– Они сошлись?
– Нет, но мне кажется, что Лена на все была готова, лишь бы Артем к ней вернулся. Мне иногда даже страшно за нее становится.
– Да, история, – протянула я.
– Может, Ленка успокоится, когда узнает, что Артема больше нет? – вслух подумала Жанна.
– Вы мне ее адрес скажите, я зайду и скажу, что Артем погиб в аварии, – предложила я.
– Да? Пиши, улица Гоголя, дом пять, квартира восемь. Только ты как-то поделикатнее скажи, чтобы она руки на себя не наложила.
– А телефон?
– Домашнего у нее нет. Она ко мне от соседки обычно звонит. А мобильный есть, конечно, только я номер забыла. Мне самой мобильный телефон ни к чему, если тут связи нет.
Пообещав подготовить Лену перед тем, как рассказать о смерти бывшего возлюбленного, я простилась с Жанной.
Было искушение с вокзала тут же помчаться на улицу Гоголя. Остановило меня лишь то, что на часах было без пятнадцати шесть. В один час я бы не уложилась, а значит, Никита опять коротал бы вечер один. После двух дней разлуки это выглядело бы с моей стороны самым настоящим свинством.
Домой я поехала с твердым намерением навестить Лену завтра утром.
Глава 20
Утром следующего дня оказалось, что у Никиты нет первой пары. Он выключил будильник, не предупредив меня об этом, и мы безмятежно проспали до восьми утра. Собиралась я впопыхах. Никита недоумевал:
– Что за спешка? Тебе же на девять. Даже если опоздаешь на десять минут, голову тебе за это не снимут.
– Не снимут, – согласилась я, – но я дисциплинированный работник. Не люблю, когда опаздывают, и сама не опаздываю.
Раньше половины девятого из квартиры выйти не удалось, и все же я отправилась на улицу Гоголя. Чтобы меня не хватились на работе, с полдороги я позвонила Даше:
– Даша, если меня будут спрашивать, я в поликлинике. Дадут больничный – вернусь домой. Нет – приеду к вам.
– А как ты себя чувствуешь? – забеспокоилась Даша. – Вчера ты явно была не в себе. Такая румяная, возбужденная. Ты температуру мерила?
– Да-да, – ухватилась я за подсказку. – Меня немного лихорадило. Но сегодня я чувствую себя великолепно. Не хочется брать больничный, но провериться, наверное, стоит.
– Да-да, конечно. Если что, позвони.
Я отключилась, взглянула на часы и поняла, что если Лена работает, то шансов застать ее в это время дома крайне мало. Так и оказалось, минут пять я давила на звонок, но дверь мне никто не открыл. Чтобы получить хоть какую-то информацию, пришлось звонить соседям.
– Здравствуй, – поздоровалась я с мальчишкой, выглянувшим из-за двери соседской квартиры. – Не знаешь, соседка твоя дома?
– Если не открывает, значит, ее нет дома.
– Логично. А когда она дома бывает?
Мальчик мотнул головой.
– А взрослые есть дома?
– Нет. Все на работе, а я болею.
Разговаривать с мальчишкой было бесполезно. Я позвонила в соседнюю квартиру – безрезультатно.
«Придется сюда приехать вечером. Знать бы еще, когда Лена возвращается домой. Она может прийти и в шесть, и в семь, и в восемь. Мне неизвестно, где она работает, и как долго ей добираться с работы. Надо было об этом спросить у Жанны, но я не догадалась», – с этими мыслями я приехала в «Три самурая».
– Что сказал врач? – участливо поинтересовалась Даша.
– Ничего. Слегка горло красное, – ответила я, коснувшись ладонью горла.
– Зачем тогда пришла? – спросила Влада. – Говорят, сейчас ходит какой-то опасный вирус, который дает осложнения. Полежала бы дома, отдохнула.
– Скучно дома. Да и не такое горло у меня красное. Температуры нет. Врач больничный не выписал – посоветовал полоскания и теплое молоко с медом.
– Чай будешь? С ромашкой и душицей, – предложила Даша. – Я только что заварила.
От чая я не отказалась. Даша поставила передо мной чашку, но только я над ней склонилась, как снизу позвонил Тимур.
– Виктория, тут к вам пришли. Это по поводу Артема, вернее его вещей.
– Кто пришел, можешь сказать?
– Вы можете спуститься? – голос Тимура был растерянный, как будто он сам не понимал, что вокруг него происходит.
Я молча отставила чашку и вышла из кабинета. В холле на диване сидела женщина в добротном кожаном пальто, фасон которого вышел из моды лет десять назад. Тимур указал на меня взглядом, женщина повернула ко мне свое лицо. На вид ей было лет шестьдесят. Простое лицо, усталый взгляд, седые волосы, выбивающиеся из-под цветастого платка – ничего особенного. Таких женщин сотни на наших улицах.
– Это Виктория Викторовна. Она взяла на хранение вещи Артема, на тот случай, если объявятся родственники, – отрекомендовал меня Тимур.
– Значит, мне к вам.
– Да, у меня хранятся вещи Артема, но я могу их отдать только родственникам или близким Артему людям. Вы родственница Артема? – спросила я.
Скажи женщина, что она мать или бабушка, я, зная о сиротской юности Артема, не поверила бы ей и, скорей всего, прогнала бы.
– Вообще-то, нет, – не стала она врать.
– Тогда, простите, кем вы ему приходитесь? – нахмурилась я. – И как вы меня нашли?
– Нашла очень просто. Я пришла в ресторан «Фудзияма-холл». Меня направили вот к этому молодому человеку. Сказали, что он друг Артема. Ну а он…. Мы могли бы с вами поговорить? Наедине, – добавила она, косясь на Тимура.
– Пойду, покурю, – сказал он, вытаскивая из кармана пачку сигарет.
Я присела на диван рядом с женщиной. Потом решила, что разговаривать на проходе как-то неудобно и предложила перейти в зал ресторана. Женщина не отказалась.
Мы сели за дальний столик, я попросила официанта принести нам кофе.
– И так, кто вы? Вы ведь понимаете, я не могу отдать вещи Артема первой встречной? – доверительным голосом спросила я.
Разумеется, я имела в виду не столько джинсы и майки, сколько деньги – много денег и в иностранной валюте.
«Может, дамочка узнала каким-то образом о долларах, хранящихся в сумке, и теперь хитростью хочет выманить их у меня? Вынуждена ее разочаровать – я не столь наивна, какой могу казаться на первый взгляд», – думала я, пристально разглядывая незнакомку.
– Я не первая встречная. Меня зовут Валентиной Георгиевной. Я работаю у отца Артема экономкой много-много лет. Я предана своему хозяину до кончиков ногтей. Поверьте, Артем тоже мне дорог. Я его и жалела, и по мере своих возможностей опекала.
– Опекали? Что же вы не уберегли его от ошибок юности?
– Вы сейчас о колонии, в которую он попал по глупости?
– Да.
– Тогда я еще не знала об Артеме. Но я прекрасно помню тот вечер, когда мой хозяин признался мне в том, что у него есть сын – непутевый, но все равно любимый. Он пришел домой очень расстроенный, нервный и взвинченный до предела. Сначала я думала, что он просто устал. Ужин подала, коньячка плеснула в рюмку. После третьей рюмки он заплакал. Да-да, у него натурально полились из глаз слезы. «Георгиевна, я так виноват перед сыном, – разоткровенничался он. – Ведь знал, что этим все закончится, и так мало уделял ему внимания». Я стала его расспрашивать и узнала, что у него есть сын. Давно, почти восемнадцать лет назад он гостил у друга. Там была девушка, которая от него забеременела. Жениться на матери ребенка он не собирался – связь была случайная, – но от сына никогда не отказывался и деньги ей регулярно высылал. Даже пытался отобрать у нее ребенка, но не получилось: она поставила в свидетельстве о рождении сына в графе «отец» прочерк. Он настаивал на экспертизе, но без согласия матери эта процедура в те времена была невозможна, да и денег больших стоила.
– Странная женщина.
– В дурости вся ее странность! Она думала, что выйдет за моего хозяина замуж. Да разве ж на таких женятся? А мальчонку жалко. Ступил он на скользкую дорожку. Узнали мы, что Артема осудили, когда он уже в колонии сидел. Ничего тогда уже сделать нельзя было. С Артемом я познакомилась, когда ездила в колонию с передачами. Нормальный парень, хотя и с хитрецой. Конечно, мать его против отца страшно настроила. Обида парню душу жгла. Он даже не знал, что папа ему переводы слал и в гости звал. Всё от него скрывали. А деньги, наверное, пропивали.
– Да, но так случилось, что в пятнадцать лет у него мать умерла. И жил он один! Почему тогда его отец не нашел?
– Тогда не мог, – мгновенно парировала Валентина Георгиевна. – Фирма у него была на Дальнем востоке. Два года его здесь не было – во Владивостоке жил. А как сюда приехал, то сразу позвонил. А тут такое, – она схватилась за голову. – Ничего уже нельзя было исправить. Поезд, как говорится, ушел.
Мне трудно было поверить в двухлетнее отсутствие отца – скорей всего, Валентина Георгиевна чего-то не договаривала, – но переспрашивать я не стала.
– Если бы суда не было, можно было бы повлиять на следствие, нанять хорошего адвоката. Моему хозяину только свистни – лучшие сбегутся. Да и что такого особенного пацан сделал? Мальчишеское баловство! Сигарет захотел, а денег не было. За это сажать? За пачку сигарет и бутылку ситро? Вполне достаточно было по шее надавать и отпустить с миром.
И с этим трудно было согласиться, но я не стала перебивать Валентину Георгиевну, предоставляя ей возможность выговориться.
– К сожалению, Артем так и не простил отца. Он посчитал, что тот мог помочь избежать ему колонии. Но что делать, если так случилось? Отец ведь ничего не знал.
– А когда Артем вышел из колонии, отец пытался наладить с ним отношения?
– Мальчишеский максимализм! Артем даже денег не взял! Сказал, что сам заработает на безбедное существование. «Свои первые университеты я прошел, мне теперь бояться нечего», – вот так он сказал. Года полтора его в наших краях не было, а потом он вернулся. Естественно, капитала не нажил. В тюрьму не посадили – уже хорошо. К нам заявился с поезда – голодный, без денег. Отец предложил ему остаться, но Артем отказался, хотя деньги взял, перешагнув через свою гордость. Через день он уехал в свой поселок, бросив на прощание, что ему там лучше дышится. Отец, конечно же, обиделся. Изредка ему звонил, чтобы узнать, не вляпался ли он в очередную историю. Но нет, вроде бы остепенился, даже собир