочила из квартиры через пятнадцать минут после Никиты – и побежала не в «Три самурая», а в морг.
– Здравствуйте, – задыхаясь от быстрой ходьбы, бросила я на входе.
Рядом с дверью сидел мордастый охранник – не тот, что был вчера.
– Здравствуйте, – вяло ответил он. – Здоровье живым не помешает.
В его голосе было столько скорби, что мне стало стыдно за свою торопливость. Разве в здание, где находят последний земной ночлег бренные души, вбегают так, как я вбежала с пеной у рта?
– Да-да, вы правы, – сказала я, изобразив на лице трагическую гримасу. – Я родственница Артема Петрова. Мне вчера сообщили, что он у вас тут лежит. Вчера доставили.
– Артем Петров, говорите? – охранник наклонился над списком. – Есть такой. Вы первая о нем спросили.
– Ну да, ближе меня у него никого не было, – соврала я. – Я ведь его двоюродная сестра. Родная кровь. Боже, кого я потеряла! – запричитала я, подводя глаза к потолку. – Завтра похороны. Надо подготовиться. Миленький, вы мне отдайте его вещи, пожалуйста.
– Ну знаете, дамочка, я так не могу, – неожиданно воспротивился охранник.
– Почему?
– Вы ведь не жена ему и не мать, и даже не родная сестра. Знаете, сколько двоюродных сестер у человека может быть?
– Одна я у него!
– Это вы так говорите. А после вас еще несколько сестер прибежит. А если все начнут вещи покойного просить? Доказать, что вы его родственница, можете?
– Нет, – протянула я.
Мне попался очень ответственный товарищ. У такого телефон просто так не выцыганишь – это я сразу поняла. С какого же боку к нему подъехать?
– Вы меня не поняли. Мне не нужны все вещи. Мне нужен только телефон Артема, – выкрутилась я, – буквально на несколько минут, чтобы списать номера его друзей и пригласить их на похороны. Хоронить будем завтра, а никто из его друзей не знает. Разве же это по-человечески, если никто не придет проводить брата в последний путь?
– Хорошо, – сжалился надо мной охранник. – Паспорт есть?
– Есть. Только я не Петрова, а Зайцева, – предупредила я, протягивая свой паспорт. – Моя мать была сестрой его отца. В девичестве она была Петровой, а потом стала Зайцевой.
– Ну, ладно-ладно, даже если бы вы были его женой, я все равно попросил бы документ. Положено паспорт требовать, – нахмурился охранник, сличая фото с оригиналом. – Стойте здесь, я сейчас вынесу вещи.
Не было его минут пять, не больше. В большом полиэтиленовом мешке, в котором лежала одежда Артема, я нашла еще один пакет, поменьше. Там находились деньги, телефон, часы, ключи от Полининой квартиры и служебное удостоверение. Мне нужен был только телефон.
– Я могу отойти в сторону? – спросила я.
– Да, конечно, – разрешил охранник. – Присядьте, если хотите.
В контактах Артема было не меньше пятидесяти номеров. Номера сотрудников нашей сети я отмела сразу, остальные пришлось переписать. После этого я открыла архив SMS-сообщений. Здесь меня поджидало разочарование. Все принятые SMS-ки были стерты. Ох, уж эти скрытные мужчины! Из отправленных сообщений сохранилась только одна и довольно странная. «Где и когда?» – и все. Отправил ее Артем, судя по всему, за день до гибели.
«Что «когда»? И где это «где»? Что он имел в виду? О чем идет речь? О встрече? Тогда с кем?» – задумалась я и переписала номер, на который было отправлено сообщение.
Хотелось тотчас перезвонить по этому номеру, но охранник изменил мои планы, спросив:
– Девушка, говорите, завтра собираетесь забрать?
– А? Да, завтра, – кивнула я, сориентировавшись.
– Одежду принесли? Или его в джинсах хоронить решили?
– Нет, конечно, – возмутилась я, про себя подумав: «Приду в «Три самурая» обязательно позвоню в «Фудзияму». Пусть займутся похоронами сотрудника». – Не переживайте, сегодня после обеда будет одежда. Или я принесу, или сослуживцы Артема. Вот возьмите, – я протянула уже ненужный мне телефон. Я собиралась проститься, но, взглянув на пакет с одеждой, спросила: – В этой одежде его доставили в морг? А больше с ним ничего не было? – Я вспомнила, что в квартире Полины мы не нашли ни одной мужской вещи. Значит, сумка с вещами должна была быть с ним, если, конечно, он не успел отнести вещи в свое новое жилище.
– Нет, только это, – ответил охранник.
– Можно, я еще раз посмотрю вещи? Должен быть ключ от квартиры.
– Вот же ключи, – удивился охранник, указывая на связку ключей от Полиной квартиры.
– Нет, это ключи от моей квартиры, – я достала из своей сумки точно такой же комплект. – Я часто уезжаю в командировки, и всегда оставляла ему ключи, чтобы он поливал мои цветы, – выкрутилась я. – Должны быть еще ключи от его квартиры.
– Смотрите, – пожал плечами охранник, предоставив мне право рыться в вещах Артема.
Ключ я нашла во внутреннем кармане куртки. Только ключик был не от квартиры, а от ячейки камеры хранения.
Я повертела в руках плоский ключик, к кольцу которого был прикреплен ярлычок с цифрой 48.
Где эта камера хранения? На вокзале? Вряд ли. Там или автоматические ячейки с кодами на дверце, или те, которые обслуживают люди. Во втором случае выдают или квитанцию, или жетон. А вот в магазинах или даже в супермаркетах ячейки с ключами, весьма похожими на этот.
Мне оставалось выяснить, в каком магазине Артем оставил сумку с вещами. Плохо, что таких магазинов могло быть очень много.
«За день я их не обойду, – загрустила я. – Но, наверное, все и не надо?»
– Нашли ключи?
– А? Нет, – я незаметно спрятала ключ в карман. – А вы не знаете, в каком месте сбили моего брата? – поинтересовалась я, догадавшись, что камеру хранения нужно искать где-то рядом с местом гибели Артема. – Хочу положить цветы на перекрестке.
– Нет, нам такую информацию не докладывают, – развел руками охранник.
– А кто может об этом знать?
– Наверное, врачи скорой помощи.
– Конечно, – обрадовалась я подсказке и заторопилась к выходу. – Ну я, пожалуй, пойду.
– На брата не хотите взглянуть? – удивленно спросил охранник.
Особого желания смотреть на покойника у меня не было, но надо было отыграть роль до конца.
– Разумеется, только боюсь, что расплачусь.
– К слезам мы привычные. Идите прямо по коридорчику, скажите, что к Петрову. Вам там и нашатырь предложат, и водичку.
– Спасибо, – кивнула я ему и на ватных ногах зашагала к обитой железом двери.
Ни одной двери, куда можно было бы свернуть по пути, не оказалось – пришлось идти в покойницкую. Глубоко вздохнув, я дернула на себя дверь. В нос пахнуло приторным запахом формалина, от которого стало совсем дурно.
Разглядев в глубине зала человека в белом халате, я крикнула:
– Здравствуйте, я к Петрову. Можно? – и тут же поймала себя на мысли, что фраза больше подходит для визита в больницу, чем для морга. Петрова я уже ничем не могу побеспокоить, к нему всегда можно.
– К Петрову? – переспросил молодой доктор. – Когда к нам привезли?
– Вчера.
– Смотрите в том ряду. Кажется, последний справа, – махнул он рукой на крайний ряд столов, на которых лежали покойники, накрытые простынями.
Я с опаской стала пробираться к указанному столу, стараясь не смотреть на торчащие из-под простыней босые ноги.
– Этот? – спросила я, добравшись до последнего стола.
– На бирку посмотрите.
– Петров Артем Иванович, – прочитала я. Приподняв край простыни, я поздоровалась: – Ну, здравствуй, Артем. Что ж ты так рано ушел из жизни? Мог бы еще пожить, ответить мне на пару вопросов. Ты довел Полину до самоубийства? Или кто-то другой помог? Не очень-то она была похожа на сумасшедшую, чтобы в двадцать четыре года с крыши прыгать.
Естественно, никто мне не ответил – Артем лежал, не шелохнувшись. Жизни в нем было – ноль целых и ноль десятых. Светлые пшеничные волосы почти сливались по цвету с пожелтевшим за ночь лицом. Синие губы плотно сжались. Я отметила, что на лице ни царапинки. Из любопытства приподняла простынь выше. Левый бок был стесан до основания, из раны с запекшимися краями торчали ребра. Парню досталось по полной программе.
Над раной имелась наколка, явно выполненная не в салоне тату. Дело даже не в том, что линии были наколоты неумелой рукой, а в самом рисунке, в котором, вне всякого сомнения, прослеживалась тюремная символика. Грудь Артема «украшал» тюльпан, вокруг стебля которого вилась колючая проволока.
Когда я училась на юридическом факультете, у нас читал лекции по криминалистике доцент Тетеркин, много лет проработавший в судебной медицине. В его практике бывало, что именно татуировка помогала раскрыть личность покойного. В преступном мире каждая завитушка нарисованная на теле что-то да означает.
«Черт, а ведь Артем сидел! По малолетке! Интересно, Полина знала, с кем связалась?» – промелькнуло в голове.